Из толпы влюбленных в нее безумцев юная Маргарита выделила одного – молодого красавца герцога Генриха де Гиза, однако Екатерина Медичи сочла, что такой брак слишком возвысит Лотарингский дом, и так доставлявший своими притязаниями немало хлопот королеве-матери.
Это была первая трагедия Марго (такое уменьшительное имя дали ей ее братья): с ее чувствами не посчитались. Но если Генрих де Гиз не стал ее мужем, то он не упустил (во всяком случае, так говорят) возможности стать ее первым возлюбленным. В мужья же ей был выбран молодой Генрих Наваррский – маленький беарнец из семейства Бурбонов, плохо отесанный, но принадлежащий к клану гугенотов. Его малюсенькое государство со всех сторон было окружено землями могущественных соседей – Франции и Испании. «Новобрачные, – как утверждает Майкл Фарквар, – относились друг к другу весьма прохладно, но даже если бы между ними и была любовь, все равно их семейное счастье разбилось бы на следующий день после свадьбы»[167].
Все порешили между собой две матери – Екатерина Медичи и энергичная Жанна д'Альбре.
Если брак Елизаветы в 1559 году был отмечен неожиданной смертью ее отца Генриха II, то брак Маргариты стал поистине кровавой свадьбой. Сначала вдруг умерла – от грудной жабы – мать жениха, это случилось в июне 1572 года. От свадебных церемоний решили не отказываться, но они были очень скромными, так как Генрих, считавшийся еретиком, не мог войти в собор Парижской Богоматери, где проходила месса. Кардинал Лотарингский обручил молодых в Лувре.
«Наше бракосочетание, – напишет потом Маргарита в своих „Мемуарах“, – состоялось через несколько дней с таким торжеством и великолепием, каких не удостаивался никто до меня. Король Наваррский и его свита сменили свои одежды на праздничные и весьма богатые наряды; разодет был и весь двор ‹…› Я была одета по-королевски, в короне и в накидке из горностая, закрывающей плечи, вся сверкающая от драгоценных камней короны; на мне был длинный голубой плащ со шлейфом в четыре локтя, и шлейф несли три принцессы. От дворца епископа до собора Богоматери были установлены помосты, украшенные золоченым сукном, что полагалось делать, когда выходят замуж дочери Франции. Люди толпились внизу, наблюдая проходящих по помостам новобрачных и весь двор»[168].
Оба молодых человека были в буквальном смысле вынуждены пойти под венец. Поэтому не удивительно читать о свадьбе такие ироничные строки Ги Бретона:
«В тот момент, когда Маргарита должна была произнести свое „да“, она, не испытывая ни малейшего влечения к неопрятному жениху, бросила отчаянный взгляд в сторону братьев и заколебалась. Тогда Карл IX, стоящий позади, ударил ее кулаком по затылку. Oт сильной боли новобрачная опустила голову, и священник счел это за знак согласия»[169].
Молодожены были соединены узами брака 18 августа, так и не успев понять, что они совершенно не созданы друг для друга. А массовое убийство в ночь Святого Варфоломея стало гигантской раной на всем этом «празднике».
Кардинал де Ришельё, главный министр короля Людовика XIII, лично знавший Маргариту, в своих «Мемуарах» отозвался о ней в превосходных тонах, написав:
«Она была самой известной королевой своего времени ‹…› Если эта свадьба [Генриха и Маргариты. – Авт.] оказалась настолько ужасающей для всей Франции, она оказалась не менее ужасной и для ее личной судьбы. Ее муж подвергался смертельной опасности, шел спор о том, следует ли его уничтожить, и она спасла его»[170].
Что интересно, больше нет никаких достоверных данных о спасении Генриха Наваррского. Но сомнительно, что Маргарита, умоляя короля и королеву-мать о сохранении жизни дворянам из его свиты, забыла бы упомянуть собственного мужа.
В середине мая 1582 года в одном из своих писем к Генриху Наваррскому она обронила такую фразу:
«Поверьте, [не стоит. – Авт.] опасаться этих Гизов – никто из них не обладает ни влиянием, ни возможностью причинить вам зло. Что же касается короля, то я всегда отвечала своей жизнью, чтобы с вами ничего не случилось. Вы вернете всех своих служащих, которых вы потеряли из-за продолжительности смут, и, находясь здесь, за восемь дней приобретете больше, чем за все то время, что вы прожили в Гаскони»[171].
Большинство историков склоняются к тому, что в решении судьбы Генриха верх взяли не столько мольбы Маргариты, сколько целесообразность: Екатерина Медичи, возможно, воспользовалась Маргаритой для убеждения Карла IX, и Генриху Наваррскому даровали жизнь в обмен на возвращение в лоно католической церкви и статус заложника в Лувре.
Это был наиболее трудный момент в жизни Марго: выйдя замуж за провинциала, которого она не любила, Марго стала заложницей макиавеллиевской политики своей матери.
Историк Майкл Фарквар по этому поводу пишет:
«Мать Марго была непосредственной участницей заговора по уничтожению лидера гугенотов, убийство которого планировалось сразу после свадебной церемонии. Однако все внезапно изменилось. Опасаясь, что ее участие в этом заговоре раскроется и приведет протестантов к восстанию, Екатерина вместе с сыном, королем Карлом IX, тайно организовали массовое убийство гугенотов, приглашенных в Париж в честь бракосочетания французской принцессы-католички и короля протестантской Наварры»[172].
На самом деле отношения Маргариты и Генриха были удивительными даже для современников, не говоря уже о потомках. Без сомнения, оба рассматривали свой союз как политическую необходимость и считали себя свободными от брачных обязательств. И их поведение казалось вызывающим даже в предельно раскрепощенную эпоху Возрождения. Маргарита откровенно говорит в своих «Мемуарах», что видела в Генрихе только брата, а он в ней – сестру. Но вместе с тем это не исключало их отношений как мужа и жены со сценами ревности и взаимными упреками. Маргарита мечтала забеременеть от мужа (ибо так было нужно), о чем однажды, в июне 1581 года, она написала матери: «Я нахожусь на водах Баньера, куда я приехала в надежде, что судьба будет ко мне благосклонна и позволит мне увеличить число ваших подданных»[173].
Генрих Наваррский вместе с тем всю свою жизнь, не стесняясь, использовал Маргариту для достижения своих целей. В отличие от своей жены, он не был интеллектуалом, но зато он был хитрым и прагматичным политиком, которому к тому же очень повезло на определенном этапе. И Маргарита была составной частью этого везения.
При этом Маргарита практически не имела помощи со стороны короля-брата Карла IX, который умер 30 мая 1574 года.
Но надо было жить, не полагаясь на своего мужа, который быстро спелся с двором Валуа, и пошли балы, любовные интриги, сексуальные неистовства. При этом в какой-то момент он перестал пытаться соблазнять свою жену, а та стала демонстрировать по отношению к нему что-то похожее на отвращение. Он даже однажды пожаловался своему другу поэту Агриппе д'Обинье: «Как же ей было неприятно меня ласкать, раз она каждый раз меняла простыни, если мы проводили на них вместе хотя бы четверть часа?»[174]
С определенного момента они стали просто друзьями, скорее даже товарищами по несчастью. В личной жизни они стали каждый сам по себе. И для Маргариты началась нескончаемая череда страстей, настоящий парад красивых мужчин, молодых, элегантных, красноречивых и весьма умелых в альковных играх.
В связи с этим историк Бернадетта Кравери пишет: «Маргарита не скрывала своей склонности к любви. Она пользовалась такой тотальной свободой, что это стало похоже на легенду, а перечень ее похождений уступал, разве что, аналогичному перечню ее мужа»[175].
