Утром moonshi bashi с солдатом охраны сопровождает меня на лошади в Хой, который находится всего в семи милях по совершенно ровной дороге. Грустно сказать, что moonshi bashi, кроме того, что он пристрастен по огненному напитку - дикому араку, является заядлым курильщиком опиума, и после вчерашней попойки на ужине и "удара трубкой" утром на завтрак, он не чувствует себя лихо в седло. Следовательно, я должен приспособиться к его темпу. Думаю, что это самые медленные семь миль, которые когда-либо проезжал по дороге велосипедист. Даже похоронная процессия живее и поспешнее добралась бы до зубчатых стен Хоя, но я ничем не мог ему помочь.
Всякий раз, когда я немного отважился выехать чуть вперед, мечтательный moonshi bashi смотрел на меня с легким укоризненным взглядом и заводил тоненьким осуждающим голосом песенку: «Кардаш... Кардаш»... что означало «если мы братья, почему ты хочешь покинуть меня?». Человеческая душа едва ли способна найти силы противостоять призыву, в котором нежность и упрек так красиво и гармонично смешаны, и это всегда возвращало меня к уровню его лошади.
Достигнув пригородов Хоя, откуда я отправляюсь дальше, я познакомился с новым для себя видом персидского ханжества.
Останавливаясь у фонтана, чтобы напиться воды, солдат готовится вылить воду из глиняной посуды в мои руки, предполагая, что это всего лишь указание на собственный метод питья перса, я обозначаю свое предпочтение пить из самого сосуда.
Солдат с призывом смотрит на moonshi bashi, который приказывает ему дать мне выпить, а затем приказывает разбить кувшин. Затем до моего непросвященного ума дошло, что я Ferenghi, и прежде, чем касаться своими неосвященными губами сосуда у общественного фонтана, мог бы подумать, что я осквернил его таким образом. И теперь сосуд непременно надо разбить, чтобы сыновья «истинного пророка» не могли невольно прикоснуться к нему и осквернить себя.
Moonshi bashi ведет меня в резиденцию некоего богатого гражданина за городскими стенами; этот человек, человек с мягким мурлыкающим голосом, сидит в комнате с парой сеюдов или потомков пророка; они наслаждаются большим ассорти из лучших, груш, персиков и желтых слив, которые я когда-либо видел.
Комната покрыта дорогими коврами, в которых ноги заметно тонут на каждом шагу. Стены и потолок художественно оштукатурены, а двери и окна голубые с витражами. Оставаясь под опекой moonshi bashi, я катаюсь по садовым дорожкам, показываю им велосипед, револьвер, карту Персии и т. д. Как и moonshi bashi, они очень интересуются картой, находя много удовольствия и восхищения, когда я указываю на расположение разных персидских городов, по-видимому, рассматривая мою способность делать это как доказательство превосходства ума и эрудиции.
Не путешествующие персы северных провинций считают Тегеран величайшим воплощением большого и важного города. Если есть место во всем мире больше и важнее, они считают, что это может быть только Стамбул.
Тот факт, что Стамбула нет на моей карте, в то время как есть Тегеран, они считают убедительным доказательством превосходства своей собственной столицы. Главная цель moonshi bashi сопровождать меня до сих пор состояла в том, чтобы представить меня вниманию «хойкима» хотя произношение немного отличается от хакима, я приписываю это местному диалекту и полагаю, что этот персонаж — какой-то доктор, который, возможно, закончив медицинский колледж во Франции, по мнению moonshi bashi, сможет поговорить со мной. После того, как мы съели фрукты и чай, мы продолжаем путь к ближайшим воротам самого города, где Хой окружен рвом и защитной стеной.
Придя к большой ограде, мой проводник отправляет письмо и вскоре после этого передает меня неким солдатам, которые немедленно проводят меня в присутствии - не доктора, а Али Хана, губернатора города, офицера, кто здесь обладает званием "хойким".
Губернатор оказывается человеком высокого интеллекта. Некоторое время назад он был послом Персии во Франции и довольно хорошо понимает французский. Следовательно, нам удается вполне сносно понимать друг друга.
Хотя он никогда раньше не видел велосипед, его знание механической изобретательности Ференги заставляет его относиться к нему с большим интеллектом, чем не путешествовавший туземец, и лучше понимать мое путешествие и его цель. При поддержке дюжины mollah (священников) и чиновников в развевающихся платьях, с окрашенными хной бородами и ногтями, губернатор совершает официальные дела, и он приглашает меня войти в зал заседаний и присесть. Через несколько минут объявляется полуденный обед. Губернатор приглашает меня пообедать с ними, а затем ведет в столовую, сопровождаемый его советниками, которые выстраиваются в очередь позади него в соответствии с их рангом. Столовая - большой просторный апартамент, выходящий в обширный сад; щедрые блюда выкладываются на желтые клетчатые скатерти на ковровом покрытии. Губернатор приседает со скрещенными ногами на одном конце, величественно выглядящие мудрецы в струящихся одеждах распределяются вдоль каждой стороны в таком же положении, с большой торжественностью и проявлением достоинства. они - по крайней мере, мне так кажется - явно не обрадованы возможностью отобедать с неверным ференги.
Губернатор, будучи гораздо более просвещенным и, следовательно, менее фанатичным персонажем, выглядит несколько смущенным, словно ищет какое-то место, где он мог бы разместить меня в достаточно почетном месте, но не оскорбляя предрассудков своих ханжей — советников. Заметив это, я сразу же пришел к нему на помощь, заняв позицию, наиболее удаленную от него, и, пытаясь подражать им, присел со скрещенными ногами.
Моя несчастная попытка сидеть в этом неудобном положении - неудобном, по крайней мере, для любого, кто к нему не привык, - вызывает улыбку у Его Превосходительства, и он сразу же приказывает сопровождающему принести для меня кресло и маленький столик. Консультанты смотрят молча, но они, очевидно, слишком глубоко заняты своим достоинством и святостью, чтобы посвятить себя такому проявлению легкомыслия, как улыбка. Блюда с угощением ставится на мой стол вместе с комбинированным ножом, вилкой и ложкой для путешественников, несомненно, вещь из пережитого парижского опыта губернатора. Его Превосходительство ожидал и заставил ожидать своих советников, пока эти приготовления не будут закончены, затем предлагает мне начать есть, и начинает трапезу сам. Угощение состоит из вареной баранины, пиллау из риса с карри, отбивных из баранины, яиц вкрутую с листьями салата, теста из подслащенной рисовой муки, мускусных дынь, арбузы, нескольких видов фруктов, а также замороженного щербета в стаканчиках. Из всей компании лишь я один использую нож, вилку и тарелки.
Перед каждым персом лежит большой лист хлеба. Наклонив головы над ним, они черпают небольшие горсти пиллау и ловко бросают его в рот. Рассыпающиеся частицы, не попавшие в открытый с надеждой рот, падают обратно на хлеб. Этот удобный лист хлеба используется в качестве тарелки для размещения отбивной или чего-либо еще, в качестве столовой салфетки для вытирания кончиков пальцев между блюдами и время от времени кусок отрывается и съедается. Когда еда заканчивается, прислуга подносит каждому гостю медную миску, кувшин с водой и полотенце. По окончании трапезы губернатор больше не страдает от религиозных предрассудков мулл, и, оставив их, он приглашает меня в сад, чтобы увидеть, как его два маленьких сына выполняют гимнастические упражнения. Они умные малыши лет семи и девяти соответственно с большими черными глазами с ярко-оливковым оттенком. Все время что мы смотрим на них, лицо губернатора ласкает нежная родительская улыбка.
Упражнения состоят в основном из лазания по толстой веревке, свисающей с поперечины. Увидев, что я еду на велосипеде, губернатор хочет, чтобы я попробовал свои силы в гимнастике, но, будучи не гимнастом, я с уважением прошу извинить меня.
