Дом вырастал, закрывая собою светлое небо. Они вбежали в какой-то провал, по шаткой деревянной лестнице взобрались на второй этаж. Саша уверенно вел вперед. Пройдя через всю площадку второго этажа, они оказались в дальнем от входа углу. Здесь, прислоненная к покореженным металлическим конструкциям, стояла стремянка — единственный способ попасть выше, на третий этаж.
— Лезь! — хрипло пробормотал Саша. — Я подержу.
Алена бегом взобралась по хлипкой стремянке. Саше пришлось сложнее, ему никто не придерживал лестницу. Взобравшись, втянул ее за собой. Теперь их не достать. Главное — затаиться. Но Саша уверенно направился вперед. Алена бежала следом. По расшатанной, но вполне обычной лестнице они взобрались на четвертый, верхний этаж. Здесь почти не было стен. Пол тоже присутствовал не везде — он обрывался в пустоту как раз там, где когда-то была его середина, образуя неровную дыру с наклоненными вниз краями. Над ними расстилалось ясное небо, которое сегодня темнее уже не будет, потому что в город пришли белые ночи…
Саша тяжело сел на кирпичи под острым, торчащим вверх остатком стены. Мотнул головой в сторону:
— Не ходи туда, пол там на соплях…
Он как-то странно побледнел, руку прижал к животу и поморщился.
— Что с тобой? — испуганно спросила Алена. — Ранили?
— Похоже…
Саша отнял руку от живота, и Алена увидела, что вся ладонь его в темной липкой крови. Ей стало плохо — вида крови она вообще не выносила. Воображение сразу нарисовало скользкие, блестящие кишки, которые немедленно вывалятся наружу, если Саша вздумает встать.
— А ты чего так позеленела? — с усмешкой спросил Саша. — Крови боишься?!
Его насмешливый тон обидел Алену. Стараясь не смотреть на его живот, она горько ответила:
— Зато ты крови не боишься. Обрез этот купил, черт знает зачем. Так и вышло: пришел с оружием — от оружия пострадал… помрешь еще теперь, а я как буду…
— Хорош болтать, — разозлился Саша.
— И вообще, набрал целую толпу каких-то кретинов. Только все дело испортили. И Мишаня твой придурок! — От ужаса ее голос зазвенел. Предчувствуя, что скоро действительно останется одна во всем мире, она перестала думать о том, что двумя этажами ниже уже могут быть люди. — Ну почему так?! Я бы от тебя никуда не ушла! Я же тебя любила!
Саша закусил губу от боли, откинув голову, посмотрел наверх. Жизнь заканчивалась — и так плохо… так жалко было, обидно — он ничего не успел… даже Алену вот эту не успел как следует понять…
Над головой горели редкие звезды, откуда-то ласково пахнуло теплом. Рядом сидит Алена. Пусть злая, пусть обиженная, но любившая его… единственная, может быть, кто любил его искренне. Она выйдет сегодня отсюда одна — и забудет Сашу навсегда…
Ее плачущий голос звенел у него в голове:
— Саша, Саша, что мне теперь делать?! Ты понимаешь, что я не смогу без помощи, в чужом городе, и еще искать меня будут за ваши преступления?
— Ты будешь жить… — Он с трудом улыбнулся. — Решишь как-нибудь свои проблемы. А сейчас отстань от меня, пожалуйста…
— Эй, вы наверху, что ли? — заорали откуда-то со двора. Голос пьяный, язык заплетается: значит, обыватель какой-то, лезет не в свое дело. — Лучше спускайтесь сами! Все равно достанут!
Саша прикрыл глаза. Умереть не дадут спокойно. Он чувствовал, что умирает. Стало холодно, несмотря на душную ночь, спать захотелось. Он запахнул куртку и подтянул ноги. Странно сидеть вот так, под бесприютным сумеречным небом, на последнем этаже давно мертвого дома, покинутого даже призраками. Рядом Алена трясла его за плечо: «Саша! Саша! Не уходи, пожалуйста…» — все дальше и дальше молящий слезный голос. А звезды словно ближе. Он уплывал куда-то, понимал, что теряет сознание, и не знал, навсегда ли это, но страшно не было… спокойно очень…
Алена поднялась с колен и закрыла мертвецу глаза. Всхлипнула. Ну вот, осталась совсем одна. Мишаню наверняка тоже пристрелили, Юрика и Славика или убили, или забрали в милицию. Малолетки, которых таскал за собой Мишаня, — сами по себе, ей с ними нечего делать. Конец пришел их непобедимой банде — и ее красивой жизни заодно. Скоро ее заберут. У них тут все эти похищенные доллары и крест на цепочке, залезут сюда милиционеры, сразу все увидят. Спрятать надо вещдоки, причем немедленно. Алена, все еще всхлипывая, двумя пальцами отодвинула куртку на трупе. Вытащила из нагрудного кармана салфетку с золотом, потом с трудом извлекла доллары. Между прочим, жить на это можно долго и счастливо. Она заметалась по этажу в поисках места, где все это спрятать. Нашла рваный полиэтиленовый пакет, сгрузила туда награбленное и завернула. Потом ее осенило. Девушка легла на пол и тихонько поползла к краю — тому самому, где пол сначала опасно наклонялся, ничем не поддерживаемый снизу, а потом вовсе обрывался. Алена мало весит, и никто не сможет пробраться туда, куда сможет она. Если, конечно, не свалится.
Здесь нельзя было торопиться. Пол прогибался под ней, как диван, и вскоре Алена поняла, что если еще хоть немного продвинется, действительно провалится вместе с полом. Она, как могла, вытянула вперед руку, кончиками пальцев протолкнула подальше пакет со своим будущим богатством. Завалила его кирпичным мусором, которого здесь было в изобилии. Вот — теперь ничего не видно. Она так же аккуратно отползла назад, встала на ноги, отряхнула изрядно помятое и грязное белое платье. Прислушалась: внизу орали и шумели все больше. Спорили, не зная, как забраться на третий этаж. Здесь еще было тихо — как в другом мире. Сидел у стены мертвый Саша с закрытыми глазами. Ей стало страшно. Она вдруг испугалась того, что находится здесь, с покойником, одна!
Уж лучше попасть в тюрьму. Тем более что она, маленькая хрупкая девушка, без вещей и драгоценностей, побежавшая от них, доблестных защитников правопорядка, из обычного страха, вообще ни в чем не виновата. А теперь ей надо собрать все свое мужество, актерские таланты и идти дальше…
Алена неслышно спустилась на третий этаж, встала около стремянки и громко всхлипнула. Внизу затихли, потом нерешительно спросили:
— Кто здесь?
Алена зарыдала в голос:
— Ооооой! Он умер! Умер! Я боюсь…
