Действующие лица

И.Б. Кестнер – инспектор Высшего училища, затем Второй гимназии в 1823 – 1834 гг.

Учитель русской словесности Второй гимназии В.С. Шестаков, по оценкам бывших учеников, смотрел на свои обязанности как на «повинность, которую он должен был отбыть за воспитание на казённый счёт в Университете». Занимаясь в классе чтением романов, он вызывал мальчиков отвечать урок, зазубренный из грамматики Востокова по списочному порядку. Вызванный подходил к кафедре и бормотал зазубренное; когда ученик замолкал, учитель вызывал следующего. Так продолжалось до спасительного звонка на перемену, когда Шестаков брал книгу и подчёркивал в ней ногтем, до какого места нужно было выучить текст учебника к следующему разу.

Пансионеру по фамилии Пономаревский при раздаче форменной одежды досталась, на его счастье, очень длинная куртка. Пономаревский был слабым учеником и учился плохо, но по русской словесности он умудрялся получать баллы, за которые, по крайней мере, не оставляли в качестве наказания в пансионе на воскресенье. Дело заключалось в том, что грамматика Востокова легко помещалась под куртку и когда Пономаревский выходил отвечать, он тайком вынимал из-под одежды книгу, прижимал ее к кафедре так, чтобы учителю не было видно, и зачитывал по ней ответ.

Например, такой: «Грамматика есть руководство к правильному употреблению слов в разговоре и письме. Словами называются звуки голоса, коими человек выражает свои понятия и чувствования. Грамматика бывает всеобщая и частная. Всеобщая грамматика показывает общие всем языкам основания речи. Частная грамматика показывает особенное какого-либо языка употребление, словесное и письменное».

Шестакову было безразлично, что говорил отвечавший, главное, чтобы он не молчал…

Действующие лица

В.С. Шестаков – младший учитель русской словесности в 1831 – 1835 гг., уволился "по состоянию здоровья"

При мужских гимназиях обычно открывались пансионы для круглосуточного пребывания детей. Пансионеров отпускали домой после уроков по субботам или на праздники. При пансионах устраивались лазареты, чтобы лечить заболевших воспитанников. На первых порах лазареты влачили довольно жалкое существование, поскольку средств на их обустройство в соответствии с требованиями гигиены катастрофически не хватало. Так, в Третьей гимназии лазарет для заразных больных помещался в непосредственной близости от спален пансионеров и только после смерти одного из воспитанников от скарлатины был с большим трудом переведён на частную квартиру.

Весной 1832 г. директору Третей гимназии В.В. Шнейдеру пришла в голову мысль о необходимости иметь при лазарете особого надзирателя, который мог бы проводить с находившимися там учениками занятия, чтобы те не отставали от курса. Сначала по протекции некоего генерал-адъютанта Ивашева эту должность хотел занять чиновник XIV класса (по Табели о рангах – Т.П.) Волгин. Однако директор отдал предпочтение эстляндскому дворянину Петру фон Швенгельму, поскольку тот «по знанию языков» мог способствовать занятиям учеников. В мае Швенгельм уже занял назначенную ему при лазарете квартиру и принял по описи от эконома гимназии имущество больнички.

По этой описи можно составить представление о нехитром устройстве заведения. Лазарет, судя по количеству кроватей, мог вмесить в себя 12 пациентов. В распоряжении у каждого был столик, плевальный ящик, летний и зимний халат, туфли, серебряный столовый прибор. Ночных горшков при этом было почему-то только 8 и одна на всех железная ванна. Из медицинского оборудования в лазарете числились 4 клистирных трубки, двое щипцов, 3 зелёных зонтика для глаз, 1 «докторский прибор».

Остаётся неизвестным, занимался ли Швенгельм со своими хворыми подопечными. Но проработал он в должности надзирателя при лазарете вплоть до смерти от апоплексического удара в 1846 г.

Лазарет Первой гимназии (которая была побогаче всех прочих, поскольку предназначалась изначально для детей потомственных дворян) выглядел с медицинской точки зрения более основательно. Там в арсенале имелись микстуры, капли, пластыри, порошки, мази, грудной чай, спирт, присыпки, слабительные и прочие снадобья. Все мужские гимназии в это время пользовал один врач – доктор Ф.И. Вейссе. Он был мастер на все руки: ставил банки, клистиры и «пиявиц», выдирал больные зубы (для пломбирования все-таки привлекали дантиста Александра Вагенгейна), боролся с распространением эпидемий кори, краснухи, скарлатины и т.д. Периодически, в случае острой необходимости, в лазарет приходили какие-нибудь сердобольные женщины для «бдительного призрения» и «материнского попечения» о заболевших.

Действующие лица

В.В. Шнейдер – директор Третьей гимназии в 1827 – 1838 гг.

Ф.И. фон Вейссе (1792 – 1869 гг.) – один из первых в России педиатров, главный врач Николаевской детской больницы с 1835 г.

26 ноября 1837 г. попечитель округа князь М.А. Дондуков-Корсаков в донесении министру просвещения графу С.С. Уварову пожаловался, что родители учеников Первой гимназии часто забирают своих детей из учебного заведения до окончания курса, поскольку "считают их достаточно развитыми в первых четырёх или пяти классах, чтобы приготовить их в короткое время дома посредством частных уроков в остальных предметах гимназического курса и поместить в специальные заведения или университеты".

В результате за последние пять лет выбыло 207 воспитанников. Как сообщал начальству директор П. И. Бенард, особенность гимназии заключалась в том, что в ней не было «штатных казённых воспитанников, и следовательно во всякое время от воли родителей зависит прекратить плату за детей своих и взять их обратно».

Первая гимназия была создана в 1830 г. из Благородного пансиона при Императорском Санкт-Петербургском университете, открытого в 1817 г. для того, чтобы «дать детям привилегированных классов населения столицы возможность получить соответственное их положению образование и право на движение по государственной службе». Она считалась самой аристократической в Петербурге и обучение в ней стоило существенно дороже, чем в других аналогичных учебных заведениях столицы. Выпускники гимназии имели следующие привилегии: окончившие курс с похвальными аттестатами поступали без экзаменов в студенты Университета; 20 человек за счёт казны ежегодно переводились в Царскосельский Лицей (впоследствии Первая гимназия вынуждена была поделиться этим преимуществом с другими школами и количество таких учеников сократилось до трех); при Николае I два лучших воспитанника раз в неделю приглашались в Зимний дворец, чтобы «составлять школьное общество» для наследника цесаревича.

Попечитель считал, что причина ухода учеников заключалась в продолжительности курса, который по Уставу учебных заведений 1828 г. стал составлять 7 лет. М.А. Дондуков-Корсаков убеждал министра, что программа в Первой гимназии могла бы проходиться быстрее и приводил в пример Московский Дворянский институт. Он напоминал, что там в мае 1836 г. было ведено 6-летнее образование, а вместо греческого ввели преподавание новых языков, т.е. французского и немецкого. Совместно с профессорами Университета попечителем была составлена программа с распределением на шесть классов, с которой он и предлагал ознакомиться министру.

Поскольку в Первой гимназии не было вольноприходящих учеников, а были только пансионеры («дети высшего дворянского сословия"), то по мнению Дондукова-Корсакова, "при равном наблюдении за занятиями воспитанников вне классов ход учения вообще, и особенно в верхних трёх классах, бывает равномернее и быстрее, и преподавание менее замедляется разностью успехов учеников, которая в других гимназиях еще может останавливать учителя идти далее в своём предмете».