Руины большого каменного здания занимают всю центральную часть места. Массивные ворота из обтесанного камня, украшенные долотом скульптора, стоят до сих пор . Красноречивые памятники более процветающей эпохи. Беспристрастные потомки людей, которые построили это существенное и просторное убежище для проезжающих мимо караванов и путешественников, теперь довольствуются размещением себя и своих семей в полуразрушенных хижинах и бесцельно и бесцеремонно дрейфуют вместе с негодной едой и худшей одеждой из колыбели в могилу. Люди Кештобека, кажется, в основном заинтересованы в том, чтобы узнать, почему я путешествую без какого-либо сопровождающего. Незнакомец, путешествующий по этим лесистым горам без охраны и проводника и не имеющий возможности общаться с местными жителями, кажется почти вне их веры. Когда они спрашивают меня, почему у меня нет zaptieh, я говорю им, что у меня есть один, и показываю им «Смит и Вессон». Похоже, они расценивают это как очень остроумное замечание и говорят друг другу: «Он прав: английский эффенди и американский револьвер не нуждаются в zapliehs, чтобы заботиться о них, они вполне способны заботиться о себе».
Из Кештобека моя дорога ведет вниз по еще одной маленькой долине, и вскоре я оказываюсь в ангорском вилайете, катась довольно живо на восток по самой превосходной дороге. Не по тропе мула, как часа назад, а широкая, хорошо спланированная дорога, такая же хорошая, чистая дорога в Налихан, как дороги любого штата Новой Англии. Этот внезапный переход естественно весьма полезен для меня, и в результате расследования, проведенного в Налихане, выясняется, что моё, как я предположил шоссе - это не что иное, как полотно предлагаемой железной дороги, предварительное строительство которой было завершено между Кештобеком и Ангора некоторое время назад.
Эта долина кажется воротами в страну, совершенно отличную от той, которую я до сих пор проходил. В отличие от увенчанных лесом гор и кустарниковых холмов этого утра, горы, возвышающиеся со всех сторон, теперь совершенно лишены растительности; но они ни в коей мере не менее живописны, поскольку у них есть свои особые черты красоты. В их состав входят различные цветные камни и глины. их гигантские бока фантастически покрыты полосами и сшиты синим, желтым, зеленым и красным. Эти пестрые массы, охватывающие по одному кругу с каждой стороны, являются великолепным зрелищем - они интереснее, внушительнее, грандиознее и внушительнее, чем колючие вершины Коджаэли. Многие из этих гор несут свидетельства минералообразования, и где-нибудь на Западе было бы местом напряженной производственной эксплуатации. В Константинополе я слышал, как английский минералист, который прожил много лет в стране, выразил убеждение, что в этих холмах Малой Азии похоронено больше минералов, чем в соответствующем районе в любой другой части мира. Что он знал людей, которые в течение многих лет следили за некоторыми местами необычного обещания, терпеливо ожидая, когда преимущества разработки полезных ископаемых рассветят вялый ум государственных деятелей Османской империи. В настоящее время бесполезно пытаться искать, потому что нет никакой гарантии безопасности. Как только что-нибудь ценное обнаружится, как искатель обременен имперскими налогами, местными налогами, бэкшиш и всевозможные требования к его ресурсам, часто заканчивающиеся тем, что все хладнокровно конфисковано правительством; которая, как собака в кормушке, ничего с ней не сделает, и совершенно довольна и апатична до тех пор, пока никто больше не пожинает от этого никакой пользы. Общая пригодность этого «chemin de fer» (железная дорога, фр.), как его учили местные жители, оказывается не без определенных недостатков, так как днем я невольно умудряюсь нанести значительный вред. Внезапно встречая двух всадников, когда качусь в умеренном темпе вдоль изгиба дороги, лошадь одного ожесточенно возражает против моего появление, и, несмотря на превосходное мастерство его наездника, отступает в небольшой овраг, и лошадь, и наездник оказываются в воде на дне. К счастью, ни человек, ни лошадь не получили более серьезных повреждений, чем несколько царапин и ушибов, хотя это могло легко привести к переломам костей. Вскоре после этого дела другой наездник осла "встает на пятки" (американская идиома, обозначает - удирать) или, вернее, на пятки своего осла прямиком, и его длинноногий и крепкий скакун бесславно падает на землю. но я совершенно уверен, что в этом случае ущерб не будет нанесен, поскольку и «боевой конь», и наездник мгновенно встают на ноги. Смелый мастер прыжков с препятствиями дико и опасливо смотрит на меня, но, заметив, что я не преследую его, до него доходит мысль, что я, возможно, все-таки человек, после чего он воздерживается от дальнейших прыжков.
Двигаясь по пологому склону широкой, ровной дороги, которая почти заслуживает звания бульвара, ведущей через виноградники и сады окрестностей Налихана в довольно энергичном темпе, я вспугнул четырех милашек, облаченных в белые покровы, которые, в тот момент, когда я наблюдают за странным видением, приближаясь к ним с такой злобной скоростью, несутся через соседний виноградник, как одержимые. Быстрота их движений, несмотря на сопротивление их струящихся покровов , легко наводит на мысль, что этими милашками кто-то гонется, однако, по правде они милые или нет? Я не узнаю, конечно, ибо их чадры не раскрываются. Но в обмен на сияющую улыбку, вызванную их забавным поспешным бегством, как чистая и простая взаимность, я предпочту разрешить эти свои сомнения в их пользу.
Вечер в Налихане - сравнительно счастливый случай. Это пятница, мусульманский день отдохновения. Все кажутся довольно хорошо одетыми для турецкого внутреннего города. И, что важнее всего, есть хорошая, ровная дорога, чтобы удовлетворить любопытство народа. т этого последнего факта зависит вся разница между приятным и неприятным временем, и в Налихане все проходит приятно для всех заинтересованных сторон. Помимо новизны моего транспорта, немногие европейцы когда-либо посещали эти внутренние места в таких же условиях, что и я. Как правило, они заранее снабжали себя рекомендательными письмами к пашам и мудирам деревень, которые принимали их как своих гостей во время их пребывания. Напротив, я счел целесообразным не предоставлять себе ни одного из этих сглаживающих путь посланий и, вследствие своих языковых недостатков, сразу же по прибытии в город я должен был как бы отдаться разуму и доброй воле простых людей. К их чести, хочу сказать, я всегда могу рассчитывать на то, что они не испытывают в этом недостатка, по крайней мере, в последней квалификации. Маленькая хана, в которой я останавливаюсь, конечно же, осаждена обычной толпой. Это счастливые, довольные люди, стремящиеся понять меня как можно лучше, ибо они не были свидетелями моего изумительного представления о езде на арабе, похожей на прекрасную паутину, более прекрасная, чем любая makina, которую они когда-либо видели, и которая меняет все их прежние представления о равновесии.
Разве я не доказал, насколько я их ценю, катаясь снова и снова для вновь прибывших партий, пока все население не увидит представление. И это не хобби, я пытаюсь быть ближе к людям, вместо того, чтобы быть исключительным и идти прямо к паши, закрыться и не позволить никому, кроме нескольких привилегированных людей, вторгаться в мою личную жизнь. Все это вызывает лучшие грани характера творческих турок, и ни минуты в течение всего вечера я не чувствовал, что не осознаю, что они все это ценят. Обильный ужин из яичницы-болтуньи, обжаренной на масле, а затем мулазим зептихов берет меня под свою особую защиту и показывает окрестности города. Он показывает мне, где всего несколько дней назад базар Налихана со всеми его разнообразными товарами был уничтожен огнем, и указывает на временные прилавки среди черных руин, которые были установлены пашей для бедных торговцев, которые с тяжелым сердцем и печальным выражением на лицах пытаются восстановить свои разрушенные состояния. Он обращает мое внимание на двухэтажные деревянные дома и другие скромные сооружения, которые, по его простоте его азиатской души, он представляет объектами интереса. А затем он ведет меня в свою управу и приглашает выпить кофе, чтобы буквально сделать меня своим гостем. Здесь, в своем кабинете, он привлекает мое внимание к цветной гравюре, висящей на стене, которая, по его словам, прибыла из Стамбула - Стамбула, где , как с любовью воображает азиатский турок, происходят все удивительные вещи. Эта гравюра, безусловно, замечательная вещь в своем роде. На ней изображен английский солдат в экспедиции в Судан, стоящий на коленях за укрытием мертвого верблюда, и с револьвером в каждой руке, сдерживающим толпу арабских копейщиков. Солдат получил тяжелые ранения, но с помощью дымящих револьверов и очевидной решимости сопротивляться до конца, он остановил и до сих пор сдерживает наступление что-то около десяти тысяч арабских солдат. Неудивительно, что жители Кештобека считали, что англичанин и револьвер вполне безопасны для путешествий без зептих некоторые из них, вероятно, были в Налихане и видели ту же самую гравюру.
