– Что ты скрываешь? Я чувствую. Вижу. Знаю! Милый, не молчи! – Я уже металась, заглядывая в холодные глаза. Гордон играл желваками, но оставался непреклонным. – Что было с тобой в пятницу? А перед отъездом Княжина? В аэропорту? И наконец, сегодня ночью? Что всё это означает?

– Устал.

– Каждый день провалы в моей памяти! Что ты подчищаешь за собой? Они вернулись?! – Меня трясло. Но Гордон ушёл в глухую оборону:

– Не знаю, о чём ты. – Надменный рокот осадил несостоятельные просьбы о взаимной откровенности. Я присела на краешек кровати и попыталась воззвать к его логике:

– Когда я улетала, ты просил меня о доверии. Будь справедливым. Ты настаиваешь на нашем браке. С какой целью? Я не желаю быть ни любовницей, ни вещью. Если хочешь иметь меня своей женой, будь добр – стань сначала честным.

Он резко огрызнулся:

– То, что со мной происходит – тебя не касается.

– П-происходит?! – Я задохнулась и, заикаясь, уже оседала на колени перед непримиримым истуканом. – Поговори со мной, любимый. Страдаешь ты – страдаем оба. Мы нужны друг другу. Мы команда. Да, у нас разные зоны ответственности. Но мы партнёры. – Демонстративно высмеивая меня прищуром бесстыжих глаз, он нашёл за изголовьем кровати бутылку коньяка и запил мои наивные надежды на равноправие в паре. Остро осознавая пропасть между нами, я ещё просила, посчитавшись гордостью. – Не поступай по своему произволу. Мы погибнем врозь.

Разъярённый визави разнёс бутылкой гранитный подоконник и оглушил:

– Тема закрыта!

«Это он после укачивающего коктейля транквилизаторов с алкоголем21 такой гиперактивный?! Какой же ты без психотропных? Слава Богу, осколки не долетели, но… – я сосредотачивалась на дыхании, а критичный разум дословно воспроизводил опасения Ивана. – …это серьёзная заявка на домашнее насилие. А ведь он уже не одержимый». С горечью обозревая разбитый камень, залитый алкогольным стеклянным крошевом, и трещины на стекле высокого стрельчатого окна, я поднялась с колен с уже принятым решением:

– Мы прошли через чудовищные испытания, а я до сих пор не заслуживаю твоего доверия. Кто я для тебя, любимый? У тебя могут быть тайны от любовницы, сестры. Даже матери. Но не жены. Раз ты заявляешь, что мы «одно целое» – ты противоречишь самому себе. А «царство, разделившееся само в себе – падёт»22. Наш брак – не фарс. Это – утопия. Он обречён. – Выудив телефон из вороха смятой постели, я выскочила за массивную дубовую дверь, и уже спиной поймала усмешку:

– Значит, меня ты поставила на паузу. И теперь свободна для альтернатив?

– Ты23 сказал. – Физически ощутив, как хищник напрягся, я устало вздохнула, отбросила глупые выпады, обернулась и посмотрела в чужие глаза рептилии. – Я люблю тебя. Ничего не требую. Ничем не обяжу. Пусть будет так, как хочешь ты. Но без доверия нам не войти в одну судьбу. Пауза, Гордон, нужна тебе.

С тихим щелчком дверь вернулась в проём. «Мне бы сейчас одну из его волшебных24 таблеток под язык от панической атаки…», – на негнущихся ногах я сбегала по лестнице и разговаривала с диспетчером такси, собираясь ехать сразу в институт. Жак потягивался и, раболепно прижимая уши, трусил за мной через весь атриум. Я обулась, подхватила клатч с ключами, плащ, взялась за дверную ручку, и… по нервам ударил страшный грохот. Хруст ломаемой древесины. Звон битого стекла. Треск пробиваемой стены. И рык раненого мутанта:

– Остановись!

Жак шарахнулся в сторону. Сердце оборвалось. Словно в режиме замедленной съёмки, я разворачивалась и с нарастающим ужасом следила за приближением торнадо. На галерее третьего этажа появился Он. Немигающие глаза на бледном лице. Мгновение страшной трансформации. Голодный оскал… И гневное шипение чудовища заглушило низким инфразвуковым гудением. В доме сработала сигнализация. Полдень резко помрачнел. Высокие оконные пролёты затянули тучи. На атриум опустилась сумрачная тень. Монстр принюхался…

И сиганул через балюстраду. А в нос ударило знакомое зловоние. Дыхание перехватило, ноги стали ватными, тело – непослушным. На меня летела хищная ракета и, постепенно теряя плотность, перевоплощалась в полыхающий фантом.

– Замри! – Морозный вихрь, как глоток чистого воздуха и рык. – Смотри только на меня. – Я пропала для реальности. Вокруг вибрировало защитное поле. А пространство атриума рассекал плазмоид и, не подчиняясь физическим законам, выжигал собой оживший мрак. Затхлый воздух становился вязким, как гнилой кисель. Глаза слезились. Горло сковало в рвотных спазмах. А я боялась потерять из вида плазменный фантом. Лазерные лучи его формаций резали пространство, запечатывая энергетической паутиной дом, осаждаемый визжащими тенями.

«Тех, кто с нами, больше25! Больше них!» – подсознание руководило онемевшими губами, но глаза горели от потрясения. Сгустки мрака были повсюду – змеились по полу, уплотнялись, формируясь в единую материю. Передо мной выросла стена из бесформенных теней. Режущий свистящий звук. Вспышка озарила атриум, и в центре разверзся ад. Воронка аномалии. В Камелоте ситуация была обратной. Сейчас же из разрыва в наш мир рвались мириады тварей, нацеленные на единственную движущуюся мишень. Вырываясь из блокады, хищник уводил их от меня. Мгновения растянулись в непроходимую трясину временной дыры. Облепляя со всех сторон, безымянная орда замедляла его манёвры, пока полностью не поглотила светящийся фантом. Вдруг он перестал сопротивляться и, собирая на себя всю мерзость, завис на рваном краю искрящей аномалии. А меня припечатало к полу потусторонним многоголосым скрежетом:

– Смотри! Ещё один. Жертвует собой…

Грудь сковало холодом. Воздух кончился. Через хаос, минуя разум, напрямую в дух ввинтился его не терпящий возражений рык:

– Я задержу их. Беги! – «Боже! Люк, нет!». Миг, и он нырнул в прожорливое нутро, увлекая за собой всю инфернальную эскаладу. Разрыв с чавкающим утробным звуком свернулся и исчез. Ядовитые испарения вытеснил ледяной озон. В доме стало тихо. Не выл даже Жак. Расшатанные нервы не выдержали давления:

– Люк! Люу-уук! – Оглушённая, я отстранённо соображала, что это я – одна, мечусь по холлу, там, где ещё мгновение назад была брешь в пространстве.

Мои вопли прервал тот же режущий низкочастотный гул. Пытаясь определить источник, я попятилась, пока не вжалась спиной в дверь. Пространство в центре пошло светящимися неоновыми трещинами. Материя физического мира разошлась как холстина. И там, где от некогда висящей многоярусной пятиметровой люстры-водопада остался только обрывок стального троса, в разломе родился монстр.

«Мой», – я выдохнула и, медленно съезжая вниз, уже воспринимала происходящее под футуристическим26 углом.

Зацепившись за трос, хищник раскачивался под самым сводом. Сгустки оплавленной субстанции скатывались по нему гадкими склизкими потёками, пролетали пятнадцать метров вниз и, корчась на полу, растворялись в воздухе с шипением раскалённого металла. Аномалия закрылась. Мрак рассеялся. Инфернальное затмение прошло, словно было результатом стрессовой инсомнии27.

«Люк!», – не слыша ни звука от меня, он безошибочно нашёл цель и вдруг обессиленно сорвался с высоты. Меня оглушило грохотом. Он разнёс стеклянный стол, кожаный диван, смёл вазы с фруктами, цветы, глянцевые журналы, пролетел через весь атриум и, мгновенно перевоплощаясь человеком, вскочил на ноги и подхватил меня с пола.

– Вытащи меня! Верни себе! – Ободранные плечи, руки, торс, порез на скуле и глаза. Таких глаз я ещё не видела. В них – боль и невысказанные тайны. – Скажи: «Моя!». Ещё моя. Пожалуйста. Прошу. У меня нет больше времени.