Саики в это время был на соколиной охоте и должен был вернуться не раньше чем через два-три дня. Оставив письмо, монах тут же ушёл. Жена Саики взяла письмо и прочла. Там было написано:

«Мне представился счастливый случай послать весточку, я очень этому рада. Когда ты уехал, во всех концах света поля мисканта были скованы морозом. Ни дуновения ветра надежды! Настаёт осень, _и с листьев сходит роса. Как ни сожалей о тростнике, что поделаешь, это всего лишь увядшая трава. Так и я, стала тебе женой, а теперь не имею возможности любить тебя, и сердце моё высохло. Но в мыслях я с тобой. Вот провожаю заходящий месяц, но нет тебя со мной, любимый. Полночи провожу без сна и всё возвращаюсь мысленно в нашу спальню. А на другой день во сне опять вижу тебя, любовь моя. Только бы увидеть тебя! Вот о чём я мечтаю. У меня появилась привычка проводить полночи без сна, но и когда засыпаю, сплю очень чутко. Одинокий сон на ложе для двоих, это как линия гусей в небесах, чувствую себя неспарившейся уткой-неразлучницей. Услышу голос журавля, зябнущего от холода, жду встречи, и ночного сна уже нет. В сердце моем лишь думы о тебе. Если бы люди, которые тебя видят, могли бы рассказать о тебе! Я живу как во сне. Вот бы птицей подняться высоко в небо и там услышать твою клятву. Я как маленькая лодка, не знающая пути, — в одиночестве томлюсь любовью. Как вечерний звон в сельской часовне, иссякло моё сердце».

Дальше было написано:

«Стыдно, если чужие глаза увидят моё письмо, сразу сожги его».

А в конце было стихотворение:

Когда ты узнаешь,

Что прядь та волос, что дала

Тебе при прощанье,

Уж больше тебе не нужна,

Отдай её в храм Хатимана.

Когда Саики вернулся, жена увидела у него эту срезанную прядь волос, поднесённую как подарок на память. Ей захотелось помочь этой достойной, замечательной женщине. Но как напомнить о ней такому бессердечному мужчине! Жена решила обмануть Саики. Когда Саики вернулся с соколиной охоты, жена сказала:

— Хочу попросить тебя о младшей сестре. Её муж — бездушный человек, и мне её жаль. Когда выдастся свободное время, выполни то, что я прошу: я напишу письмо, а ты отправь кого-нибудь за ней в столицу.

— Хорошо, — согласился Саики.

— Неплохо было бы послать письмо прямо сейчас.

Вскоре человек, которому приказали ехать в столицу, пришёл за письмом, но тут жена сделала вид, что заболела.

— Я не могу написать письмо. Сделай милость, напиши сам.

Саики написал следующее:

«Жаль, что так долго не было от тебя известий, но вот пришло письмо, и это большая радость. Получив это приглашение, тут же приезжай. Обязательно дай о себе знать, обязательно приезжай».

И вот посланник прибыл в столицу. Он остановился перед тем красивым домом. Женщина в столице радостно приняла известие. Она вскоре выехала и быстро прибыла в Будзэн. Когда она приехала, её тут же проводили в новый дом. Эта женщина была так красива, что превзошла бы и госпожу Ли, и Ян-гуйфэй, и Ткачиху, и Оно-но Комати, о красоте которых ходит молва. Она так хороша, что, увидев её, останавливаешься как вкопанный и никогда уже не забудешь. Жена Саики размышляла: «Она такая красивая женщина, а он ни разу о ней не вспомнил. Что же говорить обо мне, если долгие годы и месяцы он даже не подумал поехать в столицу. Полагаться на столь бессердечного мужчину просто стыдно!» Она решила, что примет постриг, станет монахиней. У этой простодушной и решительной женщины было доброе сердце. Она сказала мужу:

— Тебе нужно поскорее встретить гостью, ведь она приехала из столицы по твоему приглашению.

Саики ушёл в новый дом. Жена обрезала волосы, оставила их вместе с письмом и ушла из дома. Женщина из столицы узнала об этом: «Какая добрая! Все, и знатные, и простые люди, должны завидовать её решимости. Как можно такую добрую женщину оставить одну!» Пару раз она встретилась с Саики, но вскоре её любовь к нему рассеялась, и она всей душой считала, что будь её чувства так же глубоки, как у жены Саики, они ушли бы вместе. И вот она тоже остригла волосы и затворилась в той же хижине. Так они и жили.

Саики, оставленный обеими женщинами, решил, что и ему так жить не стоит, постригся в монахи, отправился на запад, поднялся на гору Коя^[570]. Всё это было делом Каннон из Киёмидзу. Она даровала спасение этим троим людям, каждый из них после смерти осуществил своё заветное желание, они стали Амида, Каннон и Сэйси — стали тремя драгоценностями. Поистине, это достойно восхищения, это великое благодеяние.

ЛИСИЦА ИЗ КОВАТА

Лисица из Ковата ^[571]

Случилось это давно. В деревне Ковата провинции Ямасиро^[572] жил старый-престарый лис. Он служил пресветлому божеству Инари^[573], и поэтому дела у него шли хорошо. У него было много сыновей и дочерей, причём все дети были очень умны, находчивы и талантливы, им не было равных в мире. Что и говорить, родителям по-настоящему повезло! Лучше всех других была младшая дочь по имени Кисию Годзэн: и внешностью — красавица, и сердцем — несравненная. Весной она проводила дни среди цветов, осенью, когда солнце садилось, в тусклом свете луны она сочиняла стихи и песни, играла на бива и кото. Молва гласила, что у неё доброе сердце. Многие пытались передать ей записку, наладить связь через кормилицу, но пусть в этих письмах открывались сердца, они, словно знаки на воде, не оставляли следа в душе девушки. Втайне она считала, что ей суждено стать женой какого-нибудь высокородного человека, может быть регента или принца, дом у неё будет такой замечательный, что и представить трудно! А если этого не будет, тогда нечего и думать о бренном мире, громах и молниях, утренней заре, зловещих призраках; тогда уж лучше она затворится где-нибудь глубоко в горах, будет избегать мира и от всей души станет молиться о будущей жизни. Между тем рассветы сменяли закаты, и ей исполнилось шестнадцать. Отец с матерью считали, что Кисию Годзэн — лучшая среди их детей, поэтому, выдавая её замуж, им хотелось выдать её замуж за доброго человека, вот они и предприняли кое-какие шаги.

Среди сыновей господина дайнагона, который жил на Третьей улице, был господин Тюдзё третьего ранга, настоящий красавец, поистине, его не превзошли бы ни сиятельный Гэндзи, ни господин Тюдзё Аривара из прежних времён, о которых всем известно. Все знают, что и знатная, и простая женщина способна заворожить сердце мужчины. Родители Кисию Годзэн встретились и переговорили с отцом юноши — господином дайнагоном. От одного верного человека они узнали, что женщины пока не волновали сердце господина Тюдзё, что любви он ещё не испытал. Пусть девушка простого происхождения, но она — настоящая красавица, к тому же всю душу вкладывает в сочинение стихов и песен, в игру на музыкальных инструментах.

В последнюю декаду третьей луны господин Тюдзё вышел в сад, чтобы полюбоваться цветами, зная, что они скоро опадут. Он мог бы сложить, как Нарихира: «Вздыхаю всегда по цветам, не успев ими насытиться вдосталь…»^[574]. Он любовался… Как раз в это время Кисию Годзэн заметила его с горы Инари и подумала: «Если бы и красавец Тюдзё, и я родились людьми, наверное, мы бы встретились и полюбили друг друга. Из-за каких же деяний в прошлых жизнях я родилась в таком обличье! За что такое несчастье!» И вот она обернулась девушкой. Ведь и временная клятва связывает, решила она. Она подошла к своей кормилице Сёнагон:

— Послушай, я кое-что придумала. Ты должна пойти в столицу, только если пойдёшь в лисьем обличье, не попадайся людям на глаза. Принеси мне двенадцатислойное хитоэ.

Кормилица выслушала и сказала в ответ: