В период следствия и на суде я отказался давать объяснения по этому акту, ибо требовал акта 1952 года, по которому мной сдан округ. Но законный акт 1952 года даже не приобщили к делу Таков был произвол Булганина.
III Кроме фальсификации ст. 193 17(6), в угоду Маленкову, Берия и Булганину меня обвинили по ст. 58 10. В этом случае Владзимерский пользовался поддержкой неограниченной. Ибо с Маленковым я был на ножах с 1942 года и дважды в 1945 году и в 1948 году спор наш доходил до ЦК и решался не так, как этого хотел Маленков. Ненависть же к Берия у меня была воспитана матерью. И я не стеснялся ее высказывать при отце. Свидетелями этого были: сестра Светлана, Поскребышев и Власик. Берия меня терпеть не мог и при любом случае мстил. Мое отношение к этим людям бралось за отношение к Советской власти (?), отсюда и обвинения по ст. 58 10. Обвинение же в террористических намерениях в адрес Булганина родилось в кабинете следователя — это измышление от начала до конца.
Сразу же после ареста Владзимерского в 1953 году следователем Козловым статья 58 10 была с меня снята. Утверждал снятие ст. 58 1 °Cеров в том же 1953 году.
IV После расстрела Берия, Владзимерского и др. дело мое было прекращено в 1953 году Серовым И. А. Булганин, став председателем Совета Министров, потребовал восстановления дела и доведения его до суда. Причем требовалось взять за основу (?) дело, созданное Владзимерским, ибо он (Булганин) его знает и оно верное (?). Конечно, как ему не знать, ведь душой дела Владзимерского он был сам. Суд же ему нужен был как ширма: «суд решил, при чем тут я».
Излишне разъяснять, что в 1955 году было бесцельно пытаться возражать Булганину и подвергать его мнение сомнению. Так в 1955 году вновь воскресло дело, созданное Владзимерским в 1953 году. Честные люди не могли противостоять Булганину. Суд состоялся, и был вынесен нужный Булганину приговор: виновен по ст. 193 17 (б) и 58 10.
К представителям обвинения и суду в 1955 году я не хочу предъявлять претензии, так как понимаю их положение. Используя: доверие партии и народа, свое государственное положение, вопреки Советской законности Булганин засадил меня в тюрьму. Только он один виноват в этом.
Теперь, когда нет необходимости доказывать, какова совесть у Булганина, ибо он эту совесть доказал сам своими двуличными поступками, — я прошу о пересмотре моего дела, в порядке надзора.
Описать всего невозможно. Личное объяснение внесло бы большую ясность».
Нарушений закона в деле Василия Сталина было выше крыши, но прокуратура, как Генеральная, так и областная Владимирская, прекрасно знали, что дело это политическое и решения по нему принимает не Генеральный прокурор, а Президиум ЦК.
1 декабря 1958 года сын Сталина писал Хрущеву, уже настаивая на своей полной невиновности и ссылаясь на свои предшествовавшие обращения в прокуратуру:
«Разрешите, в первую очередь, напомнить Вам о общем, актуальном деле — о письмах от 9-го сентября и 1-го октября 1958 года. В случае Вашего желания — я полностью в Вашем распоряжении.
Позволю себе перейти к личному вопросу. Кончается 1958 год, и в преддверии XXI съезда — считаю своим долгом изложить Вам некоторые факты, которые касаются не только моей личной трагедии, но и прямо задевают решения XX съезда и Советскую законность.
I — Судьба дела. Чтобы Вам была яснее обстановка — прилагаю копию заявления на имя Генерального прокурора (направил ему 1-го сентября 1958 года), в котором изложен весь ход дела, а также борьба о пересмотре дела в порядке надзора. Причиной для пересмотра дела выдвинуто разоблачение Булганина (основной движущей силы создания дела) как интригана в больших и малых делах. По советским законам пересмотреть любое дело в порядке надзора не только могут, но это их прямая обязанность: Генеральный прокурор, КГБ, Верховный Суд СССР и КПК при ЦК КПСС.
С 1-го сентября прошло 3 месяца, но никакой реакции на заявление по сей день не последовало: ни отказа в пересмотре, ни пересмотра. Поэтому и беспокою Вас, Никита Сергеевич.
Может быть, генеральному прокурору (как и КГБ) не совсем удобно пересматривать дело, которое было ими завизировано, под давлением Булганина, в 1955 году??! Но тогда возникает вопрос, не мешает ли это ложное неудобство (ибо ни Руденко, ни Серова никто ни в чем не обвиняет) разоблачению недопустимого произвола Булганина, который в 1955 году, злоупотребляя властью и доверием партии, — обманул: честных людей из КГБ, Прокуратуру, Верховный Суд СССР и потом, прикрывшись решениями этих, введенных в заблуждение, органов Советской власти — обманул и ЦК КПСС?!
Ведь не кто иной, а Серов — в 1953 году снял с меня обвинения, предъявленные Владзимерским, — как необоснованные. Но в 1955 году тот же Серов И. А. — вынужден был вновь (обманутый Булганиным) обвинить меня по тем же статьям, которые он же в 1953 году — снял, как фальсификацию. Парадокс, но факт!
Так неужели только потому, что на обвинении 1955 года стояли визы Серова и Руденко, — эти весьма уважаемые и безусловно честные (но обманутые Булганиным) товарищи будут отстаивать верность обвинения (??) и защищать произвол Булганина (теперь, когда ясна вся низость Булганина), — а не скажут прямо: да, мы были введены в заблуждение Булганиным, а поскольку он являлся душой этого дела, — надо рассмотреть в порядке надзора?! Непонятно — какой смысл кому бы то ни было защищать произвол и брать это беззаконие на себя, т. е. выгораживать Булганина?! Неужели ложное неудобство — выше правды и справедливости? В таком случае есть — Верховный Суд и КПК при ЦК КПСС. Обе эти инстанции не участвовали в обвинении, фальсифицированном Булганиным, и им нечего стесняться при пересмотре дела… Я не упоминаю о Президиуме ЦК КПСС и Президиуме Верховного Совета СССР, ибо само собой разумеется, что этим инстанциям подведомственно все в нашей стране, и в объективности этих органов сомневаться никто не может. И мечта моя, конечно, попасть к Вам, Никита Сергеевич, ибо уж очень меня опорочили — а в личной беседе Вам многое стало бы яснее. Но я не только готов, а и настоятельно прошу о предоставлении возможности — предстать перед любым партийным или советским органом для разбора моего заявления о пересмотре дела. Ибо как само дело, так и приговор (производное от дела) находится в вопиющем противоречии с решениями XX съезда КПСС — о социалистической законности.
Вы душа и совесть XX съезда, для Вас особенно священны решения съезда — поэтому к Вам и обращаюсь с фактами нарушения законности и произвола со стороны Булганина. Безусловно, моя личная трагедия — лишь капля в море бесстыдства и произвола Булганина — для этого человека не было и нет ничего святого, кроме своей персоны. Он способен называть Вас товарищем и другом, однако тут же, когда считает это выгодным для себя, — продаст, предаст и оклевещет Вас.
Счастье для партии и Родины, что Вы раскусили этого хамелеона и обезвредили. Счастье и польза для дела — его отстранение от дел. Вот кого действительно надо судить, так это — Булганина, Маленкова и К° — за величайшие государственные преступления перед партией и народом. Если требуется, то я с удовольствием могу быть свидетелем и доказать весьма серьезный вред, нанесенный ими Родине в период 1941–1953 годов. Фактов немало, Никита Сергеевич.
II — Не могу не остановиться на бытии этих лет. Это самая неприятная часть послания, но от действительности никуда не уйдешь. Как Вам неприятно читать, так и мне неприятно писать — уверяю Вас. Но еще неприятнее — было и есть испытывать на себе весь этот произвол, порожденный, безусловно, Булганиным и по инерции продолжающийся и по сей день. Обратимся к фактам.
а) Приговор (хотя и является следствием фальсификации, т. е. неверен) — объявлен от имени Верховного Совета СССР (вероятно, описка, вместо: «Верховного Суда СССР». — Б. С.) и, пока не отменен, является законом для всех. Приговор гласит: 8 лет исправительно-трудовых лагерей. На деле же я содержался и содержусь в тюрьме. Слишком велика разница между режимом лагерей и тюрьмы, чтобы об этом не упомянуть.
