Она почувствовала, как под её голову протиснулась твёрда ладошка, кто-то невидимый легко приподнял её тело, затолкал под голову и спину большую и прохладную подушку.

– Глаза можешь пока не открывать! – Ная не сразу узнала спокойный голос "ведьмы". – Я понимаю, что тебе сейчас очень тяжело! Ты долго болела! У тебя почти не осталось сил! Поэтому тебе нужно постараться и немного покушать! Мама сварила тебе куриный бульон. Сейчас она покормит тебя!

Где-то рядом с ухом скрипнуло дерево, коснувшееся дна тарелки, губ девушки коснулось полукружье ложки. Ная с трудом приоткрыла рот, почувствовала, как на язык пролились несколько капель тёплой и сытной жидкости, проглотила её....

– Начала кушать! – Услышала она довольный шепот матери, обращающейся к отцу, который тяжело сопел за спинами мамы и "бабы Таси". – Значит – поправится!

Ная самостоятельно смогла покинуть своё ложе лишь на девятый день после того как сознание вернулось в её тело, исхудавшее и потемневшие от длительного действия токсина.

– О, Боги! Кожа да кости! – Шептала Цутоя, старательно отводя глаза от дочери. Всего за месяц болезни пышущая здоровьем девушка превратилась едва ли не в скелет, обтянутой грязно-серой кожей. – Да кто ж такую замуж-то теперь возьмёт? – Едва слышно, одними губами причитала женщина. Её глаза не просыхали от слёз, а губы превратились в узкую тонкую линию бледно-розового цвета....

Ная прекрасно всё слышала, но возразить мама сил у неё не было; она даже голову заново научилась поворачивать лишь на третий день.

Ранним утром, когда Кротос только-только нарисовал своей невидимой рукой яркую оранжевую линию с восточной стороны горизонта, она уже не спала. Отец и мать эту особенность её организма называли просто и понятно – "ранняя пташка". При чём здесь птицы, устроившие свое жилище в рукотворном домике рядом с окном башенки, в которой обитала Ная, девушка не понимала, поскольку она просыпалась раньше своих небесных "соседей", однако она признавала – ей очень нравится покидать уютную кровать незадолго до рассвета. Особого практического смысла в столь ранних подъемах не было – все домочадцы в эту пору, как правило, крепко спали и видели свои самые сладкие сны и потому начинать что-то делать по дому категорически не приветствовалось; вплоть до телесного наказания, однако Наю это никоим образом не расстраивало – в час, когда все отдыхали, она рассматривала как свое личное время; паче того – как время, отпущенное Богами лично ей, поскольку именно Боги этого мира определяют – каким быть человеку, наделяют его характером, привычками и даже определяют как ком жениться и за кого выходить замуж.

Хотя иногда ошибки случаются и у Богов....

Девушка прекрасно осознавала, что она своим необдуманным действием разрушила некий божественный план, изменила предначертанную Богами судьбу как минимум нескольким людям, включая участь несостоявшегося жениха. Теперь она вознамерилась попросить у Богов прощения; проявить к ней снисхождение, так как действовала она не с умыслом, а по неведению.

Лучшим временем для обращения к Богам были рассвет и закат. Кротос – один двух из важнейших в пантеоне местных Богов – охотно принимал молитвы сразу после восхода; благосклонно относился к просьбам своих чад, во множестве расплодившихся на плодотворной земле, обогреваемой единственным оком Бога. Однако к полудню приязнь Бога к своим ортодоксам ощутимо снижалась. Единственное око бога-циклопа нещадно жалило всех, кто дерзнул обратиться к всемогущему божеству в неурочный час; его милость возрастала по мере приближения Кротоса к западной линии горизонта, однако уже сами люди не спешили возносить молитвы Богу света, поскольку приближалось наступление ночной тьмы, а у Тьмы был уже свой хозяин – холодный, злобный и мстительный Араман, покровитель пиратов, ночных татей и лесных разбойников, промышляющих убийствами, кражами, грабежами и другими тёмными делами, которые при свете Солоса совершать не рискует никто, ибо страшен гнев циклопа-великана....

Ная стянула с изголовья кровати покрывало, выменянное отцом на две головы сыра в городе – там, далеко внизу; сложила его вчетверо, расстелила у окна.

Молитва Кротосу – ритуал непростой, он требует особого настроя и некоторой предварительной подготовки. Прежде всего необходимо освободить свой разум от всяких дурных мыслей, алчности, похоти, зависти..... Прошение Кротосу – процесс очень интимный и потому девушке молиться полагалось исключительно в одиночестве, чтобы ликом своим и телом своим не искушать людей "пола мужеского", либо женского: известно всем, что Бог света очень любит естественную женскую красоту и чтобы Бог услышал обращение девушки, ей необходимо усладить взор властелина неба, снять с себя всю одежду, остаться нагой....

Лучшим местом для молитвы Кротосу считались уединенные помещения, обращенные окном на Восток.

Ная через голову стянула с себя ночную рубашку, за ночь пропитавшуюся влагой и гноем, который наплывал на нижнее бельё девушки из многочисленных ранок по всему телу, открывшихся после того, как Ная приняла антидот.

"Ведьма" морщилась и тяжело вздыхала, однако внятно объяснить причину возникновения многочисленных гнойников не могла, как не могла и сказать, когда же закончится зарождение всё новых и новых чирьев, доставляющих девушке большие страдания.

Ная скомкала рубашку, отбросила её к двери..... Встала перед окном на колени, ладошки сложила перед обнаженной грудью, лбом коснулась покрывала.....

Одними губами зашептала слова молитвы, которые она придумала ещё вчера. Молилась она искренне, почти – истово, полагая, что пока все люди спят (а в городе в долине, что далеко внизу – еще глубокая ночь) у неё есть шанс, что Бог её услышит; её слова не утонут среди многоголосия адептов Кротоса, выпрашивающих у Бога света очередную милость.

– Привет! У нас сегодня – гости! – Верзила с покровами песочного цвета и небольшим, но крепким хвостом просочился в штаб, бесцеремонно закрыл собой экран, на котором очередные герои Земли героически истребляли своих инопланетных врагов. Многочисленных и беспощадных.

И, разумеется, побеждали.

– Що? Опять? Кто на это раз?

– Та же пара, что была десять стандартных суток назад!

– О, как! Не ожидал.... Мне показалось, что мы в прошлый раз обо всём "договорились"!

– Выходит, что – нет! Завтракать – будешь?

– Завтракать? Да.... Это было бы неплохо! Что у нас сегодня на завтрак?

– У нас – глазунья! – Усмехнулся верзила. – А что у вас – это вы сами решите!

– То есть ты приготовил пожрать только одному себе? Я правильно понимаю?

– Абсолютно!

– А как же я?

– А ты теперь будешь готовить себе сам. Хватит тебе лодырничать. Я к тебе в слуги не нанимался. Я – твой друг, а не слуга. Надеюсь, хоть это ты помнишь!

– Помню! – Пробурчал антропоморфный, с трудом поднимаясь из кресла. – Давненько я не брал в руки сковородок и поварёшек..... Давненько!

– Вот и хорошо! Умывайся, собирайся! Пора восстанавливать твои навыки приготовления пищи! – Верзила показал свои огромные зубы.

– А чё ты такой весёлый?

– Гости.... Они – возвращаются! Насколько я понимаю вашу расу, то они на сей раз очень хорошо подготовились и у них теперь точно есть для тебя предложение, от которого ты не сможешь отказаться!

– Посмотрим! – Пробурчал антропоморфный, направляясь в душевую. – Вечные – не люди, они – другая раса! Но чует моё сердце, ты вполне можешь оказаться прав!

Заречнев прошел в штаб, обратил внимание, что гости сдвинули три кресла так, чтобы они образовали равнобедренный треугольник. Свободное кресло располагалось на виртуальной вершине острого угла.

"Двое против одного"! – Мысленно улыбнулся землянин. – "Ну.... Ну.... Давненько я не брал в руки шашек! Давненько. Поглядим, с чем Вы пожаловали на сей раз"!