– Почему мои глаза зеленые? – Я ошарашено опустила руки. Сил держать зеркало больше не было. Да и тяжело было что-то разглядеть, когда маленькое зеркало дергалось в руках.

Людмила и Александр переглянулись. Александр подошел поближе и внимательно всмотрелся в мое лицо.

– Правда, глаза из голубых превратились в зеленые.

– Как это возможно, Александр Владимирович?  – удивилась Людмила.

Врач громко вздохнул, сжал пальцами переносицу и монотонно произнес:

– Кома – это до конца неизученное явление. Радуйтесь, что она очнулась!  Мне пора к другим пациентам.

Александр и Людмила одновременно вздохнули.

В комнате все не так. Я частично ее узнала, но все равно чувствую, как ее переделали под другого ребенка – моего брата.

До болезни мы жили тут вместе. У нас был один книжный шкаф на двоих, один шкаф для одежды с закрывающимися дверями и две абсолютно одинаковые кровати, стоящие у противоположных стен. А еще у нас был один стол на двоих и один компьютер, но Филипп тогда был такой мелкий, что ему не нужно было ни то, ни другое.

Вместо старой кровати Филиппа в комнате стояла гигантская красная машина, где мой брат раньше спал. До моего возвращения.

Теперь Филипп переехал со своими вещами в большую комнату, некоторые ее называют гостиная или зал, но в нашей семье комната большая.

Шкаф с вещами у брата другой – он открытый, без вешалок, только полки. Филипп говорит, что так ему удобно и чтобы я не лезла со своими порядками в его пространство.

А я физически не могу никуда залезть. Лежу и смотрю в потолок целыми днями. Папа сделал для Филиппа подвесной потолок в виде ярко-голубого неба с облаками. Красиво, если смотришь несколько секунд, но через пять минут сочные цвета начинают утомлять. Становится сложно концентрироваться. Веки сами смыкаются. И я проваливаюсь в очередной бессвязный сон.

***

– Подумай, этот случай для чего он тебе? Что он тебе дал? – Вкрадчивым голосом спросила женщина средних лет с не прокрашенными волосами. Она сидела на кухне, и я видела какие кружки стоят на полках в ее шкафу. Кроме ее головы и этих полок я ничего не видела. Это была первая сессия с психологом от больницы, где я лежала в коме. О, опять вспомнила об этом. Мне же никак не дают забыть про тот случай.

– Анна? Ты меня слышишь?

Я не реагировала. Замерла и молча смотрела в одну точку. Интересно, можно ли так просидеть оставшиеся 50 минут сеанса?

– Аня, для скорейшего выздоровления, важно говорить о том, что ты чувствуешь.

Ладно, я решила, что дам этой дамочке немного информации.

– Думаю, что чувствую непонимание.

– А попробуй ощутить свои чувства. Не говорить с позиции «думаю», а попытаться понять, прочувствовать что у тебя внутри. Не надо давать этому рациональную оценку.

– Хм. Мне надо подумать об этом.

– Конечно. И попробуй исключить из своей речи отрицательные коннотации. К примеру, говори «я чувствую растерянность», а не «я чувствую непонимание».

– А разве в вашей речи сейчас не прозвучало «не»?

– Что я говорила, а ты уже забыла? Нужно спрашивать: «В вашей речи прозвучало «не»?

Я вздохнула и бросила взгляд в правый нижний угол экрана ноутбука. Почему время всегда тянется в противные моменты, и ускоряется в приятные?

Лицо психолога тоже не излучало счастья от нашей беседы. Но деньги за сеанс ей платили, видимо поэтому она продолжала проявлять активность и пыталась спасти эту терапию.

– Твое восприятие тела изменилось?

– Не понимаю вопрос.

– Что ты почувствовала, когда поняла, что за пять лет твое тело изменилось, но ты не была свидетелем этих изменений.

– Обиду.

– На кого.

– На всех.

– Почему?

– Потому что они живут и радуются, а я… я вот такая.

– Какая?

– Беспомощная. Слабая. – когда я произнесла это, по щеке побежала слеза. Я ее смахнула и продолжила, – тряпка и размазня! Вот кто я.

– Аня, а ты многих людей знаешь, которые перенесли кому?

– Ни одного.

– Человек, который 5 лет лежал неподвижно, а потом очнулся и продолжил жить свою жизнь: знакомиться с родными, обучать свое тело тому, что оно забыло… Какой же силой должен обладать этот человек?

В носу защекотало. Опять захотелось плакать. Я такая чувствительная. Интересно, это от комы или от возраста. Или от всего разом?

– Я ничего не делаю сама. Я не принимала то решение – жить и бороться. Все сделали они, мои родные. Это они хотят все вернуть, восстановить меня.

– А что хочешь ты?

И, правда, что я хочу? Клубничное мороженое? Щуриться от солнца и болтать ногами в море? Начать читать интересную книгу и увлечься так, как в детстве, когда не спала ночами, пропадая в мирах писателей?

– Я устала это обсуждать. Мне тяжело. Я хочу спать.

Психолог молча смотрела на меня. Прошло тягостные две минуты.

– Что ты хочешь вот прямо сейчас?

– Молчать и ничего с вами не обсуждать.

– Хорошо.

– В смысле?

– До конца нашего сеанса осталось двадцать пять минут. Посидим молча. Можешь делать что хочешь.

Правда могу? Я взяла бокс с наушниками, которые дал мне брат. Они были беспроводными. Необычно! Вставляешь в ухо маленькие капельки и слушаешь музыку. Не нужно контролировать провода, переживать, что они зацепятся за что-то.

Я зашла в раздел «новинки» в музыкальном приложении, чтобы быть в курсе хотя бы премьер.

Lana Del Ray запела «There's a picture on the wall…», и больше для меня не существовало комнаты с новой обстановкой, психолога, семьи.

***

Посреди комнаты стоял парень, похожий на Артема. Как будто бы его старший брат. Но он был единственным ребенком в семье. Это я помнила. Он мялся с ноги на ногу.

Я отъехала от стола, где перебирала свои бумаги, надеясь вспомнить больше про мою прошлую жизнь, в тот момент, когда он зашел в комнату.

Он молчал. Кто-то должен был начать беседу. И я решила дать ему такую возможность. Склонила голову и внимательно посмотрела ему в глаза. Артем молчал. Я не выдержала и начала беседу.

– Красивая куртка, – на нем был спортивный костюм, а сверху – длинная темно-серая куртка.

– Это парка.

– Ммм, – промычала я. Важная информация для меня.

– Послушай, я был в шоке тогда. Я вообще… Я не знаю что сказать.

Артем сделал пару шагов в мою сторону и замер. Он смотрел, как побитый щенок.

– Я тебя прощаю.

Он шумно выдохнул. В комнате будто лопнул шарик. Стало легко дышать.

– Я именно это и хотел… сказать «извини», – он сел на кровать, перед этим задрав простынь, чтобы ее не испачкать. – Как ты догадалась?

– Ну, я же тебя знаю, помнишь? – я нервно хихикнула. – Только тебя и вспомнила через несколько дней после пробуждения, потом – Маринку. Родителей, брата не помню.

– Похоже на дурацкую комедию.

– Как ты меня нашел?

Он нервно рассмеялся.

– Я? Филипп меня нашел. Написал в инстаграме. Я не поверил, но он прислал видео с тобой…

– В смысле?

– Прислал запись как вы всей семьей завтракаете. Я думал это развод какой-то. Фотошоп там. Поэтому я затребовал более вещественное доказательство.

На этом моменте уже стало тошно и захотелось закончить разговор. Но оставался один важный вопрос.

– Ты встречаешься с кем-то?

– Хм… да. Давай не будем об этом.

Артем встал, походил по комнате. Я смотрела на этого человека похожего на мою первую любовь. Но не могла поверить насколько же он стал чужой. Он остановился и произнес:

– От мамы тебе привет.

Да, единственный мамин сынок. Естественно, он ей рассказал про этот чудо-случай.

– М.

– Аника, послушай…

Он подошел ко мне, я отвернулась. Не хотелось смотреть на него. Не хотелось слышать его голос. Не хотелось помнить его.

– Уходи, я устала.