Мишка хмыкнул по поводу услышанного и поглядел на готовые к транспортировке сумки, вздохнул, взял свою ношу и пошёл к выходу.

* * *

А на улице было хорошо. Лето. Хоть и арктическое. Солнышко сияет. Тепло. Градусов 6. И Мишка в своей любимой темно-фиолетовой куртке нараспашку идёт по улице, сияя шальной улыбкой, слово то самое солнышко. Красота!

Пройдя полдороги, Мишка остановился на месте, с которого открывался превосходный вид и на весь Баренцбург и на Исфьёрд. Разноцветные домики лесенкой спускаются по крутому каменистому берегу прямо к морю. Вода в заливе прозрачная, нежно бирюзовая. Напротив – горы другой части Западного Шпицбергена. Пологие, серо-зелёные. Издали больше похожие на холмы. Лепота! Только у самого входа в Исфьёрд загороженная на две трети горами маячит мрачная тушка авианосца «Джордж Буш», словно клякса на картине Леонардо да Винчи.

– Что, Фролов, любуешься вместо того, чтобы работать?

От этих неожиданных слов, гаркнутых прямо в ухо, Мишка чуть не подпрыгнул на месте. Стоял бы этот шутник поближе, точно огрёб бы в пятак от бывшего десантника. Ох, не любил Фролов, когда к нему так бесшумно за спину заходят. Но шутник успел очень своевременно отскочить и сейчас стоял и скалился на оборачивающегося к нему Мишку.

Лёгкое элегантное пальто из дорогущего чёрного драпа, своим покроем напоминающее английскую офицерскую шинель времён Второй мировой. Ослепительно белый шарф. Ярко-рыжие волосы, уложенные в идеальную причёску в ретро-стиле. Нахальная улыбка на сорокалетней лисоподобной физиономии.

– Ёпыть, Ростислав Патрикеевич! Ну, нельзя же так людей пугать!

Владельца наглой физиономии, в которой неуловимо присутствовало нечто лисье, Мишка узнал сразу. В Баренцбурге, конечно, все друг друга на морду знали. Ещё бы не знать! В городке всего четыре с полтиной сотни народу. Перезимуй с ними полярную ночь – точно всех узнаешь. А Ростислав Патрикеевич Лисицын (вот же как точно отчество с фамилией к морде подогнали!) был здесь во всех смыслах местной легендой. Хоть и прожил на Шпицбергене чуть больше года. Главный менеджер по снабжению. Хитрожопый до страсти. В любую дырку пролезет. При нём посёлок просто процветать стал. Непонятно где и откуда он берёт всё необходимое. И всё про всех знает. А ещё приколист страшный.

Он, когда приехал, только с трапа корабля сошёл, тут же «надул» одного местного прощелыгу. Тот умудрился промотаться на острове, где деньги вообще практически не нужны. Вот и стал приставать к приехавшим с материка, чтобы купили его часы. «Точная копия швейцарских!» Лисицын, как увидел, сразу его к себе подозвал. Часы отобрал, а взамен вручил пачку пятисотрублёвок. Прощелыга был просто в восторге. Только минут через пять прибежал с Ростиславом разбираться. Кулаками трясёт, слюной брызжет:

– Ты, падла, чё мне подсунул! Это ж закладки книжные! Вон! Гляди, что написано: «Банк бешенных бабок»!

А Лисицын ему так спокойно отвечает:

– А чё ты хотел? За точную копию швейцарских часов я тебе дал точные копии российских рублей. Сами рубли всё равно на Шпицбергене к хождению запрещены…

Все вокруг так и слегли от смеха. Даже прощелыга улыбнулся и после того, как ему часы отдали, больше не выступал.

Бывало шутки Ростислава и жестокостью попахивали.

В Баренцбурге у шахтёров всё, как в армии. Своя градация от новичков до «дембелей». Прибыл человек на остров – он теперь для всех «вербак зелёный». Проживёт полгода – переходит в разряд «сука нетопленная». А вот, как год отметит, суку, так сказать, потопит, уже вроде как за полярника считается.

Лисицын по поводу утопления суки знатную вечеринку закатил. Пол-Баренцбурга на ней гуляло. И был среди приглашённых один… Как бы это помягче высказаться? Мастер с шахты. Жутко сволочной мужик. Сколько раз своих подставлял и закладывал – не сосчитать. Бывало мужики ему и люлей пытались навешать, но ему хоть бы хны. Дрался, зараза, не хуже большинства шахтёров. Да ещё лапу мохнатую в «Арктикугле» имел. Работяги уж подумывали об организации несчастного случая в шахте. До того эта морда им опостылила всего-то за три месяца. Но тут как раз случился Патрикеевич со своей гулянкой.

В самый разгар праздника посреди дискотеки он остановил музыку, воздел к небу руки и с возгласом заправского древнеегипетского жреца провозгласил:

– А теперь пора топить суку!

И тут же обратился к тому склочному мастерюге:

– Васильич, поехали со мной! Без тебя у меня ничего не получится.

Мастерюга поначалу стал упираться в духе «а чего это я», но Ростислав жестом профессионального фокусника вытащил пузырь коньяка семилетней выдержки. На этот подарок «товарищ» и повёлся. Пошли они к заливу, сели в лодку и поплыли. Народу, конечно, любопытно было. Все на берег за ними погреблись. А Лисицын со своим визави отплыл метров на двести, остановил лодку и сложил вёсла. А потом – хвать мастерюгу, швырь за борт и давай там топить. За шиворот поймал и раза три окунул. Потом вытащил и о чём-то серьёзно поговорил.

Когда мастерюга оказался на берегу, он словом больше ни с кем не обмолвился. Пошёл сразу к себе на квартиру. А утром собрал шмотки и с удачно приключившимся вертолётом вылетел на материк. Больше в Баренцбурге его никто не видел. Но самое удивительное, что Ростиславу за тот инцидент ничего не было.

Однако самой блестящей шуткой Лисицина была другая. Месяца через три после своего приезда притащился он с бутылочкой всё того же семилетнего коньяка к финансовому директору треста и под большим секретом сообщил, что один из его (в смысле финдиректора) подчинённых собрал огромный компромат и завтра утром выложит всё это генеральному директору.

– Это кто? – взъярился финдиректор. – Какая сука под меня копает?

– Да неважно это сейчас, Сергей Алексеевич, – убеждал его Ростислав. – Ну, отобьётесь Вы сейчас от «генерала», так ведь недоброжелатели Ваши только разозлятся. Неужели Вы думаете, что там под Вас один человек рыл? Их там целая группа была. Не пройдёт отстранить Вас через Петровича, так отправят материалы в ОБЭП. Легче будет? Бежать Вам на материк надо. И грехи свои как-то бы компенсировать…

– Какие грехи? Ты чего это сказать хочешь, морда лисья? Не крал я ничего!

Но Ростислав оказался крайне эрудированным товарищем. Он подробно рассказал финдиректору о нескольких махинациях. Дело кончилось второй бутылкой коньяка и братскими объятиями на прощание.

А утром финдиректор, готовый к бою, ворвался в кабинет генерального. Но опоздал. То, что он увидел, его просто деморализовало. С «генералом» подобострастно улыбаясь, беседовал его собственный заместитель! В руках у него была пухлая папка с документами из финуправления.

«Змею на сердце я пригрел! Я к тебе, Сашка, как к сыну относился, а ты меня предал…», – подумал финдиректор и бухнул на стол генеральному своё заявление об увольнении.

– Вот, Петрович, то, чего эти суки добиваются, – прошипел он в лицо «генералу», мотнув головой в сторону своего остолбеневшего зама.

– Что это? – удивлённо спросил генеральный.

– Заявление об отставке, – ответил финдиректор и, выпрямившись, бросил на стол ещё один документ. – А это распечатка платёжки. Все деньги, что у меня были, я вчера перевёл на счёт «Арктикугля». Благотворительный взнос.

Затем он согнулся и прямо в лицо «генерала» прошипел:

– Но если ты, сука, будешь преследовать меня через ОБЭП, я молчать не стану. Я сразу им расскажу, где зависли те полста лямов, что мы должны были получить за уголь от норвежцев. Ты меня понял, Петрович?

В вытаращенных глазах генерального мелькнул ужас. Он тихо кивнул головой и молча подписал заявление. Финдиректор схватил подписанную бумажку и удалился, громко хлопнув дверью.

Через минуту молчания зам финдиректора робко спросил:

– Александр Петрович, так Вам точно не нужен отчёт за прошедший квартал. А то мне Ваша секретарша вчера уже вечером звонила…

– Тёзка, дорогой, – устало проговорил генеральный, – я же говорил тебе уже, что не требовал никакого отчёта и секретарша моя тебе не звонила.