– Где мой муж? Где мой муж? – Полина не узнавала своего голоса: низкий, хриплый, чужой… Внезапная догадка испугала её до мелкой дрожи в конечностях – неужели они с Колькой попали в аварию? Этого просто не могло быть! Почему она ничего не помнит? Руки, ноги, пальцы… Двигаются? Она истерично скинула с себя простыню, обнажая худые, ободранные ноги. Ноги! Ноги! И руки. Всё на месте, целое. Пальцы двигались. А муж? Где Николай? Растерянная и взволнованная она не замечала, что лежит перед родственниками мужа почти голая. Неужели… она убила Николая?!

– Поль, ты только не волнуйся.

– Паш, поехали! Она не в себе!

– Только не волнуйся, хорошо?

– Что с моим мужем?! – какую маму собралась подготавливать Танька? К чему?

– Произошло возгорание. Он потерял сознание и не сумел выбраться. Сильно обгорел. Не спасли.

– Какое возгорание? Как обгорел? В смысле, не спасли? Какое, чёрт возьми, возгорание?! Шёл дождь!

– Грузовик без габаритов. Поля, ты только не волнуйся! Это очень странно, понимаю, но после столкновения ваша машина загорелась.

– А… я? Я ничего не помню. А со мной что? Зачем ты мне врёшь? Шёл дождь! Долбаный, проклятый дождь! Как можно сгореть в такой ливень?! Почему я не сгорела?

– Ты сумела выбраться.

– Паш, поехали! Скажи врачу, пусть ей успокоительное уколют. Она же не в себе!

– Что с Дашкой? С кем Дашка?

– Даша с бабушкой. Всё хорошо.

– Где мой муж? Почему ты мне врёшь? Шёл дождь!

Вот и сбылась её ненормальная мечта. И разводиться не надо. Вдова. Сама Колю прокляла – сама себя освободила. Больше не нужно фантазировать одинокими ночами о побеге, вглядываясь сухими глазами в темноту. Всё. На все сто свободна, получается! Отчего же так на сердце больно? Почему вздохнуть тяжело? Не желала она Николаю ранней смерти, никогда не желала, хоть и плохими словами последнее время бросалась. Преждевременно супруг ушёл, не посоветовавшись.

– Поля, ты в порядке?

– Паш, да поехали уже! Пусть врачи занимаются!

– Дай с человеком поговорить? Не видишь – ей плохо?

– Лучше бы о матери подумал…

– Всё нормально со мной, Паш. Вы бы, правда, ехали! – Полина как-то внутренне успокоилась и обречённо притихла. Пытающийся обратить на себя внимание, с трепетом заглядывающий ей в глаза Пашка почему-то вызывал отвращение. Чего он добивается? Предатель бессовестный. Хотел брата родного обмануть и жену. Татьяна, хоть и не нравилась Полине, но предательства не заслужила – любила мужа неверного, по-своему любила, – Езжай к матери, ей твоя поддержка нужна, – Полина брезгливо завернулась в белую, пахнущую дешёвым стиральным порошком простыню, внезапно вспомнив, что лежит перед Павлом в одном нижнем белье, и застеснявшись. Нечего беззащитной женской наготой карие глаза радовать. Ни к чему.

– Ну, ты звони, если нужно что.

– Ладно, – есть ей, кому звонить, – А телефон мой где?

– Вот.

– Целый? – ощущение, что Пашка чего-то не договаривает, не давало покоя, – А откуда ты знаешь, что с нами произошло?

– Ну, так, это… Это я вас, это… Я честно пытался…

– Паш, поехали!

– Ну… Полин, я честно пытался…

Да, то был фургончик Fiat Ducato без габаритных огней. Пашкин фургончик. И баллон сжиженного под давлением горючего углеводородного газа под задним сиденьем.

– Я честно… пытался.

Ни одного хулигана на улице. Полная, ярко-жёлтая луна светила так, что и фонарей никаких не надо. Хмельная майская ночь, суббота, а красивая, молодая, рыжеволосая Полина Чухнина, бредёт в полном одиночестве, одна на целом свете, по пустынным улочкам спящего города и думу беспокойную думает. Правильно Дашка говорит – ведьма! Две машины сгорели, муж сгорел, даже Пашка на условный срок попал, а Полина… Только волосы ярче стали, безжалостный огонь в себя впитав. Женщина, с истерик которой и начались все семейные беды, незаслуженно жива осталась. Или всё-таки посмеялся над ней мудрый Господь? Ещё неизвестно, кому больше повезло: Николай-то отмучился, это ей, эгоистке, пожизненный срок мотать. Муж, любящий и покладистый, не нужен был! А теперь она сама никому не нужна.

Два года Полина о Николае не думала. Даже когда тот пугать ночами приходил. Главное, в одеяло, как следует закутаться, и верить, что ничего плохого покойник не сделает. А вместе с Ваней пришли стыд и чувство вины, а ещё предчувствие, тревожное, холодное, душу грызущее: как будто что-то неприятное случиться должно. Правильно, наверное, она сегодня поступила. Бросил бы Ванька всё равно, а так получается – она Ваньку бросила!

Ноги сами привели расстроенную Полину домой.

– Даша, поздно, почему ты ещё не спишь? – и как только люди без гаджетов жили? А без электричества? Загадка загадок.

– А ты почему не спишь?

– Сейчас лягу.

– А я ещё в компе посижу, – пушистый Тишка залез присевший на краешек дивана Полине на руки и уткнулся тёплой мордочкой в живот. Ругаться с дочкой перехотелось. Дашка упёртая и своенравная, пытаться её воспитывать – только отношения портить. С ней по-хитрому надо.

– Соскучился, мой хороший?

– Мой хороший. Мой хороший, – беззлобно передразнила Полину Дарья, – Твой хороший мне сегодня кровать опИсал!

– Может, не он?

– Ага. А кто же тогда? Домовой?

– Зря в домовых не веришь. Ты, Даш, не засиживайся долго, завтра с утра нас бабушка в гости ждёт, не выспишься.

– Бабушка?

– Угу.

– На блины?

– Угу.

– Ладно, уговорила, выключаю. А демонёнка возьмём?

– Какого демонёнка?

– Хорошего твоего.

– Тишка не демон, он ангел! – Полина тихонько рассмеялась. Вот, Дарья! Вот, фантазёрка! Чего только не придумает! Девчонка творческая, с богатым воображением, – Просто он чёрненький ангел.

– Ангелы на кровать не писают!

– Белые ангелы, может, и не писают, а чёрненькие очень даже часто.

– Ой, мам, хорош заливать!

Неспешная семейная перепалка отвлекла Полина от тягостных раздумий, а выпитое виски оказало на её бесконечно уставший за прошедшую неделю организм снотворное действие. Сняв с себя одежду и удобно устроившись под лёгким, как пёрышко, пледом изнурённая страстями и жуткими воспоминаниями женщина не заметила, как благополучно уснула. Маленький чёрный котёнок свернулся калачиком и доверчиво пристроился в голове у хозяйки, уткнувшись носом в подушку. По какой-то своей кошачьей причине он облюбовал именно Полинину постель и упорно игнорировал зазывающую его к себе Дашку. Та даже немножко ревновала.

– Именем святой Инквизиции, Анна, ты обвиняешься в сношениях с Дьяволом, ведовстве и наложении порчи на епископа Вюрцбурговского. Признаёшь ли ты…

– Какого епископа… Ты спятил, Эдуард?

– Зажгите факелы! Ведьма не признаётся! – суровый молодой мужчина с горящими, как раскалённые угли, глазами и полуобнажённая черноволосая женщина, привязанная грубыми толстыми верёвками к шесту, похожему на современный пилон для стриптиза, смотрели друг на друга с усталой ненавистью. Казалось, мужчина и женщина бездарно декламировали слова до боли знакомой пьесы.

– Всё не то! – выступила Полина вперёд и отчётливо поняла, что сама является и автором пьесы, и режиссёром-постановщиком, и даже одной из актрис, – Опять слова не выучили? Я всё сделаю сама! Всё не так!

Привидится же такое! Полина резко проснулась и машинально потянулась за смартфоном. Ей частенько снились странные сюжеты про ведьм и святую Инквизицию, но при свете дня наваждение рассеивалось и забывалось. То, что во сне казалось логичным и заслуживающим внимания, днём выглядело нелепым.

Уже светало, и комната потихоньку озарялась первыми солнечными бликами. Новых сообщений в телефоне Полина не увидела, но ведь ещё слишком рано. На всякий случай, она перепроверила. Скорее всего покинутый ею Ванька сладко дрых и пропажи пока не обнаружил. Впрочем, не всё ли равно? В этот раз именно она, Полина, ушла в предрассветный туман, чтобы навсегда в этом тумане раствориться. Не судьба, дорогой Ваня, прощай и прости. Ну, или что там говорится в подобных случаях? Ей почему-то безумно нравилось словосочетание «уйти в туман», особенно в «предрассветный» – красиво, романтично и изысканно.