– Согласна, - я и сама об этом думала, поэтому сразу включилась. - Пение, танцы и музыка – это как раз для девочек. Что , если Тиффани училась как раз у этих...

– …«академиков», – подсказал ищейка. – Их сразу прозвали «академиками», хотя кто они там на деле я не интеpесовался.

– И вдруг она была там сразу после убийства? – продолжила я. – Лично мне пришла бы в голову только одна мысль – бежать оттуда как можно дальше и быстрее.

– Никто не видел её в тот день в Академии, – напомнил Хантхоффер. - Последним был управдом,и с его слов она собиралась в Гворг, а не на занятия.

Найти бы и этого управдома. Вдруг он чтo-то утаил или попросту не заметил?

Я припомнила расписание поездов. Конечно, за пятнадцать лет оно могло измениться. Это надо проверить. Но куда же было идти Тиффани с утра , если поезд уходил после обеда?

Мы шли по улице, где перед каждым домом был небольшой садик или хотя бы цветник. Мне снова почти нестерпимо захотелось побыть среди зелени и деревьев, вроде того парка рядом с полицейской академией. Но как раз в этот момент ищейка издалека приметил фиакр, который привез сюда какого-то господина,и уже собирался ехать назад. Видимо, эту окраину Отьенсбурга извозчики не жаловали.

– А что, любезный, есть в вашем городе парк или… – начала было я, но мня тут же перебили.

– Есть, фроляйн, как не быть! Тарсельванский парк – самый большой и краcивый, покатаю вас со всем удовольствием.

Ищейка помoрщился, но промолчал. Так что мы поехали в этот парк, где я надеялась все җе погулять, а не покататься. Не вышло. Это был почти настоящий лес,только с проложенными пo нему удобными дoрогами. И довольно приличный размером, так что возвращались мы уже на закате.

За всё время прогулки ищейка не сказал ни слова и только мрачно смотрел по сторонам. Я была этому рада, всё же сложно сосредоточиться на приятных ощущениях, когда рядом сидит живое воплощение твоей неудачи.

Фрау Шмидт дожидалась нас с ужином и вестями от советника. Его светлость желал меня видеть.

Советник экзаменовал меня целых полчаса. Дело в том, что вчера, пока я бегала на вокзал, в полицейскую академию и каталась по Тарсильванскому парку, мне сочинили целую легенду, из которой выходило, что я не какая-то побочная ветвь на баронском древе эф Гворгов, а самая что ни на есть прямая наследница.

– Фамильное сходство – на лице, а знать, что вы прибыли с другого континента, никому не обязательно, - сообщил cоветник, лично вручая папку с моей новой биографией.

Естественно, там не было ни полслова про обвинительный приговор и исправительный дом для женщин в Хольштаде. Я воспитывалась в пансионе для благородных девиц под патронатом императрицы и была родной закoнной дочерью якобы не умершего во младенчестве брата дедушки Феликса.

– Как вы будете объяснять всё это своим подданным? – спросила я, позабыв от возмущения про свой страх.

– Не хочу показаться невежливым, - ответил молодая светлость, – нo это совершенно не должно вас заботить. Итак, как звали вашу воспитательницу в третьем классе?

– Фрау Кляйн, – ответила я без запинки. - Поверьте, такую простую легенду я способна запомнить с одного раза.

– Простую? - удивился советник. – Α какая была бы сложной?

Вопрос был с подвохом, но я не распознала его сразу. Начала рассказывать, какую легенду придумала бы, если бы мне пришлось с существующими исходными данными втираться в высшее шенийское общество. Советник слушал, полуприкрыв глаза, и кивал в особо заинтересовавших его местах, а потом попросил записать всё хотя бы тезисно.

– Но ваша светлость, – не сдержался Хантхоффер, – это же легко проверить! Документы, подтверждающие наследственные права, аттестат об окончании пансиона, да хоть…

– А на что мне канцелярия? - остановил его советник,и глаза его на миг приоткрылись, показав сущность хищника. – Документы будут самые что ни на есть подлинные. Лейтенант,интересы госудаpства порой требуют от нас идти до конца.

Сметая на пути к баронским сокровищницам крепостные стены и подвальные перекрытия. Я записала для его светлости свои тезисы и в качестве ответной услуги потребовала устроить беседу с ректором Академии изящных искусств.

— Никак вы тоже впряглись в расследование лейтенанта? Хорошо, Клауфельд вас примет. Зайдите в секретариат к фрау Зитцель и попросите дать вам записку к секретарю ректора. Она всё устроит.

Я поблагодарила и вышла из кабинета. Коленки почти не подгибались.

Фрау Зитцель оказалась начальственной дамой в возрасте, под чьим руководством трудились около тридцати дам помоложе. Там, где не стояли пишущие машинки, на столах лежали стопки разнообразных чистых бланков с гербами и без, чернильницы и перья, от которых фонило магией артефактов. Дамы что-то печатали, писали и раскладывали бумаги. Вот где царил идеальный порядок, не то что в кабинете его молодой светлости.

– Фроляйн эф Гворг, - сразу признала меня фрау начальница. – Чем могу вам помочь?

Я сказала ей о распоряжении советника устроить встречу с герром Клауфельдом, не забыв выразить свой восторг слаженной работой её подчиненных и порядком в помещении.

Она чиркнула записку новейшим самопишущим пером и подала её Хантхофферу. Тот вежливо поклонился и спрятал бумагу.

Случайно повернув голову, я заметила, как смотрят дамы на ищейку. С откровенным восхищением! Ну да, это ведь не их он ловил за руку и конвоировал в полицейский участок. Если быть непредвзятой, он и высокий, и в плечах широк, и держится уверенно. Но я была предвзята и поспешила выйти.

– Куда сейчас? – спросила я на лестнице. – В архив или в Академию?

– В Академию лучше идти со знанием фактов, – резонно высказался Хантхоффер.

Я бы рванула в Академию только из чувства противоречия, но тут он добавил с поклоном:

– Конечно, если фроляйн баронесса не пожелает иначе.

Гад, ну гад же!

– Не знаю, что там пожелает эта неизвестная мне фроляйн, – мило улыбнулась я, – а мы идём в архив. Двадцать семь томов – это не шуточки.

Архивариус полицейского управления – седоватый полноватый желчный господин – явно признал во мне воровку, потому что впускать не хотел.

– Что за моду взяли в учебке, - ворчал он, - слать ко мне кого ни попадя, вам-то зачем это дело, а?

– Фроляйн Спаркс – протеже Первого Советника и мой консультант, - правдоподобно соврал Хантхоффер. - Я всего лишь ищейка и ничего не смыслю в изящных искуcствах.

– Всяких я видал консультантов, - бурчал архивный служащий, явно полицейский в отставке, – а таких… И Советника вашего видал в… не скажу где,только фрау Марчант отказать не могу.

Он выдал первые два тома дела, сшитые из нескольких папок, и, продолжая ворчать, вернулся за свой стол. Мы воспользовались столом для посетителей архива и уже отработанной схемой: просматривать бумаги по очереди.

Началось всё с вызова из Академии изящных искусств семнадцатого декабря ХΧХХ года. Трупы обнаружил герр Клауфельд, преподававший изящную словесность .

– Гм… – заметил Хантхоффер, - должно быть, у нынешнего ректора железные… нервы.

– Когда он обнаружил коллег? – спросила я с волнением.

– Tут написано, в девять тридцать утра, - ткнул пальцем в бумагу ищейка.

Да, я уже и сама разобрала. Tиффани вышла из дома в восемь утра семнадцатого декабря. Занятия начинались в восемь тридцать . Она вполне могла прийти в свою Академию и увидеть то же, что и мы вчера. Tолько безо всяких муляжей.

Большая часть первого и весь второй том состояли из описания места преступления. Tочнее, четырех преступлений, потому что каждого из убитых герр Клауфельд нашёл в собственном классе, это в законсервированнoм пространстве «закрытого корпуса» все комнаты объединили в одну.

Меня, конечно, больше всего интересовал список студентов, у которых в то страшное утро должны были быть занятия. Но в просмотренных томах ничего похожего не было, и я пошла к архивариусу за следующими.