Пока он все это делает, особенно когда вставляет пулю, он смотрит на меня так, словно ожидает, что я приду и одобрительно похлопаю его по плечу. Когда они ушли, третий путешественник, который останется на ночь, встает рядом со мной и, указывая на свой внушительный арсенал, также объявляет себя моим братом. Таким образом, я неожиданно обретаю сразу двух братьев за этот короткий вечер. Сельские жители разбредаются по своим домам. Мне предоставлены стеганые одеяла, а призрачный свет поддерживается с помощью чашки жира и свернутой тряпки.
В одном углу комнаты находится пузатый юноша десяти или двенадцати лет, которого я заметил вечером, потому что он был совершенно без одежды, чтобы хоть немного покрыть его наготу. Он частично сунул себя в длинную, грубую сумку, и лежит, свернувшись калачиком в этом нелепом положении, вероятно, представляя себя в довольно удобных помещениях. «О, несчастная молодежь». Я мысленно восклицаю: «Что ты будешь делать, когда эту сумку у тебя заберут?» и вскоре после этого я засыпаю в счастливом сознании совершенной безопасности под защитной тенью брата номер два и его грозным древнем оружием.
Десять миль по хорошо проходимой дороге от Хуссубегхана, и я снова спускаюсь в долину западной развилки Евфрата, пересекая реку по древнему каменному мосту.
Я ушел из Хуссубегхана без завтрака, предпочитая сделать привычный ранний старт и довериться удаче. Я начал уже сомневаться в правильности того, что сделал так, и обнаруживаю, что бросаю невольные взгляды на лагерь курдов, который виден в нескольких милях к северу от моего маршрута, когда, обойдя горную отрог и вступая в долину, я увидел минарет Мамахатун на некотором расстоянии впереди. Минарет, находящийся поблизости, - это верный признак города, достаточно важного для поддержки общественной ханы, где, можно получить еду, если не очень изысканную, но, по крайней мере, существенную. Я получаю приемлемый завтрак из вареного бараньего мяса, убивая двух зайцев одним выстрелом: удовлетворив мой собственный аппетит, и в то же время предоставив первоклассное развлечение хане, полной удивленными людьми, наблюдающими, как я ем ножом и вилкой, а не своими пальцами. Здесь, как и в Хуссубегхане, есть великолепный, большой караван-сарай. Построен он здесь в основном из обтесанного камня и почти такой же массивный, как крепости. Это высокогорный регион, зима здесь бурная и суровая, и эти обширные и существенные постройки абсолютно необходимы для безопасности караванов Эрзинджана и Требизонда во время зимы. Местность теперь продолжается холмистая, но не горная. Дорога, как правило, слишком тяжелая, с песком и пылью, взбитыми многочисленными караванами из Эрзинджана, чтобы ехать там, где уклон неблагоприятен. Но большая хорошая поверхность для катания встречается на длинных, пологих спусках и сравнительно ровных участках. В полдень я встречаю компанию из трех прекрасно вооруженных конных черкесов. Они теряют дар речи от удивления до тех пор, пока я не выехал за их поля зрения. Затем они решили между собой, что нужно расследовать это дело, и они поскакали вслед за мной, а, догнав, их представитель серьезно извлекает из себя резкое односложное слово «Рус?», «Ингилис», - отвечаю я, и они возвращаются к своему маршруту, не допрашивая меня дальше. Позже в тот же день холмистая местность превращается в гористую, где тропа пересекает многочисленные глубокие ущелья, края которых почти перпендикулярны. Между оврагами катание часто бывает превосходным, покрытие из мягкого сланца, который плотно и гладко укладывается под ногами животных.
На дне этих расщелин текут восхитительно прохладные ручьи. На одном перекрестке я нахожу старика, моющего ноги и печально разглядывающего различные дыры в нижней части его сандалий. День жаркий, и я также останавливаюсь на несколько минут, чтобы охладить педали в кристальной воде. С такой детской простотой, которую я так часто упоминал, и с которой нигде не сталкиваешься, кроме как у азиатского турка, старик вежливо просит меня обменять мои сравнительно крепкие мокасины на его изношенные сандалии, в то же время с сожалением указывая на обветшалое состояние из последних. Он выглядит так удрученно, как будто это была единственная пара сандалий в мире.
Сегодня днем я еду по той же дороге, где банда Махмуда Али ограбила большую группу армянских крестьян, которые были на юге, чтобы помочь собрать урожай пшеницы, и возвращались домой с деньгами, заработанными за лето. Это произошло за несколько дней до моего приезда, и, несмотря на известное изречение о том, что молния никогда не попадает дважды в одно и то же место, едва ли можно так не поддаваться впечатлению, чтобы не оказаться невольно оглядывающим свое окружение, наполовину ожидая нападения.
Однако ничего удивительного не происходит, и в пять часов я прихожу в деревню, окутанную облаками пшеничной шелухи. Вечер свеж и веяние зерна идет полным ходом сразу на нескольких гумнах.
После надлежащего bin, я попал под защитное крыло известного сельского жителя, который ходил со своей рукой на перевязи. Причина чего - раздавленный палец. Он разумный, интеллигентный парень и принимает мой ответ, что я не hakim по разбитым пальцам со всей разумностью. Он дает солидный ужин с хлебом и скисшим молоком, а затем помещает меня в небольшую, без окон, не вентилируемую квартиру, примыкающую к коровнику, дает мне стеганые одеяла, зажигает примитивную жировую лампу и удаляется. Вечером все женское население посещает мои слабо освещенные апартаменты, чтобы удовлетворить свое женское любопытство, робко посмотрев на странного гостя соседки и его чудесную арбу. Они думают, что я сплю, и на цыпочках пробираются через комнату, вытягивая шеи, чтобы разглядеть хоть что-то в полумраке.
Час езды от этой деревни снова приводит меня в долину Западного Евфрата. Там, где я вхожу в долину, река течет по широкому каменистому руслу и течение разливается на несколько сравнительно небольших ручьев. Здесь, конечно, нет моста, и в холодное, почти морозное утро я должен раздеться, перевезти одежду и велосипед через несколько потоков. Перейдя через дорогу, я нахожусь на великом маршруте Требизон и персидском караванном пути, и через несколько минут я завтракаю в деревне в тридцати пяти милях от Эрзерума, где я не без особого удовлетворения узнаю, что мой маршрут далее пройдет вдоль долины Евфрата, по хорошей колесной дороге, все расстояние до города. Недалеко от деревни Евфрат пересекается по новому каменному мосту. Сразу за мостом находится лагерь дорожных рабочих, которые завершают последние штрихи в строительстве моста.
Когда я подхожу, человек выходит из одной из палаток и начинает говорить по-французски. Лицо и голос указывают на женщину, но костюм состоит из ботинок, плотно облегающих брюк из ткани, обычной куртки пилота и фески. Однако, несмотря на мужскую одежду, оказывается, что это не только женщина, но и парижанка, лучшая половина дорожного инженера Эрзерума, француза, который теперь появляется на сцене. Они оба удивлены и рады видеть «velocipede», напоминание о своей далекой Франции, на пути персидского каравана, и они просят меня остаться и отведать кофе.
Теперь я сталкиваюсь с первыми действительно великими караванами на верблюдах, направляющимися в Персию с чаем и сахаром и общеевропейскими товарами. Все они разбили лагерь на целый день вдоль дороги, и верблюды разбрелись по соседним холмам в поисках гигантских чертополохов и другой диковинной растительности, к которой терпеливый корабль пустыни питает пристрастие. Караваны верблюдов путешествуют исключительно ночью в течение лета. Вопреки тому, что, как мне кажется, является распространенным мнением на Западе, они могут терпеть любое количество холодной погоды, но довольно отягощены жарой. Тем не менее, это может характеризовать не все породы верблюдов, как и разные породы других домашних животных. Летом, когда верблюдам возможно найти средства к существованию вдоль дороги, большой караван путешествует, но не более восьми миль в день, оставшуюся часть времени занимает заполнение его вместительного сосуда расторопшей и верблюжьей колючкой. Это происходит из-за нехватки хорошего выпаса вдоль пути, по сравнению с количеством верблюдов и вытекающей из этого необходимостью блуждать повсюду в поисках пастбища, а не из-за способности верблюда много поглощать, поскольку он является сравнительно воздержанным животным. Зимой они питаются шариками ячменной муки, называемой nawalla/ На этой пище они держатся толстыми и сильными и преодолевают расстояние в три раза больше. Средняя нагрузка взрослого верблюда составляет около семисот фунтов.
