– А зачем?

– Не спеши. Я всё тебе расскажу. Но постепенно. Поэтому слушай, вникай, задавай вопросы, если что не понятно.

– Хорошо, – кивнул Денис. – А можно сразу вопрос?

– Можно. Вопросов можно сколько угодно. Кстати, Авдотья тебя покормит. После беготни по улицам ты должен быть зверски голоден.

– Да уж. Есть хочу. Угадали. Прямо слона съел бы. Или этого – как его? – раругга. Они съедобные?

– Это был первый вопрос? Огорчу тебя. Нет. Не съедобные. Хотя, кто его знает… Может, раруггов просто не умеют готовить?

Старик улыбнулся, что совершенно не вязалось его суровым обликом и бездонными глазами-бельмами.

– Нет, это не первый вопрос… – покачал головой Денис. – Он не считается.

– Тогда давай первый.

– Почему вы сказали, что у меня теперь правильное истинное зрение, а вокруг ничего не изменилось?

– Потому, что меня окружает всё настоящее. Настоящие вещи и настоящие люди, – учитель мял в пальцах кусочек глины, сплющивая и удлиняя его. – Иллюзии прискучили мне ещё при Хрущёве.

– А почему даже с истинным зрением я не вижу, сколько у вас сердец?

– Потому, что я умею ставить хорошую защиту. Но я могу её снять на мгновение. Хочешь?

– Хочу!

– Смотри.

Учитель ничего не делал. Даже не моргнул.

Просто на его груди проявились цветные пятна. Проступили, как влага на обоях, когда со стороны улицы в стене образовалась трещина.

Ничего сверхъестественного, но Денис застыл, выпучив глаза.

Три!.. Их было три!

Алое – Огонь. Синее – Вода. Белое – Воздух.

– Дыши, – негромко проговорил учитель и парень понял, что помимо воли задержал дыхание. – Не ровен час, задохнёшься. Я знаю, тебе говорили, что магов с тремя сердцами не бывает.

– Нет, – покачал головой Денис. – Мне сказали, что они появляются очень редко. И что не могут ужиться с этим миром, поэтому не задерживаются, уходят в другие миры.

– Тебя не обманули, – вздохнул старик. – Это правда. Хотя, мне казалось, нынешние маги-хранители склонны её замалчивать. Маги с тремя сердцами, в самом деле, возникают очень редко. Третье сердце не даётся при рождении, оно добывается трудом. Поскольку люди… даже маги… склонны к лени, третье сердце даётся далеко не каждому. Это – великий дар, но это – и великое наказание. Два сердца дают силу и власть, а это искушение. Ты ещё почувствуешь на своей шкуре, насколько оно велико. А три сердца дают великую силу и великую власть…

– А вы… Простите, как вас зовут?

– Мои маленькие друзья «Степные волки» называют меня учителем, хотя я их ничему не учу. А ты можешь звать меня Иваном Порфирьевичем.

– Иван Порфирьевич, вы тоже маг-хранитель?

– Нет, – старик покачал головой. Повторил. – Нет. Я был им, но сейчас, я всего лишь созерцатель.

– Почему? Ведь с вашей силой…

– Что ты знаешь о моей силе?

Глина в руках учителя постепенно превращалась в фигурку. Чудовище, похожее на тираннозавра, но отличавшееся очень длинной шеей и крыльями за спиной. Дракон или раругг, кто его разберёт?

– Вы сами сказали.

– Я лишь сказал, что она велика, – вздохнул Иван Порфирьевич. – Но на всякую косу найдётся свой камень. Хрупкое равновесие в нашей брамфатуре может не выдержать моего вмешательства и тогда придут в действие иные силы, мощь и разрушительную способность которых я даже не рискну предугадывать. В ответ на их удар сработают другие силы, провиденциальное схлестнётся с демоническим. Энроф может просто не выдержать этой битвы. Тогда исчезнет всё человечество. Да и вся брамфатура исказится настолько, что отголоски пойдут волнами по всем известным мирам…

Денис покачал головой.

– Я не понял половины слов. Но догадываюсь, что речь идёт о грядущем Апокалипсисе?

– Не надо упрощать. Апокалипсис в том понимании, в каком описал его Иоанн Богослов, всего лишь один из возможных вариантов гибели Энрофа. Я же говорю о катастрофе столь глобальной, что она не может поместиться в голове человека неподготовленного. Обычный разум просто откажется принять её и понять. Это не Звезда-Полынь и не зверь с числом шестьсот шестьдесят шесть, восставший из моря. Это не Рагнарёк и не ядерная зима. Уничтожение самой брамфатуры…

– Что такое брамфатура? – довольно невежливо перебил Денис.

– Если ты ступишь на тропу познания мага, то узнаешь. Если откажешься и предпочтёшь остаться обычным человеком, то зачем оно тебе? – учитель уверенными движениями наложил последние штрихи на фигурку раругга. Именно не дракона, а раругга. Денис видел чудовище, преследовавшее его этой ночью совсем недолго, но ошибиться не мог.

– Чтобы понимать, о чём вы говорите. А если вы, вместе с магами-хранителями, будете скрывать от меня знания, то ни о какой тропе познания и речи не пойдёт. Как я могу выбрать что-то, если повсюду одни недомолвки и тайны?

Тень улыбки скользнула по лицу старика.

– В тебе есть стержень, – он поставил глиняное чудовище на табурет, оторвал новый кусочек белой глины. – Не стоит дожидаться, когда Вайс снизойдёт до объяснений. Сейчас ты будешь ужинать, а я говорить. Надеюсь, я сумею объяснить тебе хотя бы основы строения мироздания.

– А ещё вопрос можно?

– Можно.

– Почему именно я? Ну, мало ли в Донецке людей, у которых по непонятным мне причинам имеются два сердца? Даже по простой теории вероятности, потенциальных магов моего возраста должно быть несколько. Что же все так бегают за мной?

– Хороший вопрос. Вот с этого я и начну. Вальдемар не мог тебе этого рассказать…

– Почему?

– Да потому что он, хоть и маг-хранитель, хоть и второй категории… да был бы он хоть маг-хранитель со «Знаком качества СССР», он не может знать больше того, что знает. Он видит не всю картину, а кусок её. Большой, но всё же кусок, который не заменит целого.

– А я тоже вижу кусок?

– Ты видишь не кусок, а ма-аленький кусочек. Картину «Три богатыря» видел?

– Только по телевизору.

– Но размеры её представляешь?

– Да, могу представить.

– Так вот, тебе доступен кусочек размером со спичечный коробок. Вайсу – метр на метр.

– А вы, конечно, видите целиком? – Денис начинал злиться. Он не любил, когда собеседники подчёркивают свою особость и уникальность, настаивают на собственном превосходстве. Будь они трижды великими магами и учителями. – Полностью?

– Нет. Не всю, – неожиданно ответил Иван Порфирьевич. – Где-то три четверти. Какие-то детали ускользают и от меня. Поэтому приходится включать логику и домысливать. Не могу гарантировать, что домысливаю абсолютно точно, но я стараюсь. Хотя бы потому, что давно запретил себе любые вмешательства во внешний мир. Я могу только созерцать и осмысливать. Поэтому у меня неплохой опыт домысливания. Лет шестьдесят… Но время идёт, а ты голоден! Авдотья!!!

– Иду я, иду! – отозвался дребезжащий голосок, как будто старушка стояла за дверью и только и ждала приглашения.

Она занесла глубокую миску, над которой поднимался пар.

Вареники!

Горячие, влажно поблескивающие, посыпанные золотистым поджаренным луком и политые сметаной.

Денис чуть не захлебнулся слюной. Откуда Авдотья узнала, что он обожает вареники? Когда-то, ещё до войны… Как быстро в Донецке привыкли разделять время на «до войны» и «в войну»! И как долго подобные выражения будут забываться? И всё-таки – когда-то, ещё до войны, они всей семьёй гостили летом у бабушки в маленьком селе Полтавской области. Вот там Денис наедался варениками вволю. Мог обходиться без любой другой еды, но вареники! Теперь дом бабушки за линией фронта. Мама изредка говорит с ней по телефону, но ехать пока не собирается. Никто там «сепаратистов» не ждёт, никто им не рад.

Парень удивлённо посмотрел на деревянную ложку, с украшенным резьбой держаком. Он привык есть вилкой.

– Только ложка, милок, – словно подслушала его мысли Авдотья. – Кто ж вареник колет? С его тогда весь смак вытечеть.

Денис подумал мгновение-другое и согласился. Всем известно – самое вкусное кроется у вареника внутри. Он подцепил один из них ложкой, подул, опасаясь обжечь язык, а потом отправил в рот… И даже глаза зажмурил от удовольствия.