Да только как полгода назад умер дед Максим. Вот, вроде, совсем недавно, как и почти все местные мужики на покос ходил да хозяйство свое держал и от ядреного самогона с крепким табачком не отказывался. Но, однажды, вернувшись с поля, сильно занемог и уже не вставал с постели.

Баба Нюра по-первости даже к знахарю ходила, мол, Никитич, выручай, травами там подсоби или слово какое шепни, да толку от этого знахарства никакого, умер дед Максим, а от чего – никто не знает.

– Вам не предлагаю, рано вам еще, – с этими словами дед Максим извлек откуда-то из глубин перекинутого через плечо походного мешка небольшую фляжку, и сделав изрядный глоток, привычно закашлялся. – А дождь все-таки будет, ну, ладно, пора мне.

Митька с Ванькой опомниться не успели, как дед Максим буквально растворился в лучах начавшего клониться к закату солнца.

Разумеется, Митька с Ванькой никому о случившемся на покосе говорить не стали, а то мало ли засмеют, мол, на солнце перегрелись работнички или чего хуже отлынивают от и придумывают небылицы про покойников.

– А дальше что? – жадно поинтересовался фотограф Стас.

– Ушел дед Максим, – равнодушно ответил Сашка. – а ребята может и сейчас с покоса возвращаются. Покойники – покойниками, а скотину кормить надо.

– Хорошо с вами сидеть, но вставать рано, – проговорил я, дожевывая последнюю сосиску и, пожелав всем спокойной ночи, отправился к своей палатке.

Уже все улеглись, а сон, как назло, все не шел. Я выбрался из палатки.

Ночная земля еще таила остатки недавнего тепла, а звезды над головой были такими яркими, что я практически без особых усилий мог разглядеть количество лепестков изображенных на аккуратно свернутой скатерти полевых цветов.

Романтика…

– Ты чего не спишь? – раздавшийся за спиной голос буквально заставил меня подпрыгнуть на месте.

Стоящая в паре метров Машка не выглядела сонной, но немного суженные зрачки глаз выдавали, что уснуть девушка все-таки пыталась.

– А ты чего? – вопросам на вопрос отвечал я.

– Да так, – неопределенно повела плечом девушка.

– Тогда может прогуляемся, Борисыч говорил, что за вон тем перелеском отличное озеро есть, где и вода чистейшая ни то, что в нашем водопроводе, и покупаться там тоже можно, – предложил я.

– А давай, – махнула рукой Машка.

– А ты правда веришь, что призраки существуют? – саркастично поинтересовался я, обнимая девушку за плечи.

– Разумеется, да, – безапелляционно тихо проговорила Маша. – тебе городскому не понять, а они же на самом деле бывают.

– Кто они? – машинально переспросил я.

– Ну, кто, кто, да не важно, бывают и все тут, – упрямо повторила Маша.

Я внезапно почувствовал, что девушка не врет, не знаю, что на меня нашло, но я ей верил и тогда, верю и сейчас, хотя судьба раскидала нас в противоположные уголки нашей необъятной страны.

– Ты только не перебивай, – попросила Маша, когда мы возвращались в лагерь. – Это было несколько лет назад. Жил по соседству… Тебе ничего не даст его имя, но пусть будет дядя Ваня. Добродушный был мужик, охоту, рыбалку любил, чирков – это такие утки дикие нам постоянно приносил, да с батей моим самогона мог пропустить. Обычный деревенский образ жизни вел. Ну там семья, разумеется, у него была и даже двое внуков появилось.

Мне стоило огромных усилий скрыть прорывающийся наружу долгожданный зевок. Биография неизвестного деревенского мужика интересовала меня с той же степенью вероятности, что эвенкийского шамана второй закон термодинамики.

А Маша тем временем продолжала:

Дяде Ване уже восьмой десяток шел, а не чета многим вставал ни свет, ни зоря и что-то все делал и делал по хозяйству, а потом плохо ему стало, соседи говорили, что сердце прихватило, и умер дядя Ваня прямо на своем огороде.

По всем обычаям схоронили и 9 дней уж отвели, а я в тот день огород прополоть решила. Слышу, Серый залаял – это пес наш, я его еще щенком нашла и с рук кормила, вот он у нас и прижился. Да так громко залаял, что я даже испугалась. Родители в город уехали, а из давно схоронившей своего деда бабки защитник слабый, а мне страшно стало, в ворота стучат, Серый надрывается, того гляди цепь порвет.

– Фу, свои, – донесшийся из-за ворот голос был настолько знакомым, что ни узнать в нем дядю Ваню было совершенно невозможно. – Машка, батю позови, курить охота, а магазин закрыт, – раздалось по ту сторону калитки.

Но едва на крыльце появилась вышедшая на шум бабка, как пес резко угомонился. Машка, конечно, и раньше слышала от взрослых, что баба Нюра умеет нечто такое, что и кровь остановить и хворь излечить помогает.

Мне тогда лет 11 было. Бегала я с деревенскими мальчишками и девчонками играть на заброшенную стройку да ненароком сильно ногу ушибла, отец даже в город свозить к травматологу хотел, но баба Нюра приложила к ушибу обычный подорожник, пробормотав при этом нечто невнятное. Часа не прошло, как отек спал.

Можно ли было назвать бабу Нюру ведьмой? – скорее знахаркой или на худой конец целительницей, сильно уж травы всякие собирать да сушить бабка любила, а потом людей лечила ими.

Мне все это целительство было абсолютно безразлично: экспедиции горного университета – вот, что меня всегда интересовало по-настоящему.

Но слушал я не перебивая.

Маша испугалась не на шутку, ведь, если дядя Ваня умер, а сомневаться в этом не приходилось, она же сама видела медленно опускаемый в землю гроб, то кто тогда стоит за воротами и разговаривает его голосом?

– Иди в дом, – замахала баба Нюра.

Спорить с бабкой Маша не стала, возможно и потому, что ее слова звучали как самый настоящий приказ.

А потом повисла тишина да такая плотная, будто вакуумную бомбу сбросили, но где-то совсем далеко на пределе слуха были различимы слова: «Рано ему еще с тобой курить, придет время, сами к тебе в гости придем».

Девушке стало страшно по-настоящему за бабку, как там она? Что с ней?

– А ты чего трясешься, как лист осиновый? – осведомилась баба Нюра, входя в Машину комнату. – чайник инеем покроется, пока тебя ждешь.

– А как же… – растеряно спросила Маша.

– Что «а как же»? – непонимающе поинтересовалась баба Нюра. – А и не было ничего, просто Серый облаял какого-то приезжего или кого из местных не признал.

И немного помолчав, баба Нюра добавила:

– Ты ничего не видела, ничего не слышала и ни с кем не разговаривала.

– Я поняла, – испуганно прошептала Маша, глядя на внезапно посерьезневшую бабку, взгляд у которой не сулил ничего хорошего.

– То есть к вам приходил покойник, в смысле недавно умерший дядя Ваня? – резюмировал я.

– Не хочешь – не верь, – обиделась девушка и, скинув мою руку с плеч, гордо зашагала в сторону остывающего кострища.

– Да ладно тебе, – примирительно сказал я. – со мной тоже происходило нечто такое, о чем в университетских стенах говорить не принято.

– И о чем же не говорят безнадежно упрямые скептики? – недоверчиво хмыкнула Маша.

– О чем, о чем, – о покойниках в том числе, – загадочно отвечал я. – Ну слушай теперь мою историю.

Пару месяцев назад возвращался я из столичной командировки и где-то в районе Перми подсел мужичек.

Разговорились, он, кстати, тоже путешественником оказался и таким же, как ты говоришь, скептиком.

– Ну, давай, за знакомство! – проговорил мой попутчик по имени Игорь, поднимая крохотные, но весьма изящные железные стопочки с забористым пермским самогоном.

– Твое здоровье, – выдохнул я, залпом глотая терпкую жидкость.

Как водится, разговорились о всяких незначительных мелочах в духе «Докуда едешь? Или чем занимаешься, в смысле, кем работаешь?»

Нет резона пересказывать, кто сколько получает, за какую цену можно купить жилье в Перми и прочие повседневности, но вот одна история запомнилась надолго.