Там он прожил три года в полном одиночестве. Затем слава о его великой добродетели начала распространяться по сельской местности, и число желающих быть рядом с ним вскоре стало настолько велико, что у него было достаточно рекрутов для дюжины полноценных монастырей.
Поэтому он вышел из своей темницы и стал законодателем европейского монашества. Прежде всего он составил конституцию. Во всех деталях это свидетельствовало о влиянии римского происхождения Бенедикта. Монахи, поклявшиеся соблюдать его правила, не могли рассчитывать на праздную жизнь. Те часы, которые они не посвящали молитве и медитации, должны были быть заполнены работой в полях. Если они были слишком стары для работы на ферме, от них ожидали, что они научат молодежь тому, как стать хорошими христианами и полезными гражданами, и они так хорошо справлялись с этой задачей, что монастыри бенедиктинцев почти тысячу лет обладали монополией на образование, и им было разрешено обучать большинство молодых людей из числа исключительно способных на протяжении большей части средневековья.
В обмен за их труды остальные давали им подобающую одежду, достаточное количество съедобной пищи и постель, на которой они могли спать по два-три часа в день, которые не были посвящены работе или молитве.
Но самым важным, с исторической точки зрения, был тот факт, что монахи перестали быть мирянами, которые просто убежали от этого мира и своих обязанностей по подготовке своих душ к загробной жизни. Они стали слугами Божьими. Они были обязаны соответствовать своему новому достоинству в течение длительного и самого болезненного испытательного срока, и в дальнейшем от них ожидалось, что они будут принимать непосредственное и активное участие в распространении силы и славы Царства Божьего.
Уже была проделана первая элементарная миссионерская работа среди язычников Европы. Но чтобы добро, совершенное апостолами, не сошло на нет, труды отдельных проповедников должны сопровождаться организованной деятельностью постоянных поселенцев и администраторов. Монахи —теперь несли свою лопату, топор и молитвенник в дикую местность Германии, Скандинавии, России и далекой Исландии. Они пахали, собирали урожай, проповедовали, преподавали в школах и принесли в те далекие земли первые элементарные основы цивилизации, о которых большинство людей знало только понаслышке.
Таким образом, папство, как исполнительный директор всей Церкви, использовало все многообразные силы человеческого духа.
Практичному деловому человеку была предоставлена такая же возможность отличиться, как и мечтателю, нашедшему счастье в тишине леса. Не было никакого потерянного движения. Ничто не должно было пропасть даром. И результатом стало такое усиление власти, что вскоре ни император, ни король не могли позволить себе управлять своим царством, не обращая смиренного внимания на желания тех из своих подданных, которые признавали себя последователями Христа.
Способ, которым была одержана окончательная победа, не лишен интереса. Ибо это показывает, что триумф христианства был обусловлен практическими причинами, а не был (как иногда полагают) результатом внезапного и всепоглощающего порыва религиозного рвения.
Последнее великое гонение на христиан произошло при императоре Диоклетиане.
Как ни странно, Диоклетиан ни в коем случае не был одним из худших среди тех многочисленных властителей, которые правили Европой по милости своих телохранителей. Но он страдал от недуга, который – увы! – довольно распространен среди тех, кто призван управлять человечеством. Он был полным невеждой в области элементарной экономики.
Он обнаружил, что владеет империей, которая быстро разваливалась на куски. Проведя всю свою жизнь в армии, он считал, что слабое место заключалось в организации римской военной системы, которая поручала оборону отдаленных районов колониям солдат, которые постепенно утратили привычку сражаться и стали мирными крестьянами, продавая капусту и морковь тем самым варварам, которых они должны были держать на безопасном расстоянии от границ.
Диоклетиан не мог изменить эту древнюю систему. Поэтому он попытался решить эту трудность, создав новую полевую армию, состоящую из молодых и проворных людей, которых в течение нескольких недель можно было направить в любую конкретную часть империи, которой угрожало вторжение.
Это была блестящая идея, но, как и все блестящие идеи военного характера, она стоила ужасно много денег. Эти деньги должны были быть получены в виде налогов с жителей внутренних районов страны. Как и следовало ожидать, они подняли большой шум и крик и заявили, что не могут заплатить еще один динарий, не разорившись. Император ответил, что они ошиблись, и даровал своим сборщикам налогов определенные полномочия, которыми до сих пор обладал только палач. Но все безрезультатно. Подданные, вместо того чтобы заниматься обычным ремеслом, которое гарантировало им голод в конце года тяжелой работы, покидали дом, семью и стада и стекались в города или становились бродягами.
Его величество , однако, не верил в половинчатые меры и решил проблему указом, который показывает, насколько полностью старая Римская Республика выродилась в восточный деспотизм. Росчерком пера он сделал все государственные должности и все виды ремесел и торговли наследственными профессиями. – То есть сыновья офицеров должны были стать офицерами, хотели они того или нет. Сыновья пекарей сами должны стать пекарями, хотя у них могли бы быть большие способности к музыке или ростовщичеству. Сыновья моряков были обречены на жизнь на корабле, даже если они страдали морской болезнью, когда переплывали Тибр. И, наконец, поденщики, хотя технически они продолжали оставаться свободными людьми, были вынуждены жить и умирать на том же клочке земли, на котором они родились, и отныне были ничем иным, как самой
обычной разновидностью рабов.
Ожидать, что правитель, который был так уверен в своих способностях, мог или будет мириться с продолжением существования относительно небольшого числа людей, которые подчинялись только тем частям его правил и указов, которые им нравились, было бы абсурдно. Но, осуждая Диоклетиана за его жестокость в обращении с христианами, мы должны помнить, что он сражался спиной к стене и что у него были веские основания подозревать лояльность нескольких миллионов своих подданных, которые извлекли выгоду из принятых им мер для их защиты, но отказались нести свою долю общего бремени.
Вы помните, что первые христиане не брали на себя труд что-либо записывать. Они ожидали, что конец света наступит почти в любой момент. Поэтому зачем тратить время и деньги на литературные труды, которые менее чем через десять лет будут уничтожены небесным огнем? Но когда Новый Сион не материализовался и когда история Христа (после ста лет терпеливого ожидания) начала повторяться с такими странными дополнениями и вариациями, что истинный ученик едва ли знал во что верить, а во что нет, возникла необходимость в какой-нибудь подлинной книге на эту тему, и ряд кратких биографий Иисуса и сохранившихся оригинальных посланий апостолов были объединены в один большой том, который назывался Новый Завет.
Эта книга содержала, среди прочего, главу под названием "Книга Откровений", и в ней можно было найти определенные ссылки и некоторые пророчества о городе, построенном на “семи горах”. "То, что Рим был построен на семи холмах, было общеизвестным фактом еще со времен Ромула. Это правда, что анонимный автор этой любопытной главы осторожно назвал город своего отвращения Вавилоном. Но не требовалось большой проницательности со стороны имперского судьи, чтобы понять, что имелось в виду, когда он читал эти приятные упоминания о “Матери блудниц” и “Мерзости Земли”, городе, который был пьян от крови святых и мучеников, обреченных стать обиталищем всех дьяволов, пристанищем каждого нечистого духа, клеткой для каждой нечистой и ненавистной птицы и другие выражения аналогичного и неудобного характера.
Такие заключения могли бы показаться бредом несчастного фанатика, ослепленного жалостью и яростью, когда он думал о своих многочисленных друзьях, убитых за последние пятьдесят лет. Но они были частью торжественных служб Церкви. Неделя за неделей они повторялись в тех местах, где собирались христиане, и было не очень справедливо, чтобы посторонние думали, что они отражают истинные чувства всех христиан по отношению к могущественному городу на Тибре. Я не хочу сказать, что у христиан, возможно, не было веских причин чувствовать так, как они чувствовали, но мы вряд ли можем винить Диоклетиана за то, что он не разделил их энтузиазма.
