– Да пойми ты, никак нельзя сегодня на гору идти. Погода портится, да и по одному туда не ходят. Подожди, как распогодится, да ещё туристы подойдут, тогда и пойдём – проводник, крепкий мужичок лет тридцати, в небрежно накинутой дублёнке на голые плечи, уважительно, но без подобострастия уговаривал странного путника остаться.

Проковыляв к стоявшему возле жарко натопленной печи столу, с явным облегчением уселся на широкую лавку, выпиленную из цельного ствола дерева. Проводник Паша, повидавший на своём веку много разного люда, тем не менее, был не на шутку встревожен. Этот гость нисколько не напоминал ему всех этих праздных туристов и прочих любопытных, которых заносило на гору Пидан, овеянной множеством жутких тайн и мистических слухов. Странный путник не был похож на жителей близлежащих городов, Уссурийска, Владивостока или Находки. Не был он похож и на мистиков, кочующих по загадочным местам Дальнего Востока, Алтая или Урала. Больше всего он напоминал Паше былинного богатыря Евпатия Коловрата из старой советской сказки, которую Паша смотрел ещё в детстве. Вот только от этого человека веяло такой мощью, какой он не встречал ещё нигде и никогда в своей жизни. И природу которой Паше всё никак не удавалось понять.

В центре зимовья башней возвышался широкоплечий голубоглазый мужчина с кривым уродливым шрамом через всё лицо, один конец которого терялся в густой шевелюре светло-русых волос с проседью, а второй уходил глубоко в седую бороду. На вид ему было не больше сорока-сорока пяти лет, хотя небольшая, но густая борода и скрывала его истинный возраст. Цепкий внимательный взгляд выдавал в нём человека опытного и неглупого. Одет он был в добротный военный бушлат зимней расцветки, на ногах унты на каучуковой подошве в которые были заправлены тёплые ватные штаны с тем же рисунком грязного снега, что и бушлат.

– Так мне того и надо, Паша, погода в руку. Не нужны туристы. Мне одному идти нужно. Обязательно одному – приятно рокочущим басом, упрямо пригнув голову, продолжал гнуть своё странный человек.

– Да как ты не понимаешь? – Паша досадливо морщился – Это не инструкция какая-то, на неё я забил бы давно. Никто не возвращался, кто один шёл, понимаешь? И никто не знает, куда все они пропадают. Даже если от группы кто отстаёт – всё, считай, пропал человек. И оружие не спасает, теряются и охотники, и спецназовцы отставные и опера милицейские, кого здесь только не было.

– А старики что говорят?

– Ай – проводник раздосадовано махнул рукой, – эти всё твердят про попранные святыни, про языческие капища, про стража тропы…

– Стража тропы? Вот как? – человек едва заметно оживился – Что за тропа?

– Чего не знаю, того не знаю – проводник, скривившись, растирал колено, повреждённое на проклятой горе ещё в прошлом году – Стража, наши местные зулусы, или как их там зовут, запамятовал, называют «дух Амба», я по-нерусски не понимаю, что это значит.

– Амба, говоришь? Интересно. Слово-то, самое, что ни есть, русское, только старое очень. На древнем славянском языке это значит «Пожиратель». Насколько я помню, так называют тигра. А само слово «тигр» означает «страж священного Пути». Выходит, всё верно говорят твои «зулусы». И скорее всего именно он, тигр-людоед, виновен в пропажах людей. Тигр не охотится на группы, старается не попадаться на глаза и нападает только сзади из засады. Вроде, всё сходится.

– Ничего не сходится. Нет ни крови, ни одежды, ни снаряжения, ни костей. Ничего. Вообще никаких следов. И ещё кое-что. На гору всякий народ ходит нервишки пощекотать, да на языческую святыню ногу поставить. Так вот. В позапрошлом году один такой яростный ниспровергатель «идолищ поганых» вовсе практически на глазах у всех сгинул. Шумный такой был, заметный. Крест деревянный на себе пёр и кувалду здоровенную. «Истинную веру» утвердить, якобы, хотел. Шёл в центре группы, а после очередного привала уже и пропал. Кто бы ни отошёл в сторону – увидели бы. Никто не отставал, а на верхнюю площадку он не вышел. Был и не стало. Вместе с крестом и кувалдой. Вот, не хотел его брать с собой, не жалую я фанатиков. Каюсь, денег много он дал чтобы пойти, да обещал, что кувалдой только крест вобьёт. А лет пять тому назад, хулиганистый пакостник похожим образом пропал. Я не уследил, так он Запретные Камни на площадке, что перед дольменом стоят, раскатал, а те, что помельче и вовсе с горы сбросил. С горы спустились, а его и нет. В другой раз поднимаюсь, а камни все на месте стоят, целёхонькие. Мистика сплошная. Вот и думай, что за чудной тигр такой.

– Сам-то, какой веры держишься?

– Научной. Научной веры я держусь. По мне, так этим «истинно-верующим», только и дела, что абы чего разломать да порушить. А человечеству от этого какая польза? Никакой. Вред один. Утилизаторы хреновы. Сколько памятников по камням раскатали, да книг, да свитков пожгли – посчитать нельзя, я списки утраченных научных, да культурных памятников античности просматривал, только душу порвал. Эх, да чего там. Вот этот памятник изучаю, как могу, пока с ним тоже чего-нибудь не приключилось. Ну и копеечку какую-никакую на жизнь зарабатываю. Хлебушек, он денег стоит – закончив, Паша опустил взгляд.

– А про мистику чего думаешь? Кто так шалить может?

– Думаю, что это НЛО химичат. Больше некому. А духи не духи – сказки для суеверных людей. Двадцать первый век на дворе, а люди, как с цепи сорвались, в средневековое мракобесие всем скопом ударились. Кресты, талмуды пыльные, экстрасенсы, колдунство, язычество всякое. Я думаю, это от безделья и глупости всё – проводник, аккуратно подвернув штанину старого тренировочного трико с пузырями на коленях, принялся сосредоточенно втирать дурно пахнущую мазь в сизое пятно на ноге.

– Как повредил? – участливо спросил путник, кивнув на посиневшее колено.

– Да на горе, будь она неладна. По невнимательности. Группу на гору привёл, а там, уже наверху, на площадке, как приспичит мне до ветру, аж сил нет терпеть. Ну, я за Камни Запретные спрятался и справил нужду. А как вышел, то камешек из-под ноги выскочил, я на колено и рухнул. Меня туристы еле-еле сюда дотащили потом. Вот, синяк какой странный, видишь, почти год уже не сходит. Врачиха наша, участковая, говорит, мол, гематома. Аномальная – с плохо скрываемой гордостью в голосе произнёс проводник Паша.

– Ясно. Верно ли я понял, что на гору не пойдёшь?

– Верно. Не пойду. И денег мне твоих не надо. К чему мне деньги, если я их потратить не смогу? – проводник невесело усмехнулся.

– Тогда карту черти. Сам пойду.

– Смерти ищешь? Ну, дело хозяйское. Карту нарисую, только ты номерок телефона оставь, чтобы было кому позвонить, если не вернёшься.

– Не нужно звонить. Я вернусь. Да и некому звонить. Один я.

– Это я уже понял. Инопланетянам привет передавай.

– Всенепременно.

В полумраке огромного зала мрачного древнего замка творилось священнодействие. В неверном свете каминного огня, отражающегося от мрачных каменных стен, гротескно извивались тени от массивного каменного алтаря. На нём, точно повторяя линии выбитой в камне пентаграммы, лежало обнажённое тело молодой девушки. Множество мелких, но глубоких порезов всё ещё сочились кровью, которая наполняла знаки и узоры древнего символа. На жертве возлежало сморщенное худосочное старческое тело Первого Безымянного, который жадно всматривался вглубь угасающих голубых глаз девушки. Второй Безымянный затаился у охранного круга, обрамляющего символ с водружённым на него жертвенником. Он жадно вслушивался в хриплые стоны старика, что, завершив акт соития жизни и смерти, конвульсивно вздрогнул и затих. Тьма, прорвав невидимый барьер между мирами, щедро напитывала открытое сознание картинами из вневременья.