Отсутствие оружия и общее состояние говорили о многом, но их принадлежность к составу красной армии, в данном случае, не означала, что они не дезертиры, или добровольно сдавшиеся в плен. Если начнут бузить, или качать права, проще оставить их. Три дня назад из-за одного такого придурка, чуть не влип. Встретил, думал нормальный, а тот, услышав звук мотоцикла, пошёл к немцам сдаваться и меня ещё агитировал. Пришлось этому слизняку ножик в спину кидать.

Эти вроде бы не из таких. Знакомый мне артиллерист долго не думал. Зыркнул на остальных и ответил сразу за всех. — Договорились. Только ты нас не подведи, Павлу Васильевичу к доктору нужно.

Ну да, "вижу". С правой стороны два ребра треснули. Не страшно.

— Командир у себя?

Что ответили разведчику, Ефим не расслышал.

Брезентовый полог используемый вместо двери приподнялся.

— Товарищ Седой, там уцы Коля новеньких притащил. Опять все наши посты обошёл. — Наябедничал сержант Дзаитов.

Ефим Борисович улыбнулся, — Иди давай, уцы!

Натянув фуражку, он вылез из тесной землянки.

— Здравствуй. — Протягивая ладонь для рукопожатия, поприветствовал пацана. Искоса, намётанным взглядом, оглядывая тех, кого тот привёл с собой.

Высокий командир, двое рядовых бойцов и непонятный фрукт, который без посторонней помощи даже стоять не может.

— Я командир партизанского отряда. Давайте, по одному ко мне в землянку, будем знакомиться.

— Здравствуйте. — Вперёд вышел высокий парень, которого "Седой" записал в командиры. — Лейтенант Шалдин, а это полковой комисар Кулешов. Распорядитесь сначала ему помощь оказать.

Ефим Борисович повернулся к Николаю. Тот, уже зная что от него требуется, записывал свои наблюдения с рекомендациями.

Трещины в ребрах. Перетянуть грудь, но не слишком туго. Закрепить руку к повязке. Спать на спине. В общем, ничего страшного.

— Чихачёв, займись. Товарищ Коля тебе поможет. Да, покормите их пока мы с лейтенантом беседуем.

Протиснувшись в тесный проход, он показал Шалдину на глиняный очаг. — Садись к огню, а то сырой весь. Хоть согреешься.

Представившись полностью, Марк поведал ему о своих злоключениях. О том, как сражался и терял людей, к каким отрядам и соединениям примыкал, конечно, не забывая про своих командиров и их действия.

Ефим, внимательно слушая, вёл конспект монолога, записывая рассказ круглыми ровными буквами, словно прилежный ученик на уроке.

Школьная тетрадь на его коленях, как и многое другое отрядное имущество, была также добыта пацаном, буквально собравшим их здесь.

— По тем двоим рядовым точно ничего не можешь дополнить?

— Нет. Только познакомились.

Пригладив седые остатки некогда пышной шевелюры, Ефим стал расспрашивать о пленении и местах по которым их вели. Просил подробно рассказать о комиссаре Кулешове и прочих командирах, с которыми лейтенант общался в плену.

Закончив с расспросами, он отпустил Шалдина. Для начала, отправив его к отрядному каптенармусу. Не дело, когда командир красной армии выглядит, как оборванец.

С молодыми бойцами получилось куда быстрее. Обыкновенные красноармейцы, оба из деревень. Служили в одной роте, вместе сражались, а немцам сдались, когда кончились патроны.

Обвинять их в трусости и добровольной сдаче в плен? Расстрелять? А кто воевать будет за них?

Осуждать их, или же судить, он не собирался. В лесах сейчас много таких. Его дело, как комуниста и руководителя, это дать им оружие и поставить задачу, а дальше он посмотрит, кто из чего сделан.

***

Пока Мага Дзаитов кормил меня обедом, подслушивал разговоры в землянке Седого.

Вранья в словах бежавших из плена не было. О чём-то могли умолчать, но, в том, что они говорили, лжи не почувствовал. Для полной уверенности, мне надо пройтись в тех местах, где они бывали, там легко могу "унюхать" все подробности.

Ведь я теперь, как в той передаче — "Сам себе режиссёр", только мне не нужно брать с собой камеру, чтобы просмотреть интересные моменты.

Набив пузо партизанским кулешом, отправился на поиски остальных беглецов, которые, при определённом везении, вполне могли выжить.

В лесу, вокруг аэродрома, царила нездоровая суета. Хоть и любопытно, но приближаться не стал. В последние дни, там все какие-то неприветливые. Охрану увеличили, противопехотных мин понаставили.

Прижав локтем закреплённый на боку Маузер hsc улыбнулся. Стибрить наградное оружие прилетевшего из Берлина оберст‐лейтенанта, пока он принимает вечернюю ванну, показалось тогда удачной идеей. Но, если мелкие пропажи прочего имущества, списывались на нерадивость кладовщиков, то эта явилась причиной построения всего личного состава на взлётке и длительной моральной экзекуции.

Ничего, в пятницу они конкретно попляшут. Мой старый(юношеский) разум, на фоне пубертата, такую шутку придумал, что зарево даже Даниил Титович увидит. Он конечно был против, когда расписал ему свою задумку, но, когда у ребёнка есть желание устроить фейерверк, кто ему может запретить?

На подходе к шоссе, обстановка стала накаляться — с той стороны появились больше двух рот загонщиков. Спрятавшись от дождя, присел под старой разлапистой елью, надо было обдумать ситуацию.

Странно, какие-то эти солдаты разномастные. Может напрягли первых попавшихся проезжавших? С бору по сосенке? Хотя, с их педантизмом и подчинением только своему начальству, в это верится с трудом.

Широко растянувшись, цепочка солдат ближним ко мне краем касалась обочины. Другим — терялась из виду на отметке в четыре километра. На более дальние расстояния мои способности пока не добивали.

Бродить здесь сейчас не лучшая идея, прижмут к болоту и всё, амба. Да и беглецам помочь не смогу. Пятерых уже спеленали, вон, сидят у дороги под охраной. Ещё двоих вот вот возьмут, слишком уж медленно двигаются. Больше никого не чувствую.

Если бы я не задержался с проводкой первой группы через шоссе, то смог бы засечь и этих. Но, увы, всех не спасёшь.

Чёртов дождь всё усиливался. Вчера под землёй на сырых кирпичах полежал, сегодня опять промок. Так и заболеть недолго. Нет, на ночь надо в тепло, но куда мне теперь податься? Окружным путём в село, или пересидеть в Смешанке? Монетку что ли кинуть?

Планов было громадьё, а в итоге ни хрена не сделано. Упс. Тут я вспомнил о Грише. Просьба Даниила совсем вылетела из головы.

Ага, Григорий Онопкин. Этот студентик, внешне несуразный юноша, оказался настоящей находкой для местных комунистов. За неделю собрал три "радио-шарманки" из хлама, которым его снабжал один неразговорчивый пятнадцатилетка. По указанию Даниила, один приёмник срочно переправили в Борисов, а два других куда-то под Минск.

В последнюю нашу с ним встречу, студент корпел над сборкой мощного передатчика, в связи с чем просил надыбать всяких буферов, каскадов и модуляторов. Естественно, были названия и маркировки, но такие зубодробительные, что я даже не пытался запомнить — всё на бумажке в моём кармане. Являться без запрашиваемого, как-то не прилично, да и Даниилу обратная связь нужна, как воздух (его были слова).

Хрен с ним, схомячу банку тушняка, помокну здесь до темноты и наведаюсь к люфтваффлерам. У них в самолётах точно есть нужное. Свой вещмешок я всегда с собой таскаю, отвёртка и кусачки в наличии. Ночью транспортники подолгу стоят — найду зипы, или поскручиваю, что смогу, а после пойду ночевать к Онопкину.

Минные поля, сидящие под каждым кустом секреты, урук‐хаи с пулемётами на вышках. Ей богу, как будто именно меня ждали.

Просочиться сквозь ряды охранения труда не составило, подгадывай момент и перебегай, вот и вся хитрость. Фрицы тоже люди, а они, как известно не железные. Кто закурил, а кто и устав нарушает — каску на лоб надвинул и дремлет.

Минут десять назад, отсюда взлетел тяжёлый трёхмоторник, полностью загруженный бочками с бензином. Такой гофрированный, вроде бы это Юнкерс, но не уверен. Таких же ещё пара штук стоит, но, как и думал, никто сейчас лететь на них не собирается. Пилоты спят в казармах, а обслуживающие самолёты техники только что убежали в свои каморки, снимают сейчас промокшую одежду. Самое время мне идти на экспроприацию.