– А вы, небось, торопитесь куда-то? – усмехнулся Аргус.

– Куда уж мне, – старуха махнула дрожащей рукой и засеменила в сторону могил. – Воздух здесь у вас тяжёлый. Сырой, холодный, как море…

– Это с непривычки, – сказал Аргус и переложил лопату на другое плечо. – Мы тут всю жизнь живём, и другого воздуха не знаем. Оттого у нас и кровь солонее. Море в сердце, море в душе.

– Кровь у всех одна, сынок, – вздохнула старуха.

Стигг нахмурился, но промолчал. Только из уважения к преклонным годам он не стал возражать на эту чушь. В конце концов, что эти преснокровные с Большой земли понимают? В их жилах не больше соли, чем в родниковой водице.

Нужная могила находилась на другом конце кладбища. Прохладный влажный воздух, обычный для этих мест, был сегодня особенно промозглым и пробирал до костей. Изредка доносились пронзительные крики кладбищенских воронов, и старушка едва заметно вздрагивала каждый раз, как слышала их. Аргус, видя это, лишь усмехался. Он мечтал поскорее взять в руки лопату, чтобы хоть как-то согреться, и остальные копатели молчаливо его поддерживали, потирая на ходу руки.

Всю дорогу старушка плелась впереди, останавливаясь то у одного, то у другого камня, пытаясь вспомнить нужное место. Наконец, она замерла у аккуратной могилы, которой Стигг дал бы ему не больше пяти лет. На надгробии было нацарапано что-то про троих богов и покой души, но старый гробокопатель не особенно разбирался в глупых сухопутных верованиях и никогда не обращал внимания на надгробные камни. Ведь каждому истинному представителю морского народа известно, что покой душа обретает только в непроглядной пучине, и нет для жителя Миррдаэна иного бога, кроме всемогущего солёного моря.

– Ну, за работу, парни. А вы пока здесь посидите, бабуля, отдохните на камушке.

– Ты, сынок, за меня не волнуйся. Постою я. С меня не убудет.

– Ну, дело ваше.

Лопата с лязгом вонзалась в каменистую почву. Влажные тяжёлые комья отлетали в сторону. Солнце поднималось всё выше и, несмотря на прохладную погоду, вскоре копатели уже обливались потом. Позади них выросла приличная куча земли.

– Чёрт возьми, словно навоз в свинарнике кидаем. Сыро как на дне морском, земля тяжеленная, – ворчал Аргус, смахивая рукавом пот со лба. Работали они по двое, один всегда был наверху. Когда яма глубиной стала уже больше человеческого роста, он поднял голову к серому небу, из-за которого виднелось бледное пятно солнца. – Э, Стигг! Что там? Бабка не померла ещё? А то б рядом с муженьком сразу и уложили.

Сверху показалась седая голова старого копателя.

– Задремала она. На камень присела и спит. Не добрались ещё?

– Да он, видать, в самом Пекле похоронен, – Мальв утёр лоб, опёршись на лопату, и добавил вполголоса: – Чего с бабкой-то делать будем?

– Гроб откопаем, а там посмотрим, – прошипел Стигг. – А ну как старая умом тронулась и там ничего, кроме костей, нету? Грех на душу брать ни за что? Ну уж нет.

– Я тогда её тем более тут закопаю, – процедил сквозь зубы Аргус, сдунув каплю пота с крочковатого носа. – Тут как у чёрта морского в заднице…

– Отдыхаете, сынки? – донёсся тихий голос. Стигг чуть не подпрыгнул от неожиданности: старуха стояла прямо за его спиной с хитрым прищуром. 42

– Да мы тут, бабушка, дух переводим. Очень уж глубоко муженёк ваш зарыт, – ответил он.

– Глубоко, ох глубоко. И не говори, сынок. Воля его была такая, чтоб поглубже закопали. Он всю жизнь мертвецов боялся. Боялся, что ночами они с погостов встают и по деревням ходят.

– Ну, это уж байки. Нынче трупарей и не осталось вовсе, подымать мёртвых некому, так что лежат они себе смирно по ящикам да на дне морском.

– Ох, твоя правда, сынок. Нету нынче извергов этих… Кровососы только остались, да упыри.

– Ну, те наши острова уж точно за три мили обходят. Говорят, морской воздух для них, что едкий дым, всё нутро выжигает.

– Ох, что правда, то правда. Стало быть, совсем бояться нечего.

Из ямы донёсся голос Аргуса.

– Стиииигг! Кажись, добрались. Сбрасывай верёвку, подымать будем.

Верёвка была немногим тоньше корабельного каната. Обычно копатели использовали её, чтобы опустить гроб, теперь же им предстояло проделать прямо противоположное. Стигг крепко привязал её к стоящему неподалёку деревцу, а другой конец сбросил вниз.

– Готово, крепи ящик!

– Погодь, я сперва крышку открою, проверю! – донёсся голос Аргуса. – Сбрось лом, только в меня не попади как в прошлый раз, чтоб тебя за ногу!

Снизу донёсся скрип дерева. И кряхтение копателей.

– Ну, чего там? – Стигг опустился на колени у края ямы.

– Эээ… Не видать ничерта. Скинь лампу!

Когда и лампа была спущена по верёвке, шуршание продолжилось, перемежаясь с руганью.

– Дерьмо! Нет на нём никакого камзола, только рубаха! Спроси, точно та могила-то?

– Бабушка, говорят, нету там ничего. Ты часом могилы не спутала? Может, глаза подводят иль память не та?

– Ох, сынок, негоже так про старушку! – запричитала бабка, шамкая беззубым ртом. – Вы внимательнее там поглядите. Ты б и сам туда залез, глядишь, чего б и увидел.

Стигг вновь опустился на колени, уже жалея, что согласился на эту затею.

– Говорит, то место. Погляди получше!

– Скажи этой старой карге, что она сейчас сюда сама полезет к муженьку своему, да тут и останется, – свирепо отозвался Аргус.

– Зря он так злится. Они ж злобу чувствуют, – раздался голос старушки позади. – Всё слышат и чувствуют. Сам спустись и узнаешь.

– Что ты несёшь, плесень преснокровная! Сдаётся мне, ты нас за болванов… – слова Стигга прервал мощный пинок сзади, отправивший его прямо в недра свежераскопанной могилы. Приземлившись, судя по звукам, на Мальва, он издал громкий стон и выругался.

– Ох, ведьма старая! – прорычал Стигг. – Небось, скучно стало на старости лет? Ну я тебе покажу, как шутки шутить. Вылезу – лопатой башку отрублю и здесь же закопаю!

– Очень сомневаюсь, – донеслось сверху, но это был уже не дрожащий старушечий голосок. От этого нового голоса, низкого, леденящего душу, будто бы сам воздух становился холоднее.

– Это что ещё за дьявол? – проговорил Аргус, задрав голову. На лицо ему упала снежинка, а изо рта вырвалось облачко пара. – Никак мороз в середине весны ударил?

Ледяной голос заговорил вновь, медленно произнося непонятные слова. Стигг за свою жизнь повидал всякое: стенания вдов и осиротевших детей, изувеченные и раздувшиеся от воды тела, поеденные морскими гадами. Он считал себя человеком чёрствым, которого уже ничего не сможет напугать, но почему-то именно сейчас старого гробокопателя парализовал ужас. Когда он почувствовал шевеление под ногами, то решил, что свихнулся.

– Чтоб меня… Там… Там что-то есть! – прохрипел Аргус. Он развернулся и подобрал дрожащими руками засыпанную землёй лампу. Когда он почти отряхнул её от налипших комьев грязи, за его спиной раздался жуткий вопль Мальва. Копатель немедля развернулся. Бледный словно снег Стигг, зажмурившись, вжался в земляную стену. А к другой стене Мальва прижимал тот самый иссохший мертвец, который ещё минуту назад смирно лежал в гробу.

– Уберите! Уберите его! – вопил не своим голосом Мальв, но Аргус стоял как вкопанный, не дыша, пока костяные пальцы мертвеца впивались в лицо парня, сдирая кожу. Когда они добрались до глаз, Мальв пронзительно завизжал, задёргался и замахал руками, пытаясь сбить тварь с себя. Только тогда Аргус опомнился и вцепился в костяные плечи, в попытках спасти парня. В этот момент серый череп развернулся назад и направил взгляд пустых глазниц на копателя. От ужаса Аргус вскрикнул и отпрянул, а мертвец запрыгнул на него и вцепился зубами в горло. В панике Аргус повалился на землю, пытаясь раздавить кости своим телом. Вскоре всё стихло.

Стигг, с трудом разжал глаза. Ему казалось, что прошла целая вечность, полная невыразимого ужаса. Старый гробокопатель чувствовал, что промочил штаны, ноги словно окаменели, а тело свело судорогой от напряжения и ужаса. Треснувшая лампа, заляпанная кровью, снова оказалась на земле, а рядом лежал Аргус с разорванной шеей, беззвучно шевеля губами. Вместо голоса с них срывалось только тихое сипение и хлюпанье, а под телом копателя виднелись сломанные кости.