— Знаете, Ваше Величество, иногда мы боимся Вас больше нашей госпожи, — прокуренный голос солдата звучит рядом с правым ухом короля.

Видар даже не удостаивает его взглядом. Он раскрывает ладонь, а затем скользит по ней остриём лезвия, разрезая тонкую кожу и продолжая наблюдать за маленькими болтающимися ботиночками ярко-синего цвета. И цвет этот отпечатывается на радужке, под веками, кожей, рёбрами, в крови.

Солдат не успевает среагировать, как Видар хватает его за шею, поднося остриё ножа к тёмно-багряной брови салама.

— Смеешь сомневаться в величиимоей госпожи? — рычит Видар, надавливая рукой на рукоять.

— Нет, что Вы… Я ни в коем случае…

— А мне кажется, что именно это ты и делаешь, — уголок губы короля дёргается.

Видар выводит алеющую дугу от кончика брови до уголка губы. Солдат стискивает зубы, не смея даже пискнуть. Стоящая рядом нежить старательно прячет глаза в носках собственных сапог, затаив дыхание. Они уже давно уяснили, что все, кто также слепо, как Видар, подчинялись Тьме — являли самое чистое безумство. И, демон их всех разберёт, того ли они хотели, присоединяясь когда-то к Генералу Узурпаторов. Уяснили лишь одно — пути назад не существует.

— Бойтесь меня, — Видар знал, что сейчас его слушают все, кто стоят в радиусе внимания. — Прячьте глаза, когда говорите со мной. И, быть может, этот клинок не окажется в ваших зрачках. А поставите под сомнение власть моей госпожи — я вырежу сердце каждого. Возвращайтесь к ней и донесите всё, что видели и слышали.

Видар отпихивает от себя солдата, снова прокручивая клинок в ладони. Он медленно разворачивается в сторону виселиц, зная, что солдаты за спиной следуют приказу и покидают деревню.

Чернильная нить Непростительного Обета перестаёт стягивать руку — убеждённая в исполнении приказа Тьмы. Видар внимательно вглядывается в лицо каждого ребёнка, стараясь навсегда запечатлеть их выражения в памяти, чтобы каждый раз, когда Себастьян говорил: «Всё хорошо. Мы справимся», Видар знал, что ничего хорошего нет. Что справиться с этим невозможно.

Он косится на клинок. И нужно всего несколько движений, чтобы закончить мучения. Всего несколько.

⸶ ⸙ ⸷

Двери в покои Эсфирь аккуратно открываются и так же тихо, будто бы боясь нарушить хрупкий сон хозяйки, закрываются.

Лунный свет поглощается темнотой: чёрными наволочками, волосами пришедшего, его чёрными брюками, но отражается от белой рубашки и яркой пряди, что выглядят инородными в комнате, чужими.

Видар делает поверхностный вдох, а затем, в несколько внушительных шагов, подходит к кровати. По земле прокатывается оглушающая вибрация, что отдаёт в рёбра нестерпимой обжигающей болью.

Он с трудом садится на кровать, отнимает правую руку от бока, касаясь кончиками пальцев ледяной щеки ведьмы, оставляя на коже несуразные алые мазки. Грудная клетка сжимается до размера атома, а затем содрогается от рваного выдоха.

Видар утыкается лбом в живот ведьмы, ладонь неловко соскальзывает на грудь, в немом отчаянии стараясь услышать биение сердца.

— Я так облажался, — его грудь содрогается от тихих рыданий. — Я так облажался, инсанис.

Слёзы обугливают ресницы до пепла, пальцами он цепляется за чёрную ткань пододеяльника, словно та способна отпустить все грехи.

— Я монстр… демоново чудовище… детоубийца… Я не должен был подчиняться… Я должен был остановить всё это… Я должен был спасти тебя, — тихий шёпот отчаянно застревает в гладкой ткани, пока земля дрожит с новой силой. — Прости меня, умоляю, прости меня. Без тебя я теряю рассудок, я не понимаю, что правильно, а что… — новый приступ рыданий сковывает глотку.

В отчаянии и пульсирующий в боку боли, он сгребает одеяло, чтобы закусить его зубами.

— Вернись ко мне… Умоляю тебя… Я знаю, что заслужил всё это. Знаю. Знаю. Знаю! — левой рукой нащупывает её руку, стискивая ладонь в ладони. — Но я не могу без тебя. Я почти срезал эту демонову Метку, я почти… А знаешь, что меня остановило? Я подумал, на едва уловимую секунду, что, если я доведу дело до конца, всё разрушится, а через какое-то время эти камелии, демон бы их подрал, подействуют, и ты вернёшься. Вернёшься в пустоту, что я сотворил. Я испугался, что ты возненавидишь меня ещё больше и… не смог. Я не смог убить себя, зная, что есть мизерный шанс на твоё воскрешение. Но я…я большене могувидеть тебя такой. Ия боюсьзавтрашнего дня. Я боюсь, что нырну вслед за тобой в могилу.

Слёзы неконтролируемо напитывают солью одеяло, а он остервенело дышит глубоко-израненным зверем, стараясь найти в себе силы и погасить эмоции. И сознание подкидывает яркие картинки того, как она сжимает его ладонь в ответ, как живот подо лбом начинает мерно вздыматься, как она просыпается и смотрит на него укоризненным взглядом разноцветных глаз за то, что он не смог сдержать собственных эмоций.

Но ярко-синие ботиночки, отпечатавшиеся в сознании, возвращают в холодную реальность, топчутся на израненном сердце, ломают рёбра и кости, заставляют широко распахнуть глаза и понять, ктоон такой. И, что счастливого финала для него нет и не может быть.

Из горла Видара вырывается отчаянный хриплый крик, что сразу же приглушается одеялом и телом его ведьмы. Он тонет в собственной гнили, темноте, боли. И уже не понимает: в комнате так темно из-за него или в стране наступила ночь?

— Я люблю тебя.

Три хриплых слова. Десять нарывающих букв. Миллиарды чувств, что сжирают изнутри.

Видар с трудом поднимается, еле удерживаясь на ногах от очередной вибрации. По стене ползёт трещина, рядом с той, что когда-то он уже оставил здесь.

Опираясь на всё, что попадается под руку, он выходит на балкон. Свежий воздух неприятно режет лёгкие, но сейчас просто необходимо обжечься. Почувствовать связь с землёй, которую сам же чуть не загубил. Видар садится на широкую балюстраду, свешивая ноги вниз.

Шальная мысль снова начинает зудеть в закоулках мозга.

«Доведи дело до конца. Спрыгни. Мучения кончатся. Завтра вас похоронят вместе. Давай, хоть раз доведи дело до конца!»

Видар крепко сжимает пальцами бетон, стараясь прогнать голос внутри собственной головы. И мысль уже не кажется безумной. Нужно всего лишь срезать Метку.

Он быстро расстегивает рубашку. Метка разгоралась теплом. Видар прикладывает ладонь, а затем начинает расчёсывать кожу. С силой. Желая содрать её собственными пальцами.

Это правильный выход. Всю свою жизнь он положил ради других, стараясь находить выгоду и для себя. Пока в итоге его собственная выгода — не растворилась. Для чего ему быть Истинным Королём без Королевы? Для чего жизнь без родственной души? Он принесёт только разрушения, обезумев от горя. Он уже сеял раздор, и уже пожинал его плоды. Кровавый Король, чьё чёрствое сердце качает только отрицательные эмоции, чья кровь и душа чернее малварской ночи. И место ему в такой же чёрной, беспросветной мгле могилы.

И когда Видар набирает в грудь побольше воздуха, чувствуя под ногтями кровь, чьи-то сильные руки сдёргивают его на пол, отшвыривая к стене.

Горло обжигает приторно-сладким вкусом дурман-зелья. Накативший туман принимает её облик.

Видар чувствует прикосновение холодного ветра к своим щекам.

— Видар, посмотри на меня, — голос Эсфирь затягивает пустоту внутри. — Да, вот так.

Пыль василька растворяется в яркой синеве радужки. Теперь там бушует опасное море удушающих эмоций с проблеском надежды. Видар заворожённо тянется к ней руками, укладывая их под скулы, поглаживая большими пальцами щёки.

Он не осознаёт, что её нет рядом, что он гладит воздух. Не может вынырнуть из морока и понять, что всего в нескольких шагах от него стоят Себастьян, Изекиль и Файялл, что пошли на крайне необдуманный поступок, не зная, что он за собой повлечёт. Из рук последнего выпадает пустая откупоренная баночка дурман-зелья.

— Эсфирь, — подушечки пальцев нежно поглаживают кожу, очерчивая контур скул, носа, бровей, губ. — Ты пришла…

— Ты звал, — она кривит уголки губ в нежной улыбке. — Видар, заставь трещины в земле стягиваться.