Винсент покупал у них и переправлял далее в Европу, продавая сырьё на Роттердамской бирже под видом турецкой. Об этом знали многие: и в ЦРУ, и в европейских спецслужбах, не говоря уж о турецких, и всех это устраивало. Но не устроило конкурентов из BritishDutchShell, которые и заказали Винсента. Ему просто повезло в тот раз. Он встретил Густава среди развалин старого города.

– В мире вообще много странного. – Густав говорил это с каким-то опытным интересом как говорят обычно заумные учёные-биологи о каких-нибудь новых видах животных. – Одна часть планеты, например, вечно пытается спасать животных. Причём если сначала всё началось с редких видов, то сейчас кто-то пытается спасти вообще всех животных, даже, например, тех волков, которых вырастили в неволе, чтобы потом сделать из них шубу… А как-то я был в Непале. Так там есть праздник, когда сотни животных: овец, коз, – режут в качестве жертвоприношения. Массово. Это же даже не десятки. Это сотни. И на просто так. Не на какие-нибудь шкуры или мясо. А просто так. Как традиция… – глаза Густава были совершенно спокойны – с таким же выражением он мог рассказывать и про детские праздники на Новый Год, и про установку буровых платформ в океане, и про нацистские концлагеря – просто как подача информации, а дальше можно было смотреть на реакцию собеседника: пока сидишь сам без эмоций – ты открыт; стоит собеседнику что-то почувствовать, и почувствуешь это сразу сам. Так можно было понимать других, так было проще ими манипулировать.

      В этот момент Винсенту позвонили. Ему действительно было пора. Сегодня вечером ему вылетать в Стамбул на встречу. Стоило поторговаться о будущем, а для этого сойдёт только свежая голова.

      «По пьяни опять?» – Густаву было не то что важно, а, скорее, интересно, сколько можно кататься в нетрезвом состоянии по кракожинским дорогам на дорогой машине.

      «Судьба помогает храбрым» – Испанец сказал это, глядя вдаль. И было видно, что для него это не просто слова, и не самоуверенность. Для него это порядок действий в жизни. «Латинская поговорка», – добавил он. – «Римляне уж знали как выигрывать». Спустя пару минут, Винсент уже вышел из дома, направляясь к своему Крайслеру 300С.

      В комнате стало чуть темновато. Но чуть. В голове витало много мыслей. Густав включил ноут и зашёл в Фейсбук – сообщений было под 300 штук, но стоило открыть их, и оказалось, что почти все писала одна Оксана, всё утро.

      Сейчас она была уже не онлайн и, наверно, вырубилась от выпитого, но до того момента, как это случилось её прорвало как венецианскую канализацию. Она истерила, оскорбляла, извинялась, оправдывалась, признавалась в любви и говорила, что других таких как он в её жизни не может быть. Ей было и стыдно, и страшно. И раздирало от ответного молчания. И легко и тяжело писать это. И хотелось, и не хотелось услышать ответ. «Так ты меня любишь или нет Я СПАРШИВАЮ??????!!!!» последнее её сообщение.

      Густав ничего не написал в ответ. Она же ещё недостаточно помучилась. Пусть верит в надежду. Люди же так любят эту поговорку «Надежда умирает последней». Видимо, все так любят то ли умирать, то ли проигрывать, а, может, разочаровываться.

      Пусть ждёт. Сначала это будет приятное ожидание, потом оно станет сносным, затем трудным и, наконец, невыносимым. «Почему он молчит? Куда он вообще делся??? Он что, специально???» – вот какие вопросы её ждут. И дальше она будет придумывать что угодно, лишь бы не считать, что он, действительно специально. Ведь он написал, что любит. Ведь это, наверно, так сложно написать. Ведь врать же нельзя, наверно, в таких случаях. Ведь он же видит её состояние.

      «Глупые люди», – в сотый или тысячный раз в своей жизни подумал Густав. – «Тысячи лет доказывают друг другу, что надо смотреть на поступки, и все дружно продолжают смотреть на слова».

      Через пару часов, разумеется, Оксана позвонила. Послушав несколько гудков, чтобы дать ей больше почвы для сомнений, Густав поднял трубку: «Да».

      Тишина. Сначала тишина. Почти всегда. Тишина ведь всегда впереди поступков.

      «Гус», – голос девушки и выражал всё, и ничего не выражал. Полон пустотой. Той пустотой, что кормит безысходность. Перед тем, как звонить, она долго думала, над тем, как рассказывала всем о своей чистоте и принципиальности с клиентами, не смешивая личную жизнь с общественной. И при этом врала. Врала также всем. Она спала практически со всеми мужчинами, кто заключил через неё сделку по недвижимости. У неё даже укоренилась сама фраза в душе «сделка через неё». Она верила, что в один прекрасный момент просто встретит своего человека и скажет громкое «нет» такому отношению и в один в миг забудет обо всём этом. Но это время всё не наставало. А такие сделки с мужчинами давно стали данностью. И, когда вчера наступил момент выбора, она подумала, что это «всего лишь ещё один раз, который ничего не меняет». Ведь Пабло тоже покупал квартиру через неё.

      «Да» – Густав держал паузу. Как всегда. Человек сам себе лучший палач.

      «Я звонила утром… Ты читал мои сообщения?»

      «Сообщения? Нет. Я проснулся недавно. А что, там что-то срочное?»

      Тишина. Снова тишина. А всё по той причине, что ответ не тот, что ждали. Ни упрёков, ни нравоучений, ни болтовни попусту, а лишь безразличие, тянущееся как слоистые облака по небосклону.

– Густав, я не хотела… Я была пьяна. Я даже не всё помню… Или даже я почти ничего не помню.

– А что надо помнить? Всё просто как есть.

– Не говори так. Прости. Я…

– За что прости? Тебе не за что извиняться. Так же как и обиды никакой быть не может.

– Так… Так ты не обижаешься на меня?

– Нет. Конечно, не обижаюсь.

      Она вздохнула. Она знала. Есть мужчины. Настоящие мужчины, которые умеют понимать. Умеют держать удар. И делают это с честью. О таких говорят, что они сделаны из стали. И он именно такой. И он. Именно с ней.

      Она ещё раз вздохнула, желая ещё раз ощутить то облегчение, которое было только что, когда эта груда камней, эта раскалённая масса железа свалилась прочь с её плеч. Теперь легко. Теперь можно жить дальше. И теперь она будет с ним. Только с ним. Всегда.

– Я… Так рада… Ты даже не представляешь, какой груз сейчас с меня свалился… Так я приеду к тебе сейчас?

– Не стоит.

– Хорошо. Ты прав. Мне стоит прийти в себя. – она ещё раз вздохнула, на этот раз улыбаясь, и чтоб было слышно в трубке. – Тогда лучше завтра?

– Нет. Тебе не стоит сюда приезжать.

      Маленькие сомнения. Как лёгкое дуновение ветра. Как будто слегка потемнело, а начинаешь думать, что лишь моргнул.

– Не к тебе?… Почему, Гус?

– Оксан.

– Да, милый.

– Кому нужна шлюха?

      Что-то прогремело у неё в ушах. Или, может быть, не в ушах. Где-то внутри. В глазах стало темно, и наступило ощущение, что она забыла как дышать. Как дышать тем воздухом, что её окружает. Она пыталась прокашляться, продавить что-то мешающее ей в горле и спросить «почему?», «зачем?», «как мне исправить?». Она пыталась это сказать, когда в трубке уже звучали короткие гудки, когда её солёные слёзы вперемежку с тушью катились по щекам мимо дрожащих губ. Она пыталась поверить, что не она такая, а так получилось. Она пыталась вспомнить, что всё было по-другому. Она пыталась и пыталась, не понимая, что рвёт своими ногтями своё же собственное глупое сердце…

      Двигаясь медленными уверенными шагами к машине, Винсент слушал лишь цокот своих каблуков. Особенно приятно было их слушать после таких разговоров. Он ощущал себя победителем. Тем человеком, кто сам выбирает свой путь, свою сущность… И даже свою смерть. Ей он отвечал «В другой день…» Ему вспоминалась одна фраза из известной саги, где персонажи говорили смерти: «Не сегодня», но она понравилась ему не до конца. Именно так думает большинство людей. Они отнекиваются, отворачиваются, стремятся избежать – это не дорога победителя. А значит, я не откладываю, как призывник, ненужный момент, а назначаю его сам: «В другой день!»