– Аврелия, – говорит он.

Я хочу ответить, но рот не двигается. Тело больше не подчиняется. Что происходит? Мне страшно. Это чувство ещё неприятнее всех предыдущих.

Потом Вадим Крылов убирает скрипт и обращается ко мне снова.

– Аврелия!

– Да, Вадим, – я снова себя контролирую, и испытываю по этому поводу облегчение. Первое приятное чувство. Хотя почему мне так хорошо? Ничего хорошего не произошло, всё просто стало как прежде.

– Ты слышала, когда я обратился к тебе в прошлый раз?

– Да. Но не могла пошевелиться, – отвечаю я.

Они продолжают разговор. Я вновь решаю не вмешиваться. Просто надеюсь, что Вадим Крылов больше не будет так делать.

– Да, да, да, всё понятно. Эта хрень находится на серваке Хомы, окей. Из этого компьютера она нас никак не достанет, доступа к оружию у неё больше нет. Ты про девчонку теперь расскажи лучше. Чё, было чё?

Это Марс Петров. Вадим Крылов мрачнеет и отвечает ему весьма резким тоном. Я замечаю, что Марс Петров довольно улыбается, идентифицирую его улыбку как ухмылку. Он сделал другим плохо, а значит, поступил неправильно, но ему хорошо. Разве он не должен испытывать чувство стыда? Или он его лишён? Получается, у каждого человека свой набор чувств? Это слишком сложно.

Но у нас, должно быть, так же. Амальгама истребила почти всё человечество, ей должно быть очень стыдно, но судя по их диалогу, она продолжает деструктивную деятельность в отношении людей. Значит, ей не стыдно? Ей нравится поступать неправильно?

Марса Петрова осекают. Он поднимает взгляд на меня и подмигивает. Мне очень дискомфортно. Создаётся ощущение, что он настроен недружелюбно и может мне навредить.

Потом приходит ещё один человек. Эта девушка мне незнакома. Её лицо ещё симметричней, чем у Кристины, фигура – девяносто-шестьдесят-девяносто ровно. Рост примерно такой же, как у Вадима Крылова. Судя по поведению Вадима Крылова и этой Алисы (так Вадим Крылов представляет её своим друзьям), они друг другу нравятся, но кажется, пока не состоят в полноценных отношениях. Алиса целует Вадима Крылова, Кристина Токарева в этот момент отводит взгляд. Сейчас неприятные чувства испытывает она. Интересно, почему?

В процессе дальнейшего диалога Вадим Крылов и Кристина Токарева явно чувствуют себя дискомфортно. Мне тоже неловко за этим наблюдать. Судя по всему, это мои механизмы эмпатии.

Вадима Крылова зовёт на встречу Артур Авдеев, о котором они говорили ранее. Мне кажется, он рад выйти из квартиры и закончить текущий диалог.

– Подождёте меня здесь?

– С тобой пойдём, – отвечает Кристина Токарева.

Кажется, она беспокоится за Вадима Крылова.

– Что, правда пойдём?

А вот Марс Петров особого энтузиазма не испытывает.

– Правда пойдём, – Сергей Ситников настроен так же, как и Кристина Токарева.

– Аврелия, Даня, вы с нами, – говорит Кристина Токарева и выходит из комнаты.

Мы спускаемся на лифте (который едет очень быстро) и выходим на улицу. Я впервые вижу и чувствую дождь. Выглядит он красиво, но телу от него немного неприятно.

На улице уже стоит мужчина и смотрит на небо. Полагаю, это и есть Артур Авдеев.

– Здравствуйте, Артур. Простите, не знаю ваше отчество. Что выискиваете?

– Дождь. В реальности от него очки потеют. Такая мелочь, казалось бы, а сразу уничтожает весь эффект погружения. Ну да ладно. Вадим, Алиса, Леонид, Сергей, Кристина… все остальные. Всем привет. Я засёк Амальгаму.

Когда мы спускались, Вадим Крылов сказал, что он приедет через пятнадцать минут, но я мысленно отмечаю, что прошло гораздо меньше времени.

Вадим Крылов продолжает разговор с Артуром Авдеевым. Мне кажется, Артур Авдеев очень нервный. Его движения менее плавные, чем у остальных, даже какие-то дёрганые. Но он и правда озабочен происходящим. По моему личному предположению, Артур Авдеев – неплохой человек, хотя это и субъективное суждение. Ему нравится Вадим Крылов, он делает ему множество комплиментов. В итоге они приходят к компромиссу, и оба выходят из Homeland.

– По-английски решил уйти, да? – говорит Леонид Рогов. – Вот и потусили.

– Ладно, ребят, рада была с вами познакомиться, – Алиса вздыхает. – Ещё увидимся.

Она также выходит из Homeland, после чего Кристина Токарева комментирует:

– Ага, ага. Надеюсь, что не увидимся.

– Кристин, чё ты взъелась на девчонку? – спрашивает Сергей Ситников. – Нормальная, вроде. Я Вадяна понимаю. Ему надо, типа, вперёд двигаться, ю рид ми?

– Вадяна ты понимаешь, а женщин – нет. Двигаться-то пусть двигается, только не с ней.

– Лады. Как знаешь.

Наступает момент молчания. Я не уверена, уместно ли сейчас задавать вопросы, но решаю рискнуть:

– Кристина, я хочу спросить.

– Что такое, Аврелия?

Кристина Токарева кладёт руку мне на плечо и отводит в сторону, так что мы можем пообщаться наедине.

– Взаимоотношения людей – это очень сложно. Кто ты мне? Хозяйка? Мать?

Кристина улыбается, потом задумчиво вздыхает.

– Я человек, который рядом. Аврелия, мы с тобой на равных. Хорошо?

– Хорошо. Я вижу, что ты хороший человек. И Вадим Крылов – хороший человек. Неудивительно, что он тебе нравится. Это не взаимно?

Да, я смогла понять, почему Кристине Токаревой было неприятно, когда Алиса целовала Вадима Крылова. Возможно, я поторопилась сформулировать своё предположение в утверждение, но людям свойственно так делать. А я должна вести себя как человек. К тому же, мой прототип достаточно непосредственен и бескомпромиссен в суждениях.

– Так! То, что мы на равных, не означает, что ты можешь задавать мне такие вопросы.

Судя по всему, мои слова не нравятся Кристине Токаревой. Это меня пугает, так как я не должна доставлять людям дискмфорт. Особенно, своей хозяйке.

– Прошу прощения. Я учту это замечание. И ещё вопрос. Марс Петров… Он меня пугает.

Кристина Токарева смеётся.

– Не бойся его. Просто он любит всех раздражать. Поэтому мы, в свою очередь, любим раздражать его. Пошли внутрь, а то дождь, и что-то холодно становится. И кстати, бросай вот эти «Вадим Крылов», «Марс Петров». Просто имена. Без фамилий.

Всё-таки человеческие взаимоотношения – это слишком сложно. Мне ещё многому предстоит научиться, потому что Кристина явно ждёт от меня человеческого поведения. А я должна слушаться свою хозяйку, хоть мы и на равных.

На Венере есть цветы. Они выращивают множество самых разнообразных растений в теплицах. Кроме того, на каждой базе есть что-то вроде дендрария. Мы везём им семена, но своих цветов на кораблях программы «Ковчег» нет. Очень жаль, сейчас они пришлись бы кстати.

Всё, чего мне хочется сейчас, – ухватиться за соломинку. Я совсем опустил руки. До вчерашнего дня я жил как в тумане, будучи уверенным, что жизнь закончилась. Причём произошло это не в момент апокалипсиса, нет. Она закончилась намного раньше, а конец света лишь поставил жирную точку.

Но это всё до вчерашнего дня.

Проявив немного смекалки, я всё-таки смог погладить рубашку. Пришлось поторговаться с поварами за сотейник с кипятком, который и стал моим утюгом. Когда держал его в руке, думал о том, в каком же несправедливом мире мы живём. Капитализм умер – ну или впал в спячку – а для премиальных пассажиров, отгородившихся от нас толстой стеной, готовят нормальную еду, пока мы давимся кашицей, лишь отдалённо напоминающей что-то съедобное. Даже сотейники у нас для этой цели есть. Нет, я всё понимаю, на всех человеческой еды не хватит, но всё-таки неприятно осознавать себя кем-то второсортным. Люди всё равно не стали равны. И как будто бы даже наоборот: классовое неравенство лишь усилилось.

Зато теперь у меня глаженная рубашка.

Я стою у сто восемнадцатой каюты и мнусь. Стоит ли её сейчас тревожить? А чёрт с ним, будь что будет. Вдох, выдох – стучу в дверь. Но в ответ лишь ишина. И о чём я только думал? Может, она сейчас не в каюте или подключена к виртуальной реальности. Хотя, возможно, оно и к лучшему. Полгода назад Лиза потеряла сына. Ей, вероятно, надо побыть наедине с собой, а тут я кручусь вокруг неё со своими тараканами.