Они старались меня убедить, что всю свою жизнь до встречи со мной только и делали, что мечтали об анальном сексе, буквально не оставляя мне выбора. Я даже забыл, когда в последний раз трахал кого-то в простой скрепной миссионерской позе: все эти искусницы норовили поглубже прогнуться, чтобы предоставить в моё пользование свои драгоценные тугие дырочки, как они считали. И я вовсю пользовался ими, раз они сами так настойчиво предлагали мне отыметь их во все отверстия. В их глазах я был пресыщенным столичным плейбоем, в котором они, наверняка, мечтали разбудить Прекрасного Принца, который так восхитится их виртуозностью и навыками минета, что заберёт их с собой из их тесных узких квартирок в свой роскошный дворец. Но их воображаемый Принц, распалённый их неуёмными ласками, лишь кончал им в рот, или в гондон, и они послушно сглатывали, если повезёт, его сперму, всё ещё надеясь на очередное свидание.

Но дело в том, что я не искал ни с кем никаких свиданий. Всё по-честному. Только одноразовый мимолётный секс без обязательств, где партнёрши не смогли бы меня упрекнуть в том, что я их использовал в качестве резиновых кукол. Нет. Я так никогда не поступал. Я всегда доводил дело до конца. Точнее, до их оргазма. Я старательно припадал к их узким и влажным разрезам и осторожно и аккуратно вылизывал их до тех пор, пока они не начинали трепыхаться и стонать в моих руках от наслаждения, пока их крошечные тугие пестики не раскрывались мне навстречу, как сердцевины экзотических тропических цветов. Я мял их в своих руках, запуская пальцы, как споры, глубоко в их рыхлую влажную почву, стараясь найти в ней тот маленький волшебный винтик, который приводил в движение весь механизм. Ради которого, собственно, люди и занимаются сексом. Разумеется, если не собираются делать детей. И все эти Иры, Аиды, Ани, Венеры и Гульшат бились, как пойманная рыба в сетях моих цепких ладоней, пока не затихали окончательно, только с удивлением рассматривая меня, словно первый раз встречали мужчину, который смог их удовлетворить. И мне это льстило, конечно же.

И та официантка из паба с готовностью встала на колени, ловкими пальчиками расчехляя мой член, и её плиссированная шотландская юбочка круглой ромашкой расстилалась вокруг её головки с ровным пробором, долбящей мой пах. Только в тот последний вечер что-то не давало мне сосредоточиться на своём желании и уж тем более, наслаждении. Бедная девочка уже, должно быть, стёрла все свои накачанные губки о мой бесчувственный член, и я сам не мог понять, в чём же дело, пока вдруг до меня не дошло, что мне не даёт расслабиться тот дурацкий разговор с Тимуром. Который я и сам посчитал простым ничего не значащим трёпом. Но, видимо, нет.

– Прости, детка, ничего не выйдет сегодня, – наклонился я к бедной птичке, уже стеревшей свои тонкие коленки о жёсткий ворс ковролина.

– Я что-то делаю не так? – с застывшей обидой в блестящих глазах спросила она.

– Ты всё делаешь так. Ты прекрасна, Гуля. Я просто устал. Прости меня, – погладил я её почти по-отечески по волосам, и мне самому стало противно от этого движения. – Сергей отвезёт тебя, куда ты скажешь. Купи себе кофе по дороге, – достал я из кошелька чудом завалявшуюся у меня пятидесятидолларовую бумажку.

– Сам пей свой кофе, – грубо отпихнула мою руку маленькая стерва, и, поправив на себе свою клетчатую юбчонку, едва прикрывавшую её микроскопические трусики, хлопнула входной дверью.

Я лишь усмехнулся ей вслед, и, наконец-то понял, как сильно я жду ответа от Тимура.

Мы идём с Наташкой в кафе, где она уже успела назначить кучу собеседований, чтобы выбрать мне идеальную квартирантку.

– И когда ты всё успеваешь? – удивляюсь я, пока она уже отправила миллиард сообщений разным людям.

Лично я – совсем другой человек. Я всегда плохо общалась с людьми, предпочитая в компании чаще молчать и слушать. Может быть, поэтому я и поступила на финансовый факультет, потому что мне всегда были ближе и понятнее формулы и цифры, чем человеческие эмоции и чувства. Точнее, я всегда старалась их избегать, навсегда замуровав своё сердце. Я с раннего детства точно знала, что любовь – это что-то страшное и стыдное. Это то, что не даёт тебе спать по ночам. Это то, от чего мама тихо стонет за стеной, и от чего мне надо бежать. Бежать со всех ног. Чтобы он никогда не догнал меня.

По крайней мере, в привычном мире математики ты чётко знаешь, что два плюс два – это четыре. А корень из ста – десять. Стабильность, порядок и логика. В детстве я сидела и писала в тетради до бесконечности разные уравнения, втайне мечтая придумать тайную формулу, которая поможет мне навсегда уехать их дома. Я так и не нашла волшебного решения, но моя любовь к цифрам и расчётам привела меня в другой город, где я сразу же поступила на бюджетное отделение в университет. Я всё-таки смогла убежать оттуда. Я спаслась.

Поэтому и сейчас меня всегда успокаивают, приводят в душевное равновесие ровные логичные столбцы и таблицы, где каждое значение – на своём месте. Я словно поглаживаю их, пробегаясь по ним глазами, мгновенно вычисляя малейшую неточность. То, чего там не должно быть. Для меня это йога для мозга. Мой маленький мир был прост и понятен, как бесконечные табличные ряды и строки, пока он не встретил меня. Пока не нашёл меня. И не выдернул из моего персонального замка из крестиков и ноликов.

– Пришли, – прерывает мой бесконечный поток мыслей, а точнее, сплошных цифр, Наташка, открывая дверь в Subway рядом с нашим универом.

– А что я буду говорить? – недоуменно спрашиваю я у подруги.

– Ты можешь молчать. Говорить буду я, – успокаивает она меня. – У тебя есть фото интерьера?

– Да, кажется были, дизайнер после ремонта присылала, – листаю я в своём мобильном галерею, где моя небольшая квартирка на профессиональных фото выглядит как торжественный белоснежный дворец.

– Просто шикарно, – удовлетворённо потирает руки Наташка. – Сейчас точно найдём тебе жильца.

– Давай только девушку, – жалобно вставляю я свои пожелания, на что подруга презрительно смотрит на меня:

– Мы никого не дискриминируем по половому признаку. Двадцать первый век всё-таки на дворе. Дискриминируем исключительно по финансам: кто больше заплатит, того и выберем.

– Слушай, а тебе не кажется, что логичнее было бы их пригласить в квартиру, чтобы они сами всё посмотрели? – сажусь я за пластиковый столик, который пахнет бутербродами с ветчиной.

И меня начинает подташнивать от этого запаха. Мне кажется, что я уже миллиард лет не бывала в подобных заведениях. А когда-то давно и они мне были не по карману. Вот так я и прыгнула сразу же из грязи. А теперь – обратно.

– Не неси чушь! – обрывает меня подруга. – Зачем нам толпы незнакомых людей в твоей квартире? Мяч на нашей стороне. Сначала сами выберем тех, кто нам больше нравится, а потом уже решим, кто достоин жить в твоём палаццо.

– Я очень чистоплотная и аккуратная, – рассказывает нам о себе милая девушка с двумя длинными косичками. Как у Венздей Адамс. Явно первокурсница, ещё строгая и неоперившаяся.

– Прекрасно, – с деловым видом делает у себя пометки в блокноте Наташка, и только я со своего места вижу, что она рисует жирный минус напротив имени Альфия. – Сколько денег ты готова платить в месяц за комнату? – задаёт моя подруга следующий вопрос, пока я допиваю уже вторую бутылку воды.

– Пять тысяч? – неуверенно глядя на меня отвечает Альфия, словно играет в игру «Кто хочет стать миллионером».

– Отлично! Мы тебе позвоним. Или напишем, – обрывает её сразу же Наташа и выразительно смотрит на девчонку, давая понять, что встреча окончена.

– Слушай, хороший вроде вариант, зачем ты её сразу отправила, – говорю я подруге, когда Альфия выходит на улицу.

– Ну да, хороший. Только платить она тебе будет яйцами и молочком, которые привезёт с выходных у родителей из Бижбулякского района. Здорово. Кстати, про яички, – задумчиво смотрит на меня Наташка, словно вспоминая о чём-то. – Ах, да, иди сгоняй в аптеку за углом. Пока я очередного кандидата собеседую.