Поймите меня, Никита Сергеевич, и согласитесь, что мне невыносимо тяжело, не только физически, но и морально.
Разрубить этот «Гордеев узел» может только личная встреча, Никита Сергеевич!»
Василий пытался разбудить в Хрущеве сентиментальные чувства. Напоминал о похоронах матери, старался вызвать у него жалость к себе. Кроме того, стремился польстить, вспоминал встречи на Сталинградском фронте под вражескими бомбами, подчеркивал мужество и проницательность «дорогого Никиты Сергеевича». И всячески доказывал, что не собирается мстить ему за разоблачение «культа личности Сталина» на XX съезде. Василий подсказывал Хрущеву формулу, позволяющую ввести кампанию борьбы с культом личности в рамки, не затрагивая существующую политическую систему. У Сталина, мол, были ошибки, но он сделал и очень много полезного для укрепления советского строя.
И заверял Никиту Сергеевича: я-то понимаю, что вы и сами в душе не против отца, но обстоятельства вынуждают вас критиковать его. Главное же, Василий верил, что Хрущев разоблачает «культ личности», только исходя из соображений политической целесообразности, но сам не испытывает к покойному генералиссимусу чувства ненависти и мести.
Здесь сын Сталина ошибался. Никита Сергеевич в душе ненавидел Иосифа Виссарионовича и теперь мстил покойному за многолетний страх. Такие члены Политбюро, как Молотов или Каганович, отправляя на смерть десятки и десятки тысяч людей, твердо верили в необходимость и полезность репрессий, равно как и в то, что многие среди казнимых действительно виновны, хотя бы в том, что когда-то были в оппозиции к Сталину. А если и есть невиновные, то ничего не поделаешь: лес рубят — щепки летят.
Но были в высшем политическом руководстве страны люди вроде Хрущева, Микояна или Берии, которые ничуть не меньше первых пролили невинной крови, но действовали не по убеждению, а из страха, понимая: если не будут соучаствовать в репрессиях, завтра настанет их черед. Сын Сталина, да еще упорно сохраняющий фамилию отца, Никите Сергеевичу мог только мешать. И уж конечно, вообразить Василия в качестве своего «ближайшего помощника» Хрущев мог бы только в дурном сне.
Приемный сын Иосифа Сталина Артем Сергеев в разговоре с писателем Феликсом Чуевым утверждал, что «Василий был человеком неробким, и не только на фронте. Когда Н. С. Хрущев после XX съезда попросил его написать об отце, какой он был деспот в семье, как издевался над сыном, Василий ответил первому секретарю партии: «Вы все, вместе взятые, не стоите ногтя моего отца!» Это стоило Василию нескольких лет свободы».
Вряд ли подобное сын Сталина рискнул бы сказать в лицо самому Никите Сергеевичу. Но в пьяных застольях с друзьями наверняка говорил нечто подобное. Можно не сомневаться, что осведомители не преминули довести такие речи до сведения начальства, а то проинформировало Хрущева. Это уж точно не вызвало у Никиты Сергеевича восторг!
Через двенадцать дней после своего письма Хрущеву, так и не получив ответа, Василий 22 апреля 58-го писал Капитолине:
«Получил твое письмо от 17.04.58. Рад, что настроение твое поправилось. Видимо, Киев вообще хорошо на тебя действует… Город действительно красив! Но настроение твое изменилось, скорее всего, не от этих красот, а от встречи. Ты пишешь, что соскучилась по дому. Да, я понимаю тебя, тем более что 27-го числа этого месяца исполняется ровно 5 лет, как я не был дома…
По поводу твоего приезда. Очень прошу тебя приехать, очень! Если тебе не хочется встречаться со здешними начальниками, учитывая нашу последнюю встречу (на которой, вероятно, случилась размолвка. — Б. С.), то это зря. Во-первых, от них никуда не денешься. Во-вторых, они великолепно знают все мои переписки, встречи и т. д. А поэтому им известно мое к тебе отношение… Короче, твое самолюбие никак не пострадает от твоего приезда, а наоборот, это будет человеческим ответом на мой всегдашний и неугасимый призыв…
Ты спрашиваешь: «Кто тебя навещает и бывает у тебя?..» «Я интересуюсь, когда у тебя была последний раз твоя первая жена и когда вторая?» «Если тебе нежелательно говорить об этом, не настаиваю…»
Почему нежелательно?
У меня нет тайн от тебя. Я тебя действительно люблю!
Не навещают ни одна, ни другая. Екатерина не навещает и не пишет, так как каждое навещание кончалось руганью из-за тебя. Я не скрывал от нее, да и ни от кого свое к тебе отношение. Ее условие простое — бросить даже думать о тебе. А я этого не хочу!
Изредка пишут Света и Вася (дети от второго брака. — Б. С.). Вот и вся связь с ними… Была она около года тому назад в последний раз.
Галина приезжала два раза с Надей. Одна не приезжала. Оба раза в феврале этого года.
Никогда и ни перед кем я не постесняюсь тебя назвать человеком, которого я действительно люблю!
Приезжай и ни о чем не думай, кроме того, что тебя любят и ждут.
Целую родинку свою дорогую и любимую, хотя и упрямую, как 1000 ослов, и колючую, как ежик, но мою любимую…»
Последнее из известных ныне писем сына Сталина семье, направленных из заключения, датировано 1 августа 1958 года и адресовано Лине. Очевидно, к тому времени уже произошел разрыв с Капитолиной. Василий писал дочери:
«Линушка, дорогая моя! Как видишь, жизнь очень сложная штучка. Но не следует вешать нос. Мне хочется подробно остановиться на том, кем тебе быть, к чему себя готовить, чему посвятить свою жизнь. Вопрос этот очень серьезный, и решать его, безусловно, нужно не торопясь, продумав как следует все… Действительно, трудно выбрать, так как очень много прекрасных специальностей и хочется выбрать лучшую, а какая это лучшая — трудно сразу разобраться.
Дорогая моя! Есть специальности узкой спецификации, а есть науки, которые охватывают целый комплекс специальностей и даже все развитие человеческого общества. Если ты хочешь послушаться моего совета, то не замыкайся в какой-то одной узкой специальности, не привязывай себя на всю жизнь к геологическим образцам, самолету, строительной площадке и т. д. Выбери специальность более всеобъемлющую. Такими науками (специальностями) являются, к примеру: юриспруденция, история, география, журналистика и др.
Почему я подчеркнул журналистику? На протяжении всей своей жизни ты не связана с определенной специальностью, заставляющей сидеть на своем месте, а можешь бывать везде, где интересное дело. Это даст возможность широко развить свой кругозор, не замыкаться в узком деле. Быть журналистом — это значит быть вездесущим, все знающим человеком. В то же время такая специальность не заставляет тебя отдуваться за кретина-подчиненного, который тебя подвел. Ты помогаешь обществу исправить его и в то же время не несешь ответственность за финансы, людей, план и всю эту трудную и неблагодарную путаницу, в которой очень легко споткнуться. Вместе с тем ты многое знаешь, видишь, делаешь для себя выводы, учитываешь промахи других и мотаешь сии промахи себе на ус. Кроме того, через 4–5 лет ты уже смогла бы посмотреть на мир, побывав в Европе и других частях света. А самое главное (это с моей точки зрения), ты была бы для меня неоценимым помощником во всех делах.
Продумай этот вариант.
Тебе может показаться, что основная трудность для тебя — нелады с русским языком. Это чепуха. Важна душа. А остальное придет само собой. Не боги горшки обжигают. Чем ты хуже других? Не хуже, а лучше. Во 100 раз!
Если ты согласишься с моими доводами, то сразу тебе совет: займись стенографией и машинописью. Вообще стенография и машинопись нужны, очень нужны не только журналисту, а любому современному грамотному человеку. Ну а журналисту, конечно, в первую очередь. Подумай, дорогая моя! Люблю тебя и не хочу, чтобы тебя люди, которым ты будешь отдавать свое время, силы и здоровье, в один момент из-за дурака или подлеца подчиненного облили грязью. При моем предложении ты независимый человек — с хорошим заработком, колоссальными перспективами в жизни и, самое главное, ни за кого, кроме себя, не несешь ответственности.
