– У меня самого она раскалывается, – огрызнулся Яшка, дёргая плечом. – Ты же знаешь, я не специально…

– Ага, конечно! Да ты просто пять двоек не хотел!..

В третий раз прозвенел звонок. Ни о чём не подозревающие часы вновь показывали ровно девять.

– Это началось, когда мне было четырнадцать… – пояснил Яшка шёпотом. – Время подчиняется стихии воды, поэтому обычно уроборосам легче лёгкого им управлять. Так и у меня – ложусь спать, и линия времени разворачивается под другим углом, в ином измерении, превращается в точку, в которой прошлое, настоящее и будущее соединены в одно. Можно мять время в шарик, как пластилин, можно наоборот растягивать в стороны – как жвачку.

– Молодой человек! Своими разговорами вы мешаете мне вести занятие и задерживаете всю группу! Назовите вашу фамилию!

Секундная стрелка снова дёрнулась и отпрыгнула назад. Прозвенел звонок. В этот раз как-то по-особому хрипло. Наверное, уже устал.

– Сначала я умел так делать только во сне, – невозмутимо продолжал Яшка. – Всем парням уже давно снились эротические сны – а меня мотало по кротовым норам. И нещадно так мотало – просыпаясь, я не сразу вспоминал, какой нынче век и вообще, какая эпоха. Вместо будильника на моей тумбочке до сих пор стоит перекидной календарь, на котором указаны не только число и месяц, но ещё и год.

– Молодой человек, вы…

Стрелки часов, перескочив обратно на 9:00, совсем замерли. Лишь слегка подрагивала, пытаясь сдвинуться с места, секундная.

– И это ещё цветочки, – следом за мной взглянув на циферблат, вздохнул Яшка. – Теперь если я не высплюсь, то приступы бывают и в реальности. Кидает то в прошлое, то в будущее. Выныриваю – и обязательно говорю какую-нибудь чушь. Типа как с тобой, когда мы познакомились. Или сейчас с историком. Ну зачем я ляпнул ему это «Продолжайте»!..

– Да блин, хватит уже! Нашёл, чью пару затягивать! – прошипела сзади Лизка. – Я эту свиноту лишних пять минут видеть не хочу! Эй, слышишь?! Отмотай вперёд лучше! На 10:30!

Пытаясь успокоиться, парень принялся выводить синие круги на полях своей тетради. Его рисунок напомнил мне скопление запутанных временных петель. Возможно, в одной из таких – на кончике его шариковой ручки – мы все сейчас и находились.

– А главное, никто не может мне помочь. Все только издеваются, как Чародеева. Или говорят: «Ну а что ты хотел, у тебя же целых девять спиралей!»…

– Сыр!!!

– А, ладно! – расстроено выдохнув, Сыроежкин откинул ручку. Громко стукнув, она покатилась по столу, но на самом краю замерла и словно в обратной перемотке вернулась назад. – Давайте уже начинать.

Зазвенел звонок. Секундная стрелка с видимым усилием сдвинулась с места.

– Итак, приступим, – препод очнулся и в который раз поднялся с кресла. Скрипнул по доске мел. – На моих занятиях мы будем с вами учиться управлять временем…

В приёмной Ивана Ивановича всё было обычным. Типовой коричневый шкаф, типовой серый стул, типовой же бежевый стол – да и секретарша, которая за ним сидела, казалась донельзя типовой. Ни одной выделяющейся детали или черты лица. Если секунду спустя меня попросили бы её описать, я бы не вспомнила ничего – даже цвета волос.

– Иван Иванович у себя? – для студентки-первокурсницы я демонстрировала удивительную решительность. Волновалась, конечно, но перемена между парами – всего десять минут, и тянуть резину некогда. – Можно мне к нему пройти? Я по срочному вопросу.

– Иван Иванович, тут к вам! – женщина средних лет подняла на меня серые глаза. Или зелёные? Или голубоватые? А впрочем, может на самом деле они и карие. Через прозрачный «потолок» собора на её лицо падали яркие лучи солнца, и свет стирал все цвета.

– Верочка, глядите, как у нас сегодня распогодилось! – это ректор добродушно выглянул из своего кабинета. – Небо какое ясное!

– Да, Иван Иванович, даже не верится, что мы с вами в Петербурге! – хохотнула секретарша. – Ну, неудивительно, Лев Станиславович же приехал. Привёз с собой хорошую погоду, как и всегда…

– Золотой человек! – воскликнул Кузнецов, пригладив на груди всё тот же большой медный ключ, надетый поверх пиджака. Потом, наконец, посмотрел на меня. – А вы, леди, по какому вопросу?

– Я… – я запнулась.

– Впрочем, не стоять же на пороге. Проходите, милочка, проходите!.. Вот сюда, пожалуйста, присаживайтесь, – притворив за нами дверь, он усадил меня в глубокое кожаное кресло напротив своего стола. – Ну, а теперь рассказывайте. Что вас ко мне привело?

Мои глаза бесцельно обежали кабинет. Благодарственные письма, дипломы, грамоты – всё вокруг так плотно увешано блестящими на солнце серебристыми рамками, что даже не понятно, в какой цвет покрашены стены. А может, там, за хвалебными бумагами, и вовсе скрылись обои?.. Тряхнув головой, я заблеяла неуверенно:

– Я как раз хотела поговорить с вами о Чернове. Кое-что меня крайне тревожит…

– О, понимаю ваше беспокойство, леди, очень хорошо понимаю! Вчера у вас было вводное занятие по истории искусств. Полагаю, Лев Станиславович вас сильно впечатлил…

– Не то слово, – брякнула я.

– К сожалению, его предмет – это факультатив…

«К счастью», – поправила я мысленно.

– Поэтому увы, попасть на его прекрасные семинары смогут не все, однако не переживайте. Вас зовут Ника, если не ошибаюсь?

– Да, но я не…

– Не переживайте, Ника. Вчера вечером Лев Станиславович передал мне список тех студентов, которые будут в обязательном порядке первыми зачислены в его группу. Это лучшие из лучших, чей особый талант не остался незамеченным, и вам – да-да, вам – выпала честь быть среди этих счастливчиков!

– Подождите!..

– Замечательный педагог, – распинался ректор. – Восхитительный! Молод, красив, а главное – чертовски одарён! Вам несказанно повезло учиться у него, Ника! А какой он виртуозный скрипач! Он уже играл вам на скрипке?

– Можно сказать, что да. Играл.

Не на скрипке, правда, а на моих нервах, но это почти одно и то же. А вот ректор с Черновым, я погляжу, крепко спелись – возможно именно Кузнецов и протащил «виртуозного скрипача» сюда работать, да ещё и присочинил в расписании звание профессора. Рассказывать ему про жестокое убийство бесполезно. В лучшем случае он мне просто не поверит, в худшем – настучит Чернову, и тот, поняв, что я открыла рот, сразу со мной разберётся. Надо искать помощь в другом месте.

– Иван Иванович, а вы не знаете, почему у меня нет… этого… как его… бенефактора?

– Такого не может быть! Бенефактор есть у каждого бессмертного. Ваш бенефактор… – сняв с груди ключ, Кузнецов отпер им один из ящиков стола. Извлёк оттуда моё досье, раскрыл и зашелестел шершавыми страницами. – Давайте посмотрим… Ага, вот. Ваш бенефактор – Белла Евгеньевна. Только она сейчас в декрете. Как, впрочем, все последние тринадцать лет.

– Тётя Белла?!

Я тут же вспомнила себя трёхлетнюю и нашу с родителями поездку в Петербург к «родственнице», от которой мы с того далёкого дня не получали совершенно никаких вестей. У неё тогда и впрямь был заметно округлён живот. Думаю, своего первенца она родила через пару месяцев после нашей встречи.

– Значит, тётя Белла – мой бенефактор?! – повторила я, всё ещё не веря своим догадкам.

– Если вам удобнее, то называйте её так, но отчество всё же запомните – на случай, если придётся общаться лично. Для матери пятерых детей, последнему из которых всего год, она очень добрая, но в качестве наставницы – чрезвычайно строгая…

– Вы можете дать мне её телефон?

– Могу, – Иван Иванович задумчиво потёр пальцем золотистую статуэтку птицы, раскинувшей крылья над письменным столом. То ли орёл, то ли филин, я не разобрала. – Могу, но… не дам. Не обижайтесь, девочка, она всё же в отпуске, пускай и декретном, а кто из нас любит быть потревоженным в отпуск? Потерпите пару лет, её младший сынок пойдёт в сад, и тогда она вами займётся. Вы ведь никуда не торопитесь, правда? У вас, в отличие от Беллы Евгеньевны, в запасе целая вечность…