Вид с крепостных валов Белградской крепости представляет собой великолепную панораму, простирающуюся над широкой долиной Дуная, - которая здесь вьется, словно пытаясь беспристрастно разлить свою благосклонность на Венгрию, Славонию, Сербию и на Сава.
Сербские солдаты разбивают лагеря из маленьких палаток в различных частях территории крепости и в ее окрестностях, или сидят развалившись в тени нескольких невзрачных деревьев, потому что сегодня солнечно и жарко. Мне говорят, что с населением не более полутора миллионов человек Сербия поддерживает постоянную армию в сто тысяч человек, и, когда требуется, каждый человек в Сербии становится солдатом.
Когда кто-то сходит с парома и смотрит на город, ему не нужен переводчик, чтобы понять, что он покинул Запад по другую сторону от Сава, и наблюдательному незнакомцу улицы Белграда показывают много нового и интересного в видах в образах причудливых костюмов и многие признаки восточной жизни здесь встречаются впервые. Во второй половине дня мы посетим национальный музей старинных монет, оружия и османских и сербских древностей.
Вечером в клубе проводится банкет в винном ресторане, где группа музыкантов исполняет национальную музыку на сербском языке, а на ночь нам предоставили королевские покои в гостеприимном особняке отца г-на Терзибачича, который является купцом, принцем Сербии и поставщиком королевского двора. Утром в среду мы совершаем совместную прогулку по городу, помимо посещения штаб-квартиры клуба, где обнаруживаем, что для получения наших автографов был куплен красивый новый альбом. У велосипедистов Белграда на велосипедах написаны имена, как на пароходах или яхтах написано: «Фея» «Удача» и «Королева Сербии», как будто они живые существа. Велосипедисты здесь - сыновья ведущих граждан и бизнесменов Белграда, и, хотя они одеваются и ведут себя, как настоящие джентльмены, воображение обнаруживает определенное дикое выражение глаз, как будто до них еще не дошла цивилизация. На самом деле, это своеобразное выражение более заметно в Белграде и, по-видимому, здесь более распространено, чем в любом другом месте, которое я посетил в Европе. Я полагаю, что это особенность, которая стала наследственной у здешних горожан, ведь их город так часто и так долго был театром неопределенной судьбы и сбивающих с толку политических беспорядков. Это напуганное выражение людей осознающих постоянное отсутствие безопасности. Но они - сердечные, импульсивные люди, и, когда, осматривая музей, мы сталкиваемся с представителем Ее Британского Величества в Сербском суде, который делает то же самое, один из них без колебаний подходит к этому джентльмену, жмет руку, и, со значительным энтузиазмом, объявляет, что с ними его соотечественник, который едет по всему миру на велосипеде.
Однако, этот хладнокровный и достойный джентльмен не настолько демонстративен в своих признаниях, как они, несомненно, ожидали. Поэтому они кажутся весьма недоумевающими и озадаченными.
Три экипажа с велосипедистами и их друзьями сопровождают нас дюжину километров до придорожной механы (восточное название для отелей, придорожных гостиниц и т. д.); Доучан Поповиц и Уго Тичи, капитан клуба, поедут со мной сорок пять километров в Семендрию, а в 4 часа мы сядем на велосипеды и уедем на юг Сербии. Прибывая в механу, приносят вино, а затем два сопровождающих меня серба и возвращающиеся целуют друг друга, следуя манере и обычаю своей страны, затем общее рукопожатие и хорошие пожелания всем вокруг, и экипажи поворачивают к Белграду, в то время как мы, велосипедисты, поочередно едем и едем по грязной, так как с полудня шел дождь и по горной дороге до 7:30, когда родственники Душана Поповица, в деревне Гроцка, были так любезны, что предложи нам гостеприимство в их доме до утра, которое мы принимаем. Собираясь расстаться в механе, неувядающий Игали разматывает вокруг своей талии свой длинный синий пояс, наличие и расположение которого было знакомой особенностью событий прошлой недели, и представляет его мне как память о себе, вежливость, которую я возвращаю, подарив ему несколько византийских монет, подаренных мне белградским антикваром, как упоминалось выше. За Семендрией, где капитан отправляется в обратный путь, мы покидаем Дунай, которым я следовал в общих чертах более двух недель, и свернул на юг вверх по меньшей, но не менее красивой долине реки Моравы, где мы испытываем глубокое удовлетворение от нахождения сухих и качественных дорог, позволяющий нам, несмотря на жару, катиться шестнадцать километров без остановок до деревни, где мы останавливаемся на обед и обычной трехчасовой полуденной сиесты. Видя, как я записываю свои заметки коротким кусочком свинцового карандаша, владелец механы в Семендрии, где мы выпили с капитаном прощальный бокал вина, и который восхищается Америкой и американцами, на минутку выходит и возвращается с телескопическим пеналом, прикрепленным к шелковому шнуру сербских национальных цветов, который он вешает мне на шею, с просьбой носить его по всему миру, и, когда я заершу своё путешествие, иногда думать о Сербии.
С небесно-голубым поясом Игали, окружающим мою талию, и сербскими национальными цветами, нежно обволакивающими мою шею, я начинаю чувствовать геральдический трепет, расползающийся по мне, и на самом деле удивляюсь себе, бросая задумчивые взгляды на огромный старомодный кавалерийский пистолет, заткнутый в такой же раскошный пояс, что теперь и мой револьвер. К тому же я действительно думаю, что пара сербских мокасин была бы не самой плохой обувью для езды на велосипеде. По всей Моравской долине дороги продолжаются намного лучше, чем я ожидал найти в Сербии, и мы весело катимся по ним, горы Ресара покрыты темными сосновыми лесами, огибающими долину справа, иногда поднимаемся в подъемы довольно приличных размеров. Солнце опускается за спадающие холмы, наступает закат и, наконец, темнота, за исключением слабого света исходящего от молодой луной, а наш пункт назначения все еще находится в нескольких километрах впереди.Но около девяти мы благополучно въезжаем в Ягодину, будучи вполне довольны сознанием того, что прошли сто сорок пять километров за день, несмотря на то, что задержали старт с утра до восьми часов и двадцать километров ехали по плохой дороге между Гроцкой и Семендрией. Однако с моим новым спутником я не успел полежать под придорожными тутовыми деревьями. Сербский велосипедист в целом более быстрый человек, чем Игали, и, независимо от того, является ли дорога неровной или ровной, гладкой или холмистой, он находится рядом с моим задним колесом. Моя собственная тень за мной не следует более верно, чем «лучший гонщик в Сербии».
Мы стартуем в Ягодине в 5:30 утра следующего дня, обнаруживая, что дороги местами немного тяжелые, но в остальном всё, так, как только может пожелать велосипедист. Пересекая мост через реку Морава в Чуприю, мы должны не только пересечь его, но и заплатить за велосипеды, как и любое другое колесное транспортное средство. В Чуприи кажется, что весь город обезлюдел, настолько велика толпа горожан, которые роятся вокруг нас. Пестрая и живописная даже в лохмотьях, перо совершенно не в состоянии передать правильное представление об их внешности; кроме сербов, болгар и турок, а также греческих священников, которые никогда не перестают быть под рукой, теперь появляются румыны, носящие огромные головные уборы из овечьих шкур с длинными рваными краями шерсти, свисающими вокруг глаз и ушей или в случай более "грязного" человека, гладко обрезанного по краям, в результате чего головной убор выглядит как маленькая круглая соломенная крыша.Уличные мальчишки, чья ежедневная обязанность состоит в том, чтобы прогуливать семейных коз по улицам, присоединяются к процессии, таща за собой своих бородатых подопечных. Множество собак, безмерно обрадованных общей шумихой, суетятся и лают на них от радостного одобрения всего этого.
Наличие такой толпы людей, следующих за городом, заставляет ранимого человека чувствовать себя неловко, как будто его выгнали из сообщества из-за того, что он украл кур при лунном свете, или не заплатил за проживание в отеле. В подобных случаях восточные жители, похоже, не имеют ни малейшего чувства такта. В толпе крестьян и немытых завсегдатаев улиц толкаются полные, хорошо одетые граждане, священники и офицеры, которые, очевидно, были в восторге от того, что с ними еще такое ни разу не происходило.
