Я поддакнул:

– Надо.

Антон уточнил:

– Танлан?

Брат остро среагировал на прекращение занятий Антона, разочарование не покидало, хотя прошло двенадцать лет с последней тренировки друга.

– Багуа, – съязвил брат. Мы пробовали заниматься разными стилями, остановились на кулаке богомола, «танланцюань». Антон изучал ладони восьми триграмм, «багуачжан», посещал семинары, распечатывал из интернета тексты, покупал книги, скачивал видео-пособия. На втором этаже гаража оборудовал зал с грушей посередине. Тренировался так, что протёр дорожки в бетоне. А потом перестал. За державу ушуистов было обидно, но это его выбор. Я махнул рукой, брат ещё нет.

Антон заулыбался:

– Тоже, что ли, потренироваться.

Брат не стал скрывать раздражения:

– Дома сиди. Дальше пузо отлёживай.

Друг поднялся, надул живот. Действительно, мышцы пресса прятались за слоем жира. Можно выкачать ведро. Он похлопал по выпяченному шару:

– Вот это?

Я скривился:

– Верни жопу на стул. Тебе ещё не говорят, мол, сначала входит пузо, потом ты?

– Трудовая мозоль, – погладил живот Антон. – Не говорят. Буду поститься.

Брат с большим трудом сдержался в высказываниях, отвернулся в окно.

– Дерзай, – сказал я.

– Когда ты можешь? – спросил меня брат.

– Давай завтра. Мы сегодня на Архиповского идём с Юлей.

Брат оживился:

– Тот самый? И мне не сказал!

– Первое, концерт переносили из-за пандемии на неопределённое время. Неделю назад реклама вылезла, успел купить. Второе, ты в командировках постоянно.

– Долбаные разъезды, – в сердцах сказал брат. – Расскажешь завтра. На складе позанимаемся.

– Без балды.

Дальше мы трепались обо всяком, то есть ни о чём. Шутки, прибаутки, взаимные подначивания, воспоминания забавных и не очень эпизодов прошлого. Всё время нахождения в кафе друг мне подмигивал, когда очередной посетитель обращал внимание на меня. Я качал головой, мол, да, заметил, всё потом. Наконец, мы распрощались и каждый пошёл по своим делам.

Идти до филармонии буквально четыре минуты, на всём протяжении я ловил интерес прохожих. Во всяком случае, тех, кто не смотрел под ноги. Старался отгонять мысли, что это из-за причёски, дабы не попасть под эффект Барнума. Иными словами, чтобы не придавать окружающему собственных надумок.

С Юлей мы одновременно подошли к условному месту.

– Ты права, – сказал я, имея в виду реакцию на стрижку.

– Кто бы сомневался.

Мы вошли внутрь.

Филармонию заполонил взволнованный народ. На лицах читалось предвкушение от встречи с Маэстро. Алексей Архиповский, как пишут в комментариях под видео с его выступлениями, «поцелованный Богом». Полностью согласен. Человечище с большой буквы.

Зрители постепенно занимали места, так получилось, я и Юля сидели на разных местах. Когда год назад отменили концерт, сдал билеты. Гарантий никто не давал, что ими можно будет воспользоваться. Мы не сильно расстроились – пришли наслаждаться музыкой, собой можно и дома. Тем более, возможно, в городе Архиповский больше не появится, надо ловить момент.

Прозвучал третий звонок, свет погас. Все таращились на сцену, адреналин вошёл в чат, руки сами собой захлопали. Луч прожектора вырвал из тьмы круг на сцене, внутри которого стоял стул и балалайка. К восторгу аплодисментов добавились такие же крики.

Из тьмы в круг света вошёл Алексей. Зал взорвался. Маэстро скромно поклонился, не стал дожидаться затишья, взял инструмент и сел. Народная буря не утихала. Архиповский погладил балалайку, что-то потрогал, проверяя, пальцы прошлись по струнам. Вынужденно, рукоплескание прекратилось. Из динамиков полилась Музыка.

Я не считал, сколько песен он сыграл. Забавно, ни одного слова не было ни сказано, ни пропето, а иначе язык не поворачивается назвать музыкальные творения композициями или треками. Потому что под руками мастера всерьёз не воспринимаемый большинством инструмент с всего лишь тремя нитями рождал поистине песни.

Час пролетел на одном дыхании. Зрители долго не хотели отпускать Алексея, уговорили исполнить на бис. Маэстро не отказал, с благодарностью поклонился, ушёл во тьму. Символично. Тьма невежества, пороков человеческого мира. Её пронзает свет, в котором случается нечто, в данном случае, музыка. И мелодия зажигает души, сердца слышающих. Словно светлячки, люди отодвигают тьму. Не для этого ли служит искусство? Не какая-то мазня, а когда создатель корпеет над завитушкой подолгу, исправляет одному ему видимые изъяны? Когда стремление произведением искусства побудить человека к чему-то высшему, светлому?

Как пример, в очереди за одеждой в гардероб зрители вели себя культурно, без давки, работы локтями. Мы с Юлей встретились в холле, обнялись, взявшись за руки, дождались выдачи одежды, вышли.

– Ты прав, – сказала Юля, имея в виду мои экстатические пересказы зрителей, побывавших на концерте Алексея.

– Кто бы сомневался.

Второй пихнул бородатого в бок:

– Ох, ты ж, ё-моё.

Первый оторвался от чтения книги:

– Что?

– Посмотри.

Второй показал пальцем в сторону парикмахерской. Издалека жеста видно не было, а мимо проходящий пешеход подумал бы, что пассажир на переднем сидении крутит регулятор громкости в автомагнитоле.

– Куда? На того чувака?

– Кто это?

– Постоянный клиент, – ответил Первый, вглядываясь. – Редко заходит.

– Наш объект растёт?

– По ходу.

– Он нас заметил.

– Да не, просто мазнул взглядом, – сказал бородатый и принялся вертеть головой по сторонам, создавая видимость маящегося от безделья водилы.

Второй снова толкнул Первого:

– Зырь, подружка его встретила. Любовь-морковь, ему не до нас.

Бородатый призадумался:

– Знаешь, его подружку можно понять. Он выделяется.

– Точно, – кивнул Второй. – Вот я и спрашиваю, кто это? Ты пробивал клиентов. Подними данные.

– Я о другом.

– Ты прав. Он стал выделяться.

– Наш объект растёт? Или…

– Хороший вопрос.

– Время покажет.

Было утро, мы располагались на кровати, ещё не вылезали из постели. Юля сидела, я переместился с подушки ей на бёдра, чмокнул в животик. Она погрузила пальцы в мою шевелюру:

– Пора обновиться. Превращаешься в своего любимого Мрака.

– Брат рассказал про наш Поход?

– Вообще, ты тоже.

– Кстати, благодаря ему, походу, мы с тобой и встретились.

Я перехватил её руку и поцеловал ладошку.

– Интересненько, расскажи.

– Я в то время очно учился. Пусть и со свободным посещением. Тем не менее, отправился в Поход как бы бросив универ.

– Не совсем понятно. Вас не было недели две. Автостопщики, хаха.

Юля положила ладонь мне на грудь.

– Да. Но там какие-то очень важные то ли экзамены, то ли проверки случились. Я уже подзабыл. Мне предложили сделку: я еду на всё лето работать в лагерь и этим соусом оправдывают моё отсутствие, либо «давай, до свидания».

– А ты, оказывается, хулиган!

– Как ни парадоксально, но нет.

Я встал с кровати, потянулся, приступил к разминке.

– Ну да, ну да, – засмеялась любимая. – А кому запретили вместе в одной смене работать в лагере? Не тебе ли с братом?

– Это исключение.

Юля плюхнулась на спину головой ко мне, раскинув руки и ноги в стороны:

– Очередное. Правда, замечу, ты другой стал. Мягче, добрее.

– Есть такое, – с лёгкой печалью сказал я. – Ладно. Пойду стричься. Волосы мешают ушами шевелить уже.

– Потом в кино?

– Конечно. С любимой пойду схожу.

– А как же я?

Я наклонился, прикоснулся лбом к её носику, лица наши были перевёрнуты относительно друг друга. Расширил зрачки, открыл все внутренние краники души и ручьями в зелёный омут излил мою любовь:

– Любимая – это ты.

Юля обняла меня за шею:

– Я знаю. Всё равно приятно слышать. И чувствовать.