Чем отличался Василий в худшую сторону от других, так это своими загулами, которые ему при жизни отца благополучно сходили с рук. Вместе с тем подчиненных он успешно заставлял выполнять все требования воинской дисциплины, что и отмечалось в аттестациях. Пьянством же в Красной армии, и особенно в ВВС, удивить кого-либо было трудно. Начальники Василия пили ничуть не меньше его.

Вот как генерал-лейтенант Сталин описывал обстоятельства смещения командующего ВВС П. Ф. Жигарева в своем письме ЦК от 19 января 1959 года: «Мне приписывают (Серов), что я имел отношение к снятию Жигарева в 1942 году. Это не верно! Меня в то время в Москве не было, и причины снятия Жигарева я узнал от Власика и Поскребышева. Вот что они рассказывали. Жигарев совершенно пьяный явился на вызов в ГКО к т. Сталину и был снят с работы за пьянство в боевое время».

Но и преемник Жигарева Новиков трезвостью не отличался. Генерал Н. А. Сбытов рассказывал писателю Станиславу Грибанову, как на одном совещании в главкомате ВВС было упомянуто имя Булганина, тогдашнего заместителя наркома обороны, который якобы дал иные указания, чем Новиков. Александр Александрович возмутился: «Булганин разбирается в авиации как свинья в апельсинах!» Кто-то из присутствующих доложил о происшедшем Иосифу Виссарионовичу, и тот позвонил Сбытову: «Правда, что Новиков был пьян?» Николай Александрович утверждает, что уклонился от прямого ответа, хотя всем участникам совещания было ясно, что Главный маршал был не вполне трезв.

Ладно, Сбытов — свидетель пристрастный и, как мы помним, написал Сталину письмо о недостатках в ВВС, явно направленное против Новикова. Но вот у Хрущева с Александром Александровичем никаких счетов как будто бы не было. Однако пристрастие Главного маршала авиации к Бахусу Никита Сергеевич в своих мемуарах однозначно подтверждает: «Я хорошо знал Новикова. Он командовал ВВС Советской Армии большую часть войны и во время Сталинградской битвы приезжал к нам в штаб. У него были недостатки. Он пил, возможно, больше, чем ему следовало…»

А главный штурман ВВС генерал Б. В. Стерлигов прежде не считал зазорным выпить вместе с Василием Сталиным. В той части мемуаров, что осталась в рукописи, Борис Васильевич вспоминал, как в 44-м им вместе с Василием довелось ехать на фронт в поезде Главного маршала авиации Новикова (тогда Александр Александрович, как видно, ничего против такого соседства не имел): «Вошли мы в вагон и скоро, по примеру Главного маршала, разошлись по своим купе на отдых (с употреблением немалой толики водки, коньяка и иных горячительных напитков. — Б. С.).

— Войдите, — сказал я, и в дверях показался небольшого роста рыжеватый полковник в авиационной форме, в котором я сразу узнал сына Сталина — Василия.

Я откровенно изумился его появлению, так как на перроне в Москве при отправке нашего эшелона Василия не видел.

— Разрешите, генерал, скоротать с вами время? — спросил полковник, и тут же вслед за ним в купе протиснулся какой-то грузин в форме лейтенанта.

Василий распорядился:

— Коба, сообрази…

Коба исчез, но скоро появился с водкой и закуской.

После двух-трех рюмок мы разговорились. Василий посетовал на отца, на свой арест на слишком большой срок (после злополучной рыбалки. — Б. С.), но потом примирительно, как-то по-мальчишески заключил:

— Ничего, я ему еще покажу!»

Стерлигов представляет дело так, что чуть ли не впервые пришлось выпивать ему с Василием Сталиным. Но некоторые детали говорят, что — не в первый раз. С чего бы это полковник заглянул в купе именно к Борису Васильевичу, а тот, в свою очередь, нисколько не удивился этому визиту. Удивился только, откуда Василий взялся, раз на перроне его вроде бы не было. Чувствуется, что многие из высоких чинов ВВС (и не только ВВС) за честь считали разделить рюмку с полковником Сталиным, надеясь, что замолвит за них словечко перед грозным отцом. Такие застолья еще больше развращали Василия. Он уверовал, что любая выходка сойдет ему с рук.

Конец войны Василий Сталин встретил в Германии. Мирная жизнь оставляла больше времени для веселого отдыха в кругу сослуживцев. У полковника Сталина оказались и немалые возможности для того, чтобы поживиться трофейным добром. В его распоряжении имелись самолеты, которыми можно было бесконтрольно возить в Москву и мебель, и картины, и дорогие сервизы, и много других хороших и разных вещей, созданных руками трудолюбивых и умелых немцев.

Произошли перемены и в личной жизни сына Сталина. Светлана Аллилуева вспоминает, как Василий сообщил отцу о причинах своего развода с Галиной Бурдонской: «Когда Василий сказал ему, что развелся с первой женой «из-за того, что с ней не о чем говорить», отец расхохотался: «Ишь ты! Идейную захотел! Ха! Знали мы таких идейных… селедок, — кожа да кости!» Это было при мне; но вслед за этим отец и сын пустились в непристойную дискуссию (очевидно, на тему, кто каких предпочитает: толстых или тонких. — Б. С.), и я ушла». Как утверждает Светлана, «отец вообще не проявлял интереса и симпатии к образованным женщинам. Он не выносил гувернанток, которых мама брала в дом… Отцу вообще был свойственен крестьянский взгляд на многое, — узкий практицизм, недоверие к «учености». Он часто повторял в последние годы своим комендантам: «Разогнать вас всех надо, ни черта не умеете! Простая крестьянка лучше готовит и лучше вас вела бы хозяйство!» И я думаю, что круглолицая курносая Валечка, прослужившая у него экономкой последние восемнадцать лет, вполне соответствовала его идеалам женщины в доме; она была дородна, опрятна, ловко прислуживала за столом и не пускалась в разговоры».

Сталинская экономка Валентина Истомина запомнилась и Молотову. Он говорил Феликсу Чуеву: «В разные периоды разные люди были. Грузинка одна старая была. Потом Валентина Истомина… Это уже на даче. Приносила посуду. А если была женой, кому какое дело?» И Вячеслав Михайлович и Светлана Иосифовна, похоже, не сомневались в существовании интимных отношений между Валей и Иосифом Виссарионовичем.

Вот вкусы насчет женщин у отца и сына совпадали не полностью. Василий хотел, чтобы с женой или любовницей было еще и о чем поговорить, тогда как Иосиф Виссарионович ценил женщин молчаливых, не пускающихся в ненужные разговоры, а тем более не лезущих в серьезную мужскую компанию. Новую жену сыну, однако, он подыскал, исходя не из собственного идеала, а сугубо по расчету. Екатерина Семеновна Тимошенко, дочь Маршала Советского Союза и бывшего наркома обороны конармейца Семена Константиновича Тимошенко, особо теплых чувств к супругу не испытывала, равно как и он к ней.

Иосиф Виссарионович, возможно, видел в Василии своего наследника. После окончания войны Сталину представили трофейные документы и показания пленных, доказывающие, что Яков погиб в лагере в 43-м году. Впрочем, из-за напряженных отношений со старшим сыном Иосиф Виссарионович вряд ли когда-либо рассматривал его как своего преемника. Вся надежда была на Василия. Родство с Тимошенко позволило бы ему в будущем приобрести опору среди генералитета, что помогло бы младшему сыну унаследовать власть отца. Кроме того, надеялся Иосиф Виссарионович, что тесть-маршал немного приструнит за-гульного зятя. Зря надеялся. Если уж самому «великому кормчему», генералиссимусу это было не под силу, то что мог сделать один из его маршалов, пусть даже человек жестокий и решительный. Недаром, став наркомом обороны, Семен Константинович по сталинскому указанию распорядился на учениях обстреливать войска боевыми снарядами. По принципу — кто не спрятался, я не виноват.

По поводу второго брака Василия его двоюродный брат Владимир Аллилуев писал с явным неодобрением: «Он бросает жену с двумя детьми и женится на дочери маршала С. К. Тимошенко, красивой молодой женщине с ис-синя-черными волосами и голубыми белками глаз. От второго брака у него появились сын и дочь, но алкоголь отца пагубно отразился на здоровье детей, сегодня их уже нет в живых…»