Поразительно, как быстро обветшалое поместье в Междумирье преобразилось под началом Тьмы.
На удивление, оно не пугало мрачностью, наоборот, напоминало в архитектуре лучшие традиции воздушного народца — неприличное количество света, открытые пространства, зелень, что вилась по колоннам ядовитыми змеями, преобладание светло-сиреневых и золотых красок.
Даже треклятый зал, который причинял Видару практически физическую боль, превратился в нечто невероятное, притягательное, будто здесь не разливались океаны крови, а, на его руках, не умирала любовь.
Каблуки военных сапог стучат о мраморный пол с серебристыми разводами, светло-сиреневый ковёр вёл прямиком к трону из хрустальных костей. Стойки с фиолетовым пламенем отражались в витражных мозаиках на потолке и сосредоточенных радужках пыльно-голубого цвета.
Тёмные веточки вьюнков старались раздавить массивные колонны в смертельных объятиях. И Видару они безумно напоминают его самого. Такого же извивающегося, ищущего трещину, чтобы заползти и разрушить врага изнутри.
Видар останавливается перед ступенями, ведущими к трону. Он изящным движением снимает корону, а затем преклоняет колено, замечая краем глаза, как на него смотрят девушки из близкого круга Тьмы: с неприкрытым удовольствием, желанием и восхищением.
Видар, увы, даже при большом желании и усилии не мог поделиться ответными чувствами к тем, кто выглядел словно трупы, поднятые из могил. Их внешность полностью соответствовала внутренности — гнилая, скользкая, с острыми углами. Цвет кожи дам выцвел и покрылся чернотой, из-за чего не понятно, к какой именно расе они принадлежат.
— Тебе нравится здесь? — голос её нового тела оказался непривычно высоким и неприятно резал по ушам.
— У Вас чудесный вкус, госпожа, — Видар исподлобья поднимает взгляд на Тьму, чем срывает очередные восхищённые вздохи со стороны.
Румпельштильцхен подобрал сосуд весьма неудачно. Невооружённым взглядом заметно, что через несколько недель тело расколется, тому свидетельствовал неестественно бледный цвет кожи, тусклые локоны древесного цвета и алые радужки, что ещё несколько дней назад имели насыщенный янтарный блеск.
— А моё новое тело нравится тебе, Кровавый Король? — она кривит тонкие губы в улыбке.
— Да, моя госпожа. Безмерно жаль, что Вам придётся покинуть этот сосуд, но, даю голову на отсечение, Румпельштильцхен найдёт для Вашей сущности достойное тело невероятной красоты.
— Поднимись, льстец, — улыбка не сходит с губ Тьмы, она переводит довольный взгляд на подданных. — И прекрати их очаровывать. Иначе мне придётся женить тебя на одной из них.
— Отчего только на одной? — усмехается Видар, возвращая Ветвистую Корону на законное место. — Я уверен, что меня хватит на троих.
Звонкий хохот Тьмы расползается по залу.
— Смерть жены повлияла на тебя в лучшую сторону, — Тьма нетерпеливо приподнимается на подлокотниках, чтобы разглядеть хоть какую-нибудь эмоцию на лице Видара.
Тщетно. Он механически дёргает уголком губы, будто бы по достоинству оценив шутку Тьмы.
— Со стороны всегда виднее, моя госпожа. Вы вызвали меня, чтобы поручить дело?
— Да, нужно погасить восстание вПрозрачной деревне. Сильфы уж очень отчаянно воюют. Мне нужно, чтобы ты разбил их. Окончательно. Забери души пикси и воздушных фей.
— Да, моя госпожа.
— А трупы их детей — развесь по периметру. Пусть Фенранр примет правильное решение для своей умирающей страны.
Прежде чем ответить, Видар едва заметно сглатывает под пристальным взглядом Тьмы:
— Да, моя госпожа.
Чернильную нить Непростительного Обета обжигает сплавом, что означает лишь одно — Тьма отдала приказ, которому нужно повиноваться.
Тьма растягивает губы в довольной улыбке, размеренно кивая своему генералу.
— Ты же помнишь, что в живых не должно остаться ни одного Мятежника, даже ребёнка?
— К середине вечера в северной стороне Четвёртой Тэрры все будут истреблены, моя госпожа, — Видар отвечает механически, коря себя за секундную слабость, которая не укрылась от кровожадной твари на троне из костей. — Ни один Мятежник не посмеет осквернять своим существованием Ваши земли. Я лично избавлюсь от каждого.
— И ещё кое-что, Видар, — она намеренно растягивает слова, наслаждаясь безуспешными попытками вывести его из себя. — Прошло непомерно много времени, а я всё ещё не приглашена на похороны. Уж не скрываешь ли ты чего от меня? Витает много слухов.
— Нет, моя госпожа, — он отвечает незамедлительно, смотря чётко в алые радужки. — Мне было не до трупа в последние дни, Вы знаете это. Ваши поручения для меня важнее.
И ему кажется, что если он отведёт взгляд чуть левее, к колонне за троном, то нутро рассыплется прахом от той картинки, что подкидывало сознание.
— Ты похоронишь еёзавтраже, Видар. Иначе я найду способ, как именно удержать такой сосуд от раскола. Я буду пользоватьсяей.
— Я Вас понял, моя госпожа. Могу я как можно скорее приступить к работе? Чем быстрее я выполню приказ, тем быстрее подготовлю похоронную процессию.
Тьма медленно облизывает губы, довольно скалясь. Она переводит взгляд на девушек, что успешно копировали её эмоции.
— В таком случае, я разрешу тебе жениться на троих, — Тьма хмыкает, возвращая взгляд на Видара.
— Позвольте мне кое-что другое, — он чуть приподнимает подбородок, демонстрируя дамам точёный профиль и остроту скул.
Тьма заинтересованно выгибает бровь.
— Дело в том, что моя покойная жена не прошла обряд коронации. По традиции Первой Тэрры, её обязаны короновать посмертно, дабы упокоить в семейном склепе.
Я прошу Ваше разрешение.
Видар лукавил. Такой традиции попросту не существовало. Коронация нужна была для другого — установить официальную связь с Тэррой. Умирающая часть Видара верила, что таким образом земля придаст телу сил, а сок камелии сделает своё дело. Только оставшиеся мёртвые части — больше не верили ни во что. Они хотели упокоиться в могиле рядом.
— Что же… кто я такая, чтобы рушить многовековые традиции? Тем более, когда ты с поразительной покладистостью доказываешь мне свою верность, — Тьма чинно кивает головой. — А теперь — приступай к работе, мой хороший мальчик, пока я не передумала.
Довольная ухмылка расплывается по лицу Видара, он даже подмигивает трём приспешницам Тьмы, а затем разворачивается чётко на сто восемьдесят градусов и быстрым шагом покидает зал, в котором дышать казалось невозможным.
Только теперь гарь следовала за ним повсюду. Каждый момент существования. И в наивысшей степени, когда он входил в Прозрачную деревню с солдатами Тьмы, когда без разбора убивал и чувствовал голубоватую кровь пикси на руках и лице, когда вытягивал души, наполняя ими себя, и старался устроить из этого действа полноценный спектакль, будто он умел вытаскивать лишь крупицы.
Лёгкие отказывали, когда горло заполнял горючий сплав из извинений, которые навсегда отпечатаются на глотке и останутся не озвученными, потому что мёртвым они не требуются.
Альвеолы превращались в истерзанное месиво, а желудок предательски скручивало, когда он твёрдым зловещим голосом отдавал приказ повесить трупы детей. И единственное, что он мог — напеть их душам знакомую малварскую колыбельную, чтобы успокоить и погрузить в состояние коматоза, а затем безболезненно погасить в каждом из невиновных жизнь.
Смотря на исполнение собственного приказа, Видар сначала касается правой рукой левой мочки уха, а затем вынимает с перевязи небольшой клинок, ловко прокручивая его в ладони. Он приподнимает его, внимательно исследуя взглядом гладкую сталь с надрезами ближе к рукояти. Подарок Тьмы на третий день службы.
В первые дни она стремилась давить на больное с особой виртуозностью, думая, что Видар вынашивает план. Думала, что, если подарит клинок, которым убила его жену, тот обязательно расколется. Но король не только с достоинством принял подарок, но и начал носить на видном месте.
Тьма не знала одного — клинок предназначался ей. Срезать кожу слой за слоем, выпотрошить ко всем демонам, пока та будет орать, да так, что грудину поразят трещины и надломы — самая сладкая мечта, превратившаяся в затаившуюся цель.
