– Пусть так, – ответил воин не открывая глаз. – Но вы сами назначили срок. И до его истечения, хаос, я убью любого, кто поднимет со мной эту тему. Придушу невзирая на статус, пол и цвет одежд. Доброй ночи, хранительницы. Аудиенция окончена.
Ассея, судя по шуршанию платья, встала со стула и покинула комнату. Деаэлру задержалась – видимо, присела в поклоне, пряча за ним улыбку.
– Дея, – окликнул Тамлин, открывая глаза.
– Я здесь, ваше величество, – хранительница выпрямилась.
– Ты очень кстати возникла перед моим троном на балу. И предоставила веский повод не принимать участия в безразличных мне увеселениях, – произнес воин самым сердечным образом, но взгляд у него был такой, что любой элле предпочел бы заколоть себя кинжалом, чем продолжить диалог.
Деаэлру пожала плечами.
– Пустое. Мне ведомо, сколько доброты скрыто за показным безразличием.
– Возможно, – еще более вкрадчиво произнес Тамлин, – мне следует от всего своего доброго сердца поблагодарить хранительницу за такую прозорливость?
Дея в ответ дернула бровью и уголком губ.
– Благодарить должен не ты, Таэм. Зная меня несколько сотен лет, ты должен был бы усвоить мои жизненные принципы. Особенно тот, который не позволяет мне бездействовать, покуда некая особа в платье цвета индиго, украсив себя цветком бегонии, тешится напрасными надеждами о том, что для кого-то она – приоритет. В то время как на деле она даже не один из вариантов. Ты еще встретишь девушку, достойную короля по всем параметрам. Или я ее для тебя подберу.
Холодное пламя во взгляде короля вспыхнуло и погасло. Он поднялся с кресла с намерением ответить хранительнице и при этом не церемониться в выражениях, как вдруг увидел свое отражение в глазах Деаэлру.
На Тамлина смотрела неспешно заволакиваемая туманом пустота лесной прогалины. Пустота, образовавшаяся на месте истерзанных до неузнаваемости тел.
Форма, которую жизнь приняла и покинула, такая же пустая и бессмысленная, как черепки яичной скорлупы в разоренном гнезде.
– Уходи, – произнес король так тихо, что сам едва расслышал.
– Как прикажете, – Дея поклонилась и покинула приемную.
Тамлин не удостоил ее даже кивком.
Во рту пересохло. Он направился в мастерскую, припоминая, что на днях оставил там не откупоренную бутыль с вином.
В мастерской его взгляд упал на незаконченную диадему, лежащую на верстаке. Тамлин начал мастерить ее недавно, радуясь удивительным качествам нового платинового сплава из Андаро, который, казалось, сам оживал под руками.
Он приподнял диадему за дужку и вгляделся в вензеля филиграней. Вдруг пальцы его сжались, металл хрустнул, посыпались вправленные в диадему камни, застучали по полу.
Тамлин ослабил хватку.
– Я могу лучше, – произнес он вполголоса, разглядывая смятый металл. – Нужно переплавить. Завтра.
Последнее слово почему-то развеселило короля, заставило усмехнуться той самой усмешкой, с которой он рассуждал об интеллекте говорящих с Бездной, рифмованных пророчествах на три строфы и прочих невероятных вещах.
Тамлин положил на стол то, что недавно было славной ювелирной заготовкой, скинул с плеч мантию и сменил парадную одежду на воинский костюм. Бережно снял со стены в мастерской охотничий лук, провел ладонью по древку.
На одном из плеч было вырезано имя владельца, последняя буква обрывалась книзу глубокой бороздой. Тамлин провел указательным пальцем по этой борозде с таким наслаждением, как будто она была самой большой ценностью в королевстве. После чего закинул лук за спину, подхватил колчан со стрелами и вышел вон.
Ускользнуть из дворца незамеченным в эту ночь было проще простого.
Тамлин затянул капюшон, поднял воротник, опустил на скулы линзу-омматиду и в таком виде стал неотличим от безликих воинов, что отправлялись нести вахту на рубежи внешней Сферы.
Официальное торжество подошло к концу, но неофициальная его часть только начиналась. Дворец был полон веселящихся элле. Радость чувствовать себя живыми, в очередной раз перехитрившими смерть наполняла их ликованием. Все они светились золотыми отблесками счастья, а омматида выводила на фасетку сообщение о зашкаливающем уровне дофамина. На идущего мимо воина в полной экипировке они не обращали внимания.
Но были и те, кто провожал Тамлина полным тревоги взглядом. Они в одиночестве ютились на балкончиках и флигельках, напевая печальные песни или оплакивая погибших, и видели жизнь совсем в другом свете – пропитанной болью как плодородная почва питательными веществами.
Король был с ними солидарен. По необъяснимому капризу эволюции страдание оказалось ее неотъемлемой частью, а живое отличалось от неживого способностью испытывать и причинять боль.
Хищник поедал жертву заживо, рвал на куски трепещущее тело, иначе вынужден был долго и мучительно умирать от голода. Самцы, одержимые соперничеством, наносили друг другу смертельные раны, а самка в голодное время могла полакомиться кем-то из своих детенышей, чтобы выкормить остальных.
Такое положение вещей, нормальное для природы, совсем не казалось Тамлину благостным. И уж подавно не было похоже на вселенскую гармонию, о которой любили твердить хранители. А бессмертие не приносило облегчения. Чувство времени притуплялось, поэтому каждая рана была свежей, каждая потеря – невыносимой.
Пришлось взять чужую лошадь, чтобы избежать расспросов. Тамлин проверил крепление колчана со стрелами, вскочил в седло и выехал в северо-западном направлении. Ехать по главной дороге было рисковано, и король взял немного левее. Конь зацокал по бутовой аллее, которая вела к смотровой площадке, обустроенной на одном из пограничных дубов.
До наблюдательного пункта король не доехал – свернул в заросли кизила, уже потерявшего листву, никем не замеченный пересек Сферу и ступил под сень лесных деревьев.
Снегопад прекратился. Ночь была промозглой, безветренной и такой тихой, что было слышно, как под древесной корой ворочаются гусеницы, устраиваясь на зимовку. Тамлин сжал коленями лошадиные бока, мысленно указал животному пункт назначения.
Чуткий конь присел на миг – и ринулся вперед. Под копытами замелькала земля. Корявая ветка хлестнула по лицу, вцепилась сучьями в воротник. Пальцы до боли сжались на ремешках поводьев.
"Три сотни лет, Иффэн. Я не терял времени даром. Стал сильнее, быстрее, опытнее. Слышишь?"
Мир вокруг замедлился, почти остановился. Лошадь неслась по тропе как ветер, но Тамлин не чувствовал скорости. Он все ниже приникал к шее коня, а тот чуял состояние седока и без понуканий мчался все стремительнее, уносясь прочь от неведомого, невидимого, которое преследовало их и хватало за гриву и одежду холодными пальцами.
“Ты верила в меня больше, чем я того заслуживал, но теперь я бы оказался рядом вовремя. У того, кем я стал, хватило бы на это времени, Иффэн. Хватило бы времени на то, чтобы обогнать смерть".
Созвездия сместились к западу, а из-за горизонта показалась щербатая луна Эйет, когда конь остановился, захрапел и встал на дыбы. Он вынес Тамлина на поляну, где несколько дней назад воины поджидали собирательниц ягод и грибов.
Король спешился и успокоил животное, поглаживая его по взмыленным бокам. Обернулся – голубоватые отблески Сферы Мирисгаэ с трудом угадывались в лесной дали – и больше не оборачиваясь ступил на поросшую крапивой тропу.
В первый раз за триста лет.
Белые стены, источенные ветром и дождями, поросли деревцами снаружи и изнутри – так побеги молодого кипрея устремляются к солнцу сквозь ребра оленьего скелета, застрявшего меж валунов. Будучи ребенком, Тамлин однажды набрел на такой в горах Андаро.
Малышка Элланиат, дочь Деаэлру и единственный его друг детства, преисполнившись любопытства, принялась вытаскивать из расселины увенчанный рогами череп, пока взрослые прогуливались рядом по наезженной тропе. А юный принц все думал о том, что природа не сотворила для этого оленя воина, который помог бы ему выкарабкаться. Или целителя, чтобы залечить раны.