Тяжелая, слегка перекошенная дверь бесшумно открывалась внутрь. Йохан вошел в сторожку. Прошел через темную прихожую в большую, ярко освещенную керосиновыми лампами комнату. За деревянным столом сидело человек восемь. Все, кроме двоих, были уже знакомы Йохану.

– Йохан, присаживайся. Мы тебя ждем. Наши товарищи из северо-западного пригорода пришли послушать твою историю. Будь добр, расскажи все с самого начала.

Йохан посмотрел на новых товарищей. То, что он начинал замечать в подполье, его удивляло. Традиция выкуривать трубку мира, например. В трубке была явная дурь. Йохан не разбирался в этом совсем, но уже не раз слышал про «соль», «мед», «пыль» и другие, гораздо более экзотичные вещи. Термины окраин и трущоб. Из разговоров Йохан давно понял, что подполье зарабатывает на продаже наркотиков. Хорошо это или плохо, Йохан не брался судить. Но вот эти, например, «товарищи» явно болезненного вида, бледные и агрессивные, его смущали. Один из них, массивный и лохматый, в не слишком чистой одежде и толстой кожаной куртке, делавшей его еще шире в плечах, угрюмо поглядывал исподлобья и глухо покашливал в кулак.

Йохан снова начал рассказывать о том, как бежал из пещеры Герра Дракона. Его прерывали вопросами, в которых Герра Дракона называли «Зверь» или «Ящер».

– Йохан, ты уверен, что видел цепь от его лапы до стены? Ты уверен, что Ящер был прикован к стене?

– Да, это совершенно точно. Я когда полз, ударился об эту цепь, и пришлось через нее перебираться. Она очень тяжелая, толстая и ведет к большому кольцу в стене.

– Зверь слышал, как ты упал?

– Нет, он спал. Мордой на столе. Огромный, грязный…

– Хорошо, хорошо, Йохан. Про цепь.

– Да. Цепь тянулась от кольца в стене куда-то под стол. Я не совсем, но почти уверен, что цепь была обмотана вокруг его лапы.

– Спасибо, Йохан. Что еще ты можешь сказать про его размеры? Какой он?

И тут вмешался один из новых товарищей. Тот, что не кашлял, худой, с блестящими бегающими глазами и мокрым от пота лицом:

– Как ты вообще выбрался, малец? Что-то ты темнишь. И все он разглядел, и цепь, и то-се…

Тот, что кашлял в кулак, поддержал своего товарища взмахом руки.

Йохан, не зная, как реагировать на такие явно агрессивные вопросы, молчал.

– Мутный парень, – это сказал товарищ с северо-запада. Тот, что в кожаной куртке. Его хриплый и злой голос напугал Йохана. И говорил он так, будто его, Йохана, здесь не было. Он напомнил Йохану длинного злобного Акселя из школы и банду, которая не давала им с Полем проходу.

– Мутный, мелкий и смазливый.

Здоровяк подмигнул Йохану. Но в этом жесте Йохан почувствовал опасность и еще что-то настораживающее. Пристальное внимание.

Вступился за Йохана Сурен. Обычно молчавший на собраниях, он казался старше других. Сурен был художником и рисовал афиши для городского кинотеатра. Его длинные вьющиеся седые волосы закрывали лицо, когда Сурен наклонялся вперед, и он отбрасывал их назад сильным движением головы.

– Йохан говорит то, что видел, и у нас нет причин сомневаться в его словах. Ему выпал драконий жребий, он был на горе и в пещере. Его мать сейчас в тюрьме, потому что требовала от господина Мэра вернуть сына. Мы уже проверили его слова, так что, пожалуйста, Дизель, не обижай мальчика. Он и так достаточно пережил.

– Как скажешь, Сурен, как скажешь… – Дизель по-прежнему смотрел в сторону Йохана.

– Так и скажу, – Сурен привстал, – доверие вообще-то дорогая вещь. С ней нужно бережно обращаться. Так ведь, Дизель?

– Так, Сурен. Не пойму только, о чем ты.

– О доверии. Говорят, оно дороже денег. Дороже ли оно нашей дури?

Разговор перешел на совершенно непонятный Йохану сленг. Одно он понял, худой бледный Горан со своим огромным другом Дизелем поступает нечестно по отношению к Сопротивлению. Спор затянулся. То повышаясь до крика и ругани, то падая до шепота.

После первых же встреч Йохан понял, что Сопротивление – это в основном разговоры. А дела их – это торговля наркотиками. Все встречи подполья так или иначе ее касались. Сеть была очень строго и жестко устроена. Йохану нравились конспирация и дисциплина, которые были основой подполья. Наркотики и все, что с ними связано, Йохан не понимал и знать про это ничего не хотел. Зачем Сопротивление так много задавало вопросов о Герре Драконе, Йохан тоже не понимал. Что-то конкретное делать они не точно планировали.

Разговор на повышенных тонах между тем перешел в откровенный конфликт. Горан и Дизель кричали на Сурена. Сурена поддерживали все остальные в комнате. Накаленная обстановка должна была вот-вот взорваться. Йохан это чувствовал, но что ему делать, не знал. Сленг он не понимал, драться с огромным Дизелем в этой комнате никто бы не смог. Из того, что кричали друг другу в тот вечер подпольщики, Йохан запомнил только одно. Горан, бледный и больной на вид, брызгал слюной и орал: «Если все так, как говорил малец, и ящер сидит на цепи, то это все меняет. Ты хоть понимаешь, Сурен? Если ящер на цепи, значит, мы все – клоуны на цепи, Сурен. Клоуны. Значит, все зря, вся эта чушь подпольная – просто крысиная возня!»

Невнятная речь Горана врезалась в память Йохану. Он чувствовал за этими словами важный смысл, пока ему недоступный.

Наконец Сурену удалось взять ситуацию под контроль. Он сделал знак хмурому бородатому цыгану справа, и тот достал из своего саквояжа традиционную трубку. Набил ее смесью из нескольких разных пакетов, раскурил и пустил по кругу. Йохан не курил. Никто на этом не настаивал, может, потому что Йохан был намного младше всех, а может, потому что были какие-то неизвестные Йохану традиции.

После трубки мира о делах не говорили, и комната постепенно опустела. Покидали собрание по одному или по двое, с паузами. Йохан вышел вместе с Суреном.

– Хочу тебя спросить, Йохан. Как ты сейчас живешь? С кем?

– У друга живу. Негде больше. Квартиру отняли.

– Я тут подумал… У меня есть свободная комнатка, вроде склада в кинотеатре. Маленькая, но теплая. Чулан и стеллажи. Мне она ни к чему, и я давно подыскиваю себе помощника. Как ты смотришь на это?

– Там можно жить, и у меня будет работа? – Йохану показалось, что земля под ним закачалась. – Это было бы здорово!

– Я пока ничего не обещаю. Нужно поговорить с начальством, но сегодня могу взять тебя к себе и все показать. Хочешь?

– Конечно хочу, Сурен!

– Тогда идем…

С возвращения Йохана прошло уже почти три месяца. Первый снег все тянул, откладывался. Дожди не переставая моросили, словно небо прохудилось, а чинить было некому. Середина ноября – это самое время для первого снега, но его не было…

Грязь в городе стала особенно неприятной и вездесущей. Профсоюз дворников устроил «лошадиную» забастовку. Затребовал доплату за уборку на улицах лошадиного и козьего дерьма. Из года в год в городе становилось все больше лошадей. Извозчики, еще недавно вызывавшие удивление, уверенно вытеснили таксистов. Поль слышал, что цены на бензин растут каждый месяц, запчасти купить нереально и все больше машин переходят в состояние ржавого ожидания на спущенных колесах в гаражах и дворах. В школе, на уроках истории города, говорили об экологии и возвращении к традициям, о чистоте воздуха и пользе подсобных хозяйств. Однако выходя из школы и наталкиваясь на очередную раздавленную колесами кучу конского навоза, Поль о чистоте воздуха старался не думать. Город отчетливо пах дерьмом. Наверное, это было экологично. Но ничего хорошего для себя Поль в этом не находил.

Йохан пропал месяц назад. Связался с кем-то из Сопротивления. Что такое Сопротивление и чему оно сопротивляется, было не очень понятно. Йохан отмалчивался, потом перестал приходить ночевать. Искать его не было смысла, так сказала фрау Хелен. С момента своего возвращения Йохан с каждым днем становился все более закрытым. «Нелегальное положение», – так назвала его жизнь мама Поля. Йохан очень повзрослел. Нелегальность, видимо, этому способствует. Как будто Йохану уже шестнадцать. Или даже семнадцать. А не те же четырнадцать, что и Полю.