Семен не дослушал — он уже бежал к выходу.

Впрочем, рефлекс заставил его чуть притормозить в соседней комнате — подхватить с топчана свой ремешок и арбалетную тетиву.

Нет, они не кинулись друг к другу и не сомкнули объятья. Конечно, долгожданную встречу влюбленных именно так принято показывать в фильмах и описывать в романах. Даже (и особенно!) если эта встреча происходит в экстремальных условиях: герой, зарубив (задушив, застрелив) последнего противника, сразу начинает целоваться со своей избранницей. Даже не отдышавшись, не перекурив это дело... Или наоборот: перед дракой, вместо того чтобы размяться, настроиться, еще раз проверить оружие и доспехи... Теоретически можно, конечно, представить, что существуют этакие киборги с переключателем где-нибудь на пупке: щелк — и он уже в режиме боя, щелк — в любви и ласке. Для женщины вполне естественно прижаться в минуту опасности к своему защитнику, а вот для мужчины... У мужиков же агрессивность, без которой не победить, и нежность живут, увы, на разных берегах. Это если образно, а если по науке, то за них отвечают различные участки мозга, различные гормоны поступают в кровь, да и сама эта кровь начинает усиленно приливать к иным частям тела.

Ветка, конечно, была очень эмансипированной женщиной — для своего времени. Но все же не настолько, чтобы... В общем, она шагнула ему навстречу и замерла — это уже было дерзостью по отношению к мужчине, и, кроме того, она позволила себе смотреть на него в упор широко раскрытыми глазами.

Он не был ни киборгом, ни киногероем. Да, эта женщина — самая большая ценность в его жизни. Но сейчас он в бою, сейчас над ними опасность, которой надо избежать, которую надо превозмочь. И все же он потратил почти секунду, чтобы увидеть все: и широко распахнутые светящиеся глаза на осунувшемся лице, и чистые светлые волосы, и ее меховую рубаху, которая не висит, как обычно, складчатым колоколом, а почти натянута на животе — сколько же...

Секунда прошла. Семен осмотрелся.

И все понял: про непосредственную виновность, про выбор, про женщину, которая не захотела уйти без него.

Они находились на крохотной площадке возле моста — на стороне «храмового комплекса». На той стороне среди обгорелых руин и выжженной травы бродили люди. Женщин в леопардовых шкурах среди них, кажется, не было. Не было их и здесь — на этой стороне вообще никого не было, кроме Семена и Ветки. Зато на дне рва бродили леопарды — длинные, пятнистые, хвостатые. Голодные. «Были бы сытыми, наверное, спали бы в своих норах, но их некому покормить, а ночью охота была неудачной. Они, наверное, родились здесь, не знают свободы, приучены днем сидеть в этой яме и ждать корма. А его почему-то в этот раз не дают...»

Пронзительно и остро Семен понял, что все сработано чисто: никакого насилия, никто ни к чему никого не принуждает — все всё делают исключительно добровольно. Нужно немедленно уходить, но сделать это способен только один. «Может быть, этот Пум-Вамин блефует? Никакой-такой „санации" не будет ни через пять минут, ни через пять дней? Запросто! Способ проверки? Отсутствует. Шансы? Оценке не поддаются. Вывод? Исходим из худшего. Варианты действий?

Вступить в „переговоры" со зверюгами? Отпадает: нет времени, да и шансы на успех ничтожны.

Напугать их „ментальной" атакой с акустическим „довеском"? Нужно всего несколько секунд, чтобы она перешла на ту сторону. Очень рискованно: их слишком много, кто-то может и не испугаться. Кроме того, неизвестно, как такая атака подействует на саму Ветку — женщины очень восприимчивы ко всяким там биоэнергетическим выплескам.

Просто спрыгнуть вниз и драться посохом, пока не порвут? Время у нее, наверное, будет. Только она не сможет пройти над этим... И я бы не смог...

Тогда что?

ЧТО??

Да ничего, Сема! Ведь ты уже придумал, правда? Это ужасно неприятно, но так шансов будет больше всего — разве нет? Нужно спокойно спрыгнуть вниз и без шума дать себя есть, а она пусть идет. Может быть, это будет не очень больно. В конце концов, ты же не собирался жить вечно?»

Пять метров. Три связанных бревна над ямой с пятнистыми кошками. Дешевая средневековая экзотика...

Он подошел, взял ее за руку.

Она все-таки прижалась к нему — животом, грудью — обхватила руками, ткнулась лицом в грязный волчий мех:

— Нет, Семхон, нет! Я не смогу.

— Сможешь, — уверенно и почти спокойно сказал Семен.

— Глупенький, — хлюпнула она носом. — Большой, сильный и такой глупенький! Зачем мне без тебя? Ну, сам подумай: зачем?! Давай вместе!

— Все, хватит, — сглотнул он ком. — Я спрыгну вниз, а ты перейдешь на ту сторону. Ты сделаешь это из-за ребенка. Считай, что это будет у тебя маленький я.

— Семхон! Семхо-о-о-он!!

— Все поняла? Тогда вперед. Иди спокойно, смотри только на бревна под ногами — и никуда больше.

Он разомкнул ее руки, последний раз вдохнул запах ее волос и внутренне содрогнулся: «Господи, спасибо, что ты дал мне ее. Спасибо, что все это было со мной! Спасибо...»

— Все! Иди! Думай о ребенке и не смотри по сторонам. Забудь о себе и обо мне — думай о нем. И не бойся — пугаться тебе нельзя. Пошла!

Он подтолкнул ее к настилу и, как только она ступила на него, спрыгнул вниз.

Лучше было бы прыгать вниз головой, в надежде сразу свернуть шею, но он поздно это сообразил.

Приземлился довольно удачно — в полный присед, но вставать, распрямляться не стал — так, наверное, легче будет удержаться от предсмертного крика.

Две секунды. Три. Четыре...

Или он ошибается, и время просто остановилось? На всю оставшуюся жизнь?

Семен поднял голову и посмотрел вверх. Саму Ветку отсюда было не видно — только ее тень. Она двигалась. Ослепительная, дикая, невероятная надежда — она успеет перейти, прежде чем его начнут рвать: «Ну же, Веточка! Ну! Давай, давай же! Ну!»

Это длилось целую вечность.

Потом тень упала на дальнюю стену. Поползла по ней, быстро укорачиваясь. И исчезла.

«Перешла!! Господи, она ПЕРЕШЛА!!!»

Семен ткнулся лицом в собственные колени и почти заплакал от счастья: «Теперь ешьте, гады!»

Прошло еще несколько секунд (или часов?), и он подумал, что раз с ней все в порядке, а надо умирать, то можно и побороться напоследок.