Миновав долину Медисин Боу и Озеро Комо, я поехал по более-менее укатанной дороге, поверхность которой была из плотной щебёнки, а сама равнина была высокая и сухая. Добравшись до кромки одного из тех скалистых массивов, что делят долины в этих краях на множество неглубоких бассейнов, я внезапно обнаружил в нескольких шагах от себя небольшое стадо антилоп, мирно пасущихся на соседней стороне узкой гряды, пока не осознавая присутствия одного из утвержденных творением досточтимых лордов. Мой всегда готовый револьвер разразился ясно и резко в горном воздухе, и испуганные животные рванули через равнину последовательностью стремительных прыжков, свойственных этим проворным созданиям. До того как они промчались сотню ярдов, одна из них отстала и, оступившись, улеглась на траве. Когда я приблизился к животному, оно доблестно попытался подняться, чтобы примкнуть к своим товарищам, но это усилие было тщетным. Не медля я избавил его от мук выстрелом за ухом. Достойным трофеем пополнился мой до сих пор сравнительно короткий список, в котором теперь были зайцы, барсук, драчливый гусёнок, антилопа и тощий исхудавший койот, поражённый мною в Юте.
С этого хребта взору открывается простор широких пересечённых равнин и окаймляющих их гор. Гора Елк всё кажется на расстоянии вытянутой руки. Её башенная форма врезается в западные границы хребта Медисин Боу, чьи тёмные покрытые хвойным лесом склоны формируют западный край равнин. Крайняя их часть к западу - Снежный хребет, возвышающийся призрачным великолепием настолько высоко над хвойным ворсом хребта Медисин Боу, насколько последний выше луговых равнин у своих подножий. К югу больше снежных гор восстают к небу, подобно белым узорам на голубой ткани. А пики Лонг и Фремонт, вздымают свои головы и плечи над всем этим. Хребет Рэттлснэйк с пиком Ларами своими десятью тысячами футов неотёсанно и величаво упираются в облака на севере. На востоке хребет Блэк Хиллс, последняя гряда скалистых гор и крайний барьер, что преграждает от меня край широких прерий, простирающихся к реке Миссури и "штатам".
Небывалый ливень, свойственный только равнинам Ларами, застиг меня, как только я покинул Рок Крик, после обеда, и, не заставив долго ждать, представление началось. Никакого сходства со спокойно шумящим ливнем нет в дожде и штормовом ветре на этих восходящих равнинах. Он несётся с ветром и ревом бури, будто бы угрожая снести любого с ног. Дождь набрасывается диким неистовым ветром и летит во всех направлениях одновременно. Пока вы отчаянно удерживаете свою шляпу, ветер играючи расстёгивает вам прорезиненный плащ, стягивает его кверху через голову и шлёпает мокрыми, грязными краями кантами по лицу и глазам, но прежде чем вам удастся извлечь лицо из холодных отвратительных объятий мокрого макинтоша, дождь, который "падает" кверху так же как и книзу, и в сторону, и во всех направлениях - пронизывает вас насквозь по самые подмышки, а затем мягкий ветерок повергает вас в крайнее удрученное состояние, похищая шляпу. Он уносится с ней через промокшую равнину как бы провоцируя пуститься в погоню. Шторм перерастает в сплошной град - круглые комки льда, которые заставляют меня содрогаться, как будто от точного удара, и они ударяются о стальные спицы велосипеда, заставляя их производить гармоничные звуки.
Проезжая бассейном озера Купер в темноте, я случайно заметил мистические тени, легко снующие туда-сюда в сумраке. Я оказался окружён антилопами, и моё присутствие здесь во тьме наполняло их тревогой. Острый нюх и инстинктивное чутьё странного присутствия оповещало их о моей близости. И, не в состоянии разглядеть меня в темноте, они мотались наугад в смятении.
Проведя ночь в Лукаут, я запланировал ранний старт, чтобы успеть к обеду добраться до городка Ларами Сити. Всё-таки равнины Ларами "могут быть приветливы и привлекательны", когда они принимают тебя и, поскольку я катился с ветерком по довольно хорошей дороге этим солнечным воскресным утром, они определённо приняли меня. Река Ларами слева от меня, хребты Медисин Боу и Сноуи - черный и белый соответственно - растут ввысь справа, и усеянные стадами антилоп вклинившиеся равнины, завершают картину, которую невозможно встретить нигде кроме равнин Ларами. Достигнув верха равнин, высоты, почти достойной зачисления в разряд холмов, я вижу никелированные колёса рулевых Ларами, сверкающие в солнечном свете на противоположном берегу реки в нескольких милях от того места, где стою сам. Они выдвинулись на несколько миль, чтобы встретить меня, но ошибочно выбрали не ту сторону реки, предполагая, что я переправился через неё ниже Рок Крик. Члены велосипедного клуба Ларами - первые велосипедисты, которых я увидел с тех пор, как покинул Калифорнию. И, поскольку я прежде в Ларами уже имел честь познакомиться с ними, решил, что нет нужды в продолжительном визите. Длительные поездки клуба Ларами хорошо известны среди велосипедистов благодаря многим интересным отчётам, сошедшим из под пера их предводителя, мистера Оуэна, который с двумя другими членами однажды провёл велотур по Национальному Парку Йеллоустоун. Они обладают несколькими очень хорошими дорогами естественного происхождения близ Ларами, однако в своих поездках по диким местам эти "суровые ездоки скалистых гор" безусловно принимают риски, которые неизвестны их собратьям с дальнего востока.
Во вторник утром я выехал в намерении преодолеть последний отрезок, который отделяет меня от "равнин" - широко известных таким названием. Когда я прикатил к вершине, сделал остановку чтобы окинуть на прощание взглядом пейзаж великой и удивительной межгорной территории, через хребты, равнины и пустыни которой я прокладывал свой путь таким нестандартным способом в течение последнего месяца. Обзор с места, где я стою, поистине завораживающий – такой грандиозный, что невозможно подобрать слов для описания - и настолько изощрён, что производит неизгладимое впечатление на сознание того, кто смотрит на это, возможно, в последний раз. Равнины Ларами простёрты к северу и западу, подобно волнующемуся зелёному морю. Выходя из чёрного каньона позади горы Джелм, река Ларами серпантином извивает своё русло в северо-восточном направлении, пока не пропадает из виду за примыкающими горами хребта, где сейчас стою я. Сливаясь с притоком Литтл Ларами и многочисленными малыми ручьями, что выходят с гористых бастионов, река образует изумительные картины передо мной. Необычные дожди заполонили бесчисленные низины равнин прудиками и озерцами, что искрятся зеленью и мерцают на ярком утреннем свете, как драгоценные камни. С запада идёт поезд, петляя вокруг них, как если бы искал самое красивое, и вскоре останавливается в Ларами Сити, что расположился посреди них - красивейший камень из всех - "камень Скалистых гор".
Шип Маунтин - воплощение всего этого - массивна и непобедима нахально и дерзко выпирает вперёд, как будто её миссия быть стражем всего, что лежит на западе. Хребет Медисин Боу сейчас виден в наилучшем ракурсе, и лысые вершины то тут, то там робко выглядывают из-за тёмных лесов, как будто стыдясь своей наготы. Наш старый друг, гора Элк, по-прежнему на виду, неприступный и внушительный массив, служащий ориентиром на сотню миль вокруг. Вдали от всего этого - на добрую сотню миль к западу и югу - снежные цепи. Их сверкающей белизны седые вершины проникают в бескрайний небосвод, как монархи, наряженные в роскошное облачение. По-прежнему видны другие, белые и тенистые, протянувшиеся до самого Колорадо пики, один выше другого и хребты один выше другого, до тех пор, пока не пропадают за пределами видимости.
Так я прислонился к моему велосипеду на этой горной вершине, упоённый великолепным зрелищем и жадно вдыхающий наполненный озоном воздух, перебирая в памяти недавние эпизоды путешествия через великую страну чудес на западе; причудливое сочетание её лесистых холмов и травянистых долин; её бесплодные скалистые горы и унылые безжизненные равнины; её бескрайние снежные пустыни и её солнечные лесистые закоулки; не менее странное смешение людей; кочующие краснокожие с их драматичной судьбой; озабоченный поисками старатель, в поте лица трудящийся и ищущий драгоценные металлы, заключенные в бездонных недрах гор; и необузданный свободный ковбой, оседлавший бронко, странствует по этим равнинам и горам, вольный, как Араб в пустыне. Я вздохнул, поскольку осознал, что ни мои уста, ни моё перо не могут надеяться на то, что я смогу исчерпывающе описать всё это.
