– Нихуя, – весело отвечает он и вновь орёт на потных милиционеров в мегафон: «йул бушатин».

***

Сегодня старший брат, моего друга Атабека Газиева даёт в мою честь «Казан-кабоб». Искандер, а для всех близких просто Ися выдающаяся личность. Ися умеет жить красиво и имеет для этого все необходимые знания и средства. Он знает, где в Ташкенте пекут лучшую самсу³. Знает, в каких местах и чем именно кормят овец, мясо которых он выбирает для своих знаменитых блюд. Ися помнит наизусть расписание самолётов, прилетающих в Ташкент из Италии, на чьих бортах специально обученные люди везут ему Пармскую ветчину, Моцареллу с Бураттой, Fico d’India⁴ и тосканское Монте Бернарди, но только сухое красное. Ися умеет удивлять даже тех людей, кого удивить очень непросто. Он может пригласить многочисленную компанию, поесть горячих хот-догов, но что кушать они их будут на Joe Louis Arena⁵, где проходят домашние матчи Detroit Red Wings⁶, друзья узнаЮт лишь в аэропорту. Искандер – настоящий рантье – богатый, гостеприимный и очень добрый человек. Его отец занимал высокий пост в партийно-номенклатурной системе Узбекистана. Какой точно не скажу, да это и неважно. В те замечательные годы партийная мафия делала свои миллиарды на хлопке. Чиновники рапортовали в Москву о собранных 6 миллионах тоннах «белого золота», но это были лишь цифры на бумаге. Тем временем настоящим рыжим золотом в слитках пополнялись закрома их домов, а золотые украшения в виде изделий, царственно запечатлевались на запястьях жён и длинных шеях любовниц. Умер отец внезапно, и история эта была покрыта мраком, а теперь ещё и пылью. Те, кому суждено было знать – знают, для всех остальных эта тема заповедная. Для меня в том числе. Своим сыновьям – Искандеру и Атабеку этот почтенный муж оставил значительное состояние, с тем и почил в Бозе. Ися, будучи от рождения человеком смекалистым, увлекающимся и целеустремлённым, талантливо вложил деньги, оставшиеся от отца в несколько весьма доходных предприятий, и теперь наслаждался жизнью.

– Позавчера я вернулся из Осетии, – сообщает мне Ися между дел и глаза мои становятся квадратными. Мне казалось, что в Ташкент из Осетии могу вернуться только я. – Алания – лучшая команда российского чемпионата, а Касымов – лучший полузащитник.

Что до «Алании», то мне больше нравится Бахва Тедеев, но я не спорю. Мне плевать на российский и весь мировой футбол точно так же, как на весь футбольный бизнес. Ися готовит казан-кабоб, и я поглощён этим процессом, но отнюдь не потому, что голоден. И уж точно не потому, что хочу запомнить рецепт, так же как Ися запомнил расписание воздушных рейсов из Италии. Меня манит и чарует атмосфера этой кухни на свежем воздухе. Его разделочные доски и ножи всех видов и размеров. Приправы и тщательно подобранные ингредиенты. Бутылки, склянки, каменные ступы, прихваты, чугунные конусы, заменяющие крышки на полукруглых саджах – всё это вызывает во мне неописуемый восторг. Ися готовит, словно пишет картину маслом. Это не может, а должно вызвать восхищение у любого ценителя прекрасного. Поэтому приглашаю всех.

У него два вида и одновременно два сорта картофеля. Клубни того, что был выращен и собран минувшей осенью – крупные. Клубни поменьше – это молодой картофель. Сегодняшним утром, он лежал в земле и не предполагал, что станет составной частью кулинарной задумки Искандера Великолепного. Превосходный, чугунный, круглодонный казан на 50 литров стоит в полной готовности пока холодный. Острым, как лезвие Чустовским⁷ кованным ножом, Ися нарезает длинные, сантиметров по 15 полоски бараньего курдюка.

Я слышу, как кто-то, вот прямо сейчас произносит в мой адрес обидное слово «врун», но меня это не оскорбляет. Вы видели карабахских овец? А точнее, её разновидность, так называемого Карадалехского отродья? Есть особи, которые не могут самостоятельно передвигаться на ногах из-за огромного жирового отложения в хвостовой части.

– Курдюк этого барашки весил 23 килограмма, – хвастается Ися. – Хозяин сделал ему четырёхколёсную тачку и приделал к жопе, чтобы тот мог хоть как-то ходить.

Руки этого кудесника похожи на две внушительные кувалды, но только тогда, когда он не готовит. Теперь же эти руки заместителя Аллаха по поваренному искусству вытворяют настоящие чудеса. На дно своего безупречного и безразмерного казана он укладывает здоровенный корнеплод и обкладывает его со всех сторон полосками белого как снег бараньего курдюка, который бывший баран катал за собой, как куклу в люльке. Затем рядом оказывается ещё одна картофелина, тоже завёрнутая в курдюк, как в саван. Это продолжается, пока всё дно и до половины стены казана не покрываются подобным архитектурным приёмом. Теперь немного соли и немножко сухих специй. Никакого перца. Сверху картофельно-курдючной мозаики, Ися выкладывает сорт молодого, недавно созревшего картофеля. И только после всего, сверху ложатся куски отборной баранины обильно сдобренной солью, чёрным перцем, шафраном, душистым перцем и сушёным базиликом.

– Ас-саляму алейкум, Заур-ака, – произнёс какой-то тип в строгом, дешёвом костюме-двойке серого цвета приложив левую руку к сердцу и изобразив на лице подобострастную мину. Мне он почему-то сразу не понравился, при этом навеяв не до конца понятные и смутные воспоминания.

– Маленька ссала, очень маленька, – передразнил его Ися.

Я был сдержанней и ответил незнакомцу, как и подобает в подобных случаях:

– Ва-аляйкуму с-салям, – и тут же лицо его показалось мне знакомым, но воспоминания по-прежнему остались неприятными.

Почему он в костюме подумал я. Его вид резко контрастировал с той пропитанной негой атмосферой, где большинство из нас бродило в шортах и футболках, а все остальные просто валялись в плавках на айване устланном коврами и шелковыми курпачами⁸ с подушками. Парень ещё немного потоптался возле нас, пытаясь услужить Исе, не сводя с меня своего неприятного и подобострастного взгляда. Я оглядываюсь назад и вижу Боса сидящего на айване со стаканом виски и кивающего мне.

– Узнал? – спрашивает он.

В этот момент я, наконец, понимаю, что передо мной наш бывший однокурсник и одновременно бывший староста курса. Мы никогда не дружили. Он иногда таскал за Атабеком сумку, бегал за минералкой. Был добросовестным шнырём⁹, но из вежливости его так никто не называл. Понятное дело, из вежливости к Атабеку. Поэтому видеть его в этой компании было для меня непривычно. Мало того, однажды у меня с ним случился конфликт. Он схитрил с моей стипендией, присвоив деньги за три месяца, неуклюже подделав подпись. Когда я категорически не согласился с такими обстоятельствами, он затеял со мной драку, понадеявшись на свои внушительные габариты и на то, что посещал секцию бокса. Я же выросший на «Заре» во Владикавказе, оттачивал свои боевые навыки под руководством братьев Гасановых¹⁰ ещё в то время, когда об ММА¹¹ никто не помышлял.

– Щепотку зиры. Зира прекрасна сама по себе, но не всегда в ней есть необходимость. У неё резкий пряный аромат, а потому для нашего весеннего блюда нам подойдёт самая малость. Мы только намекнём. – Ися художник.

Одним словом, староста был жестоко избит и деньги выплатил. Позже мы даже дружелюбно улыбались друг другу, но рук не пожимали. Прошли не более двадцати секунд, и я вдруг по непонятным причинам стал рад, что встретил этого человека в дурацком костюме.

– Ты? – воскликнул я, словно это был не хитрожопый староста курса, а, по меньшей мере Тимур Бекмамбетов¹².

Я кидаюсь к нему и начинаю обнимать, но Даврон – так его звали, по-особому неуклюже отклоняется от моих братских проявлений симпатии и виновато, что-то бормочет себе под нос. Атабек наблюдая за всем со стороны кратко произносит: «оставь» и не я, а именно Даврон поспешно оставляет нас с Исей и ретируется. Под казаном в этот момент начинается настоящий пожар. Ничего толком не поняв в поведении бывшего старосты, я спрашиваю Искандера.