Судья, сжигаемый белым пламенем дыхания последнего дракона, исполнил волю Девяти Сутей. Монстр, мерзкая тварь, подчинившая Древних, управляла ими, она вынесла приговор великому зверю. Сотканный из души ведьмы, её мыслей и чаяний, неумолимый, беспрекословный Судья оторвал голову могучего дракона. Туша гигантского зверя рухнув, придавила его земле. Судья исчез. Его тело, целиком состоящее из червей и личинок, из гнили и гноя растеклось отвратной, бесформенной лужей.

На поле боя не осталось исполинских гигантов, но сражение продолжалось. Воля ведьмы была черна и зловеща. В тени под безымянным мертвецом, из-под земли полезли твари: жуки, черви, личинки и пауки. Их становилось всё больше и больше, кровь, кости, грязь и плоть павших слились в новое отвратное тело Судьи.

Ничто на всём Айе неспособно противостоять ему, и Древний дух сокрушал и рвал латы, рыцарей, кольчуги и воинов, лошадей и могучих северных нхашетов. Внезапно, исполняющий приговор, замер. Там позади, милю южнее под стенами замка освободилась одна из Сутей – Праздность, а восемь оставшихся истошно вопили, вынося приговор. Высказались все восемь, но Праздность молчала, и Судья медлил, ожидая последнего слова…

Невероятно ловкий воин в красном кожаном доспехе сноровисто взобрался по высокой каменной стене замка, используя лишь кинжал, так ловко, словно он делал это каждый раз перед завтраком. Королева Аврелия заметила ассасина слишком поздно. Конечно же она сразу узнала одежды людей Старца горы. В больших карих девичьих глазах, в которых легко можно утонуть, мелькнул страх, а мгновением позже он вновь сменился всепоглощающим пламенем ненависти.

«Наз-Амату». – подумал убийца и бросился вперёд. Его цель уже так близка, всего десять футов меж ним и заказом. Ошибок случиться не может.

Отточенным движением руки, словно профессиональный медикум Иб Авир Хаал перерезал горло королеве Аврелии прямо на глазах у растерянного, сломленного короля. Потребовалось целых три удара, чтобы отсечь голову, павшей на колени, владычице. Никто на стене ничего не успел сделать. Убийца, явившийся столь неожиданно, ловко соскользнул вниз с укреплений, прихватив с собой голову королевы.

Туман, затмевавший сознание людей, рассеялся в тот же миг, когда погибла ведьма. Война больше не казалась необходимой, и молодой король приказал трубить отступление. Это противостояние, это грандиозное кровопролитное сражение более не имело никакого смысла.

Две огромные армии отступили и встали живой стеной против друг друга. Последнее войско, истерзанного войной, Харлена и несокрушимая армия аргезианцев, пришедших за последним Императором, больше не желали сражаться. Безумная война людей и богов, что будет ещё долго будоражить людские умы, наконец, окончена. Король Эн Каа требовал белого мира и страстно желал говорить с Императором Маком, но молодой Император бесследно исчез.

Убитые горем, с разбитыми сердцами и бездонной ныне пустотой в душах князья Северной Аргезии подписали не только мирный, но и вассальный договор, объединив тем самым почти весь континент, как того желал Император. Мак знал о бессмысленности этой войны, хотел мира и процветания всех людей. Император был настоящим богом, только бог может ничего не желать для себя. Мак всегда крайне лестно отзывался о своем противнике и порой шутил, мол, мы сражаемся, чтоб присягнуть на верность этому доброму господину, не забывайте! Были ли эти шутки пророчествами, предсказаниями будущего князья не знали, но внемлели им.

Место той битвы назовут потом Драконовым полем, ещё долго с него люди не пожнут хлеба. Золотой пшеничный колос залила кровь, стебли сломили мёртвые тела и сапоги живых. Гигантские погребальные костры не гасли в течение нескольких месяцев, и чёрные дымы, уходящие в небо, уже, казалось, никогда не исчезнут.

Эну Каа они виделись столпами, на которых он воздвиг своё правление, воплощённым напоминанием стоимости королевского венца – мир оплачен высокой, невосполнимой ценой.

Правителю Харлена присягнули все, кто шёл за Императором-богом. Князья и лорды назовут седовласого короля владыкой всего Твина, под властью монарха соберётся немыслимая сила, жаль ненадолго.

Твин – самый меньший из материков Айя. На северо-западе обширнейшие леса и плоскогорья, именуемые Аргезией. К северо-востоку, среди болот и дремучих лесов, где нет ни дорог, ни тропинок лишь направления проживают столь же дремучие люди. В центре материка с востока на запад протянулся, некогда процветающий и благостный, Харлен. Весь юг принадлежит торговым Урмаркским городам, захваченным ещё тогда молодым императором Каленом – отцом бедующего живого бога.

Эн Каа водрузил себе на голову корону, стоя на трупе старой Эбонитовой империи. Аргезианцы присягнули ему на Драконовом поле прямо там среди павших. Своё дитя король вырезал, вырвал из трупа возлюбленной и лап смерти. И смерть впиталась корону Харлена, отравляя мраком и тьмой своего носителя, терзая не тело, но саму душу.

Минуло всего три года, и Аргезия прислала своих послов. Явившиеся ко двору, князья были лаконичны, а их требования просты – амаж аргезианских князей недействителен, полная свобода и автономия для севера или война.

Король не мог позволить себе новый конфликт, области и замки только-только стали восстанавливать, во многих крепостях по-прежнему не было ни то, что гарнизонов, не было даже ворот! Эн Каа согласился на выход Аргезии из состава королевства.

Следом, всего через три месяца южане без всяких церемоний прислали в сундуке вместо дани письмо, мол, мы – главы городов и гильдий южной федерации более не признаём власти над собой самозваного короля. Всякое посягательство на наши территории за рекой Вестии будет расценено, как объявление войны и снимет с нас всякую вину за последующие события.

Королевство лишилось жирного, сытого юга и сильного воинственного севера, всё что осталось молодому королю – это выжженная и разорённая земля. Единственное, что сумел взять и удержать Эн Каа, только разрушенные города и крепости, пустые деревни и сёла. У седовласого короля была одна радость – маленький, несмышлёный ещё сын, но насладиться жизнью его величеству не давали два десятка лордов, пока ещё приклоняющих колено, только потому что ни один из них не смог нанять, обучить или подготовить войско большее, чем у короля…

Эн Каа боялся, что правление его будет недолгим, что сын его унаследует лишь пепелище, и седовласый король быстро стал тем, в ком так нуждался народ – правителем и отцом. Он сутками выслушивал бесконечные вереницы людей, платил по распискам уже сгинувших лордов и не всегда по его вине, судил, выносил приговоры и вытребовал компенсации с господ для простых людей.

Совсем скоро Эн Каа влюбил в себя народ. Корона, наконец, стала принадлежать ему по-настоящему, теперь забрать её будет непросто. Его величество раздал вотчины и принялся отстраивать королевство. Когда же всё наладилось, Эн Каа стал почти всё время уделять воспитанию, подросшего сына. Отец часто ронял тогда слёзы, умиляясь смышлёности мальца и горюя, оттого, что знал судьбу юного принца.

Старый, седой король, дрожащей рукой, указал в самый центр большого зала на меч Императора, покоящийся в резной, каменной стойке на пьедестале из чистейшего белого мрамора. Когда-то давным-давно в этом помещении проходили пиры, здесь упивались весельем лорды и леди благословенной Эбонитовой империи, играла музыка, в золотых кубках плескалось вино, множество жаровен и свечных люстр освещали пространство. Так продолжалось долгие годы, пока всё не было залито кровью, пока Эбонитовая империя не стала прахом.

Ныне же тут, под частично обвалившимся арочным сводом, в свете, то солнечных, то лунных лучей, прорывающихся сквозь дыры в высоком потолке, почти всегда одиноко покоится оружие живого бога.