– По загорелой коже и спортивной грации, свойственной тренированному телу. В городе физическими упражнениями занимаются лишь циркачки да танцовщицы, – пояснил Рэн.

– А если я танцовщица? – засмеялась Занга.

– Не могу исключить этого – сказал наугад, – улыбнулся Рэн. – Впрочем, одно другому не мешает: в провинции тоже есть танцовщицы.

– Наверняка, но я к ним не отношусь, – призналась Занга. – Вы почти угадали: моя деятельность связана с необходимостью поддерживать хорошую физическую форму, и много времени провожу на свежем воздухе. Танцую же я неважно. Помню лишь один танец, который мне удался, да и то благодаря хорошему партнеру.

– Любопытно, что это был за танец, – Рэн внутренне напрягся, но внешне это никак не выдал.

– Он назывался огненным. Вы наверняка и не слышали о таком – здесь его не танцуют, – проронила Занга, оценивающе глядя на собеседника.

– Представьте себе, слышал. И даже исполнял. И никогда не забуду свою партнершу. Узнаю ее, даже если окажется, что со временем она сильно изменилась, – усмехнулся Рэн.

– Вот как? – губы Загни дрогнули.

– Да, именно так, Евжени, – раскрыл карты Рэн.

– Меня зовут Занга, господин Факар, – с прищуром ответила Женя.

– Моя фамилия Лермонд, госпожа Пантерус! – холодно ответил Рэн, вставляя ключ в замочную скважину.

– Приятно было познакомиться, господин Лермонд! – отозвалась Занга, подходя к лестнице.

– Взаимно, госпожа Пантерус! – бросил ей в спину Рэн.

Войдя в номер, Рэн сразу понял, что он не является его крепостью. По легким ноткам телячьей кожи и горных цветов он понял, что совсем недавно в комнате побывала Занга. Она была аккуратной и старалась класть вещи туда же, где их оставил Рэн, но полностью восстановить оставленный им перед уходом легкий беспорядок у нее не получилось. Ящик комода, который Рэн перед уходом чуть выдвинул, буквально на миллиметр, теперь был закрыт полностью. С ручек дверцы и выдвижных ящичков письменного стола частично была стерта пыль, которой он нарочно припорошил их перед уходом. Был отклеен и волос, скрепляющий створки платяного шкафа. Занга что-то искала, и Рэн даже знал, что именно.

«Напрасный труд, – усмехнулся Рэн про себя. – Неужели Евжени думала, что я оставляю Это в номере без присмотра».

Амулет Рэн носил с собой, даже на себе, а точнее – в себе. Он научился ассимилировать в себе Это, как бы впитывая Его. В то время, когда Артефакт не использовался, он был частью тела Рэна, проникая в его сердце и легкие, проступая на груди и плечах замысловатой татуировкой. За десятилетия Это стало частью Рэна, и мужчина уже не представлял себе жизни без Него.

Вдыхая аромат, оставленный Зангой, Рэн почувствовал, как в нем просыпается желание. И объяснить это голодом было нельзя: позапрошлую ночь он провел в борделе. Восстановиться он, конечно, давно успел, но оголодать так, чтобы стояк был каменным и до боли сжимались яйца – точно нет. Все дело было в Евжени. Он все еще хотел эту женщину, причем в любом облике. Наверное, даже если б она воплотилась в горбатую старушку, желание все равно возникло бы: Рэн видел бы в ней ту, с кем танцевал в молодости огненный танец и которую желал так страстно, как только может желать двадцатилетний юноша, уже искушенный в плотской любви и знающий толк в женщинах, но еще не пресытившийся ими.

Неудовлетворенность мешала думать и даже двигаться. Пришлось идти в душ и снимать напряжение единственным доступным прямо сейчас способом. Легче стало ненамного: желание возвращалось, стоило Рэну только вспомнить о Занге. Но не думать о ней он не мог: именно она была его проблемой номер один, требующей немедленного решения.

Занга хотела прогуляться по городу, по следам Рэна, по запаху восстановив траекторию его движения. Но запах мужчины, который некогда был ее другом, на этот раз возбуждал. Раньше она не испытывала к Рэну столь сильного сексуального притяжения. У нее был другой возлюбленный, и все ее мысли, в том числе эротические, были сосредоточены на нем. Рэна как мужчину она хотела лишь раз: когда они с ним танцевали на балу в честь Праздника Солнца. Но теперь все было иначе.

После того как Женя воссоединилась с Андреем, ненадолго наступили гармония и покой. Но для воссоединения с любимым самой Жене меняться особо не пришлось, это ему нужно было преодолевать преграды. Но человек должен меняться, совершенствоваться, расти. Когда его жизнь безмятежна, изменений не происходит. Рост возможен лишь через боль. Женя не знала, естественным образом они с Андреем постепенно охладели друг к другу или этому способствовали Верховные Бессмертные, но через пару десятков лет возлюбленные расстались. И теперь оба мучительно искали новую любовь, загорались и тухли.

На момент новой встречи с Рэном Женино сердце было свободно, а тело Занги, которым она теперь владела, давно не знало мужской ласки. Женщина-пантера желала заняться сексом с Рэном, причем так сильно, что хотелось рычать, царапаться и кусаться.

Занга не без труда заставила себя пройтись маршрутом Рэна. Она поняла, что он обедал в «Полнолунии», но встречался ли здесь с кем, уверена не была. Она различила с дюжину чужих запахов, но они могли принадлежать клиентам заведения, заходившим сюда в разное время просто перекусить. Да и невозможно было рассортировать запахи, чтобы потом узнать каждого из клиентов. Насторожили Зангу лишь бычьи нотки – они не могли принадлежать обычному человеку. Охотница сделала в голове пометку. Теперь, встретив кого-либо, пахнущего как человекобык, она насторожится и будет относиться к нему, как к тому, с кем мог встречаться в «Полнолунии» Рэн.

Вернувшись в свою гостиницу, Занга упала на кровать и зарычала, сминая простыни: ее ломало от желания близости с Рэном, запах которого, казалось, просачивался сквозь все щели. Если она не удовлетворит свое желание в ближайшее время, ей придется сменить номер, а то и сам постоялый двор: жить, думать и действовать, когда похоть скручивает тебя в узел, невозможно.

Приняв холодный душ (а теплого, собственно говоря, и не было), Занга спустилась в трактир. Вечереть только начинало, и обеденный зал пока пустовал. Но здесь было лучше, чем в номере: утренние запахи уже улетучились, и аромат жареного мяса, рыбы и других закусок перебивал все остальные. То есть Рэном здесь даже и не пахло, и это было хорошо: можно было, не отвлекаясь, проанализировать собранные данные и наметить стратегию дальнейших действий.

Главным было то, что Рэн узнал в Занге Евжени. Скрывать свою личность дальше смысла не было. Нет сомнения и в том, что Рэн догадался: в Авалонус бессмертная прибыла по его душу. Сама Женя не поверила бы в такое совпадение и была далеко от мысли, что в него мог поверить Рэн. Наверняка он догадался и о том, с какой целью послана в этот мир женщина-пантера. Только, вероятно, думает, что она хочет убить его, как предыдущие посланцы. У нее же главной целью была не жизнь беглеца, а возвращение Артефакта. Мелькнула мысль, что они могли бы договориться. Вероятность этого, разумеется, была мала, но попытаться избежать кровопролития было необходимо.

Занга решила, что откровенный разговор с Рэном лишним не будет, и он должен состояться как можно скорее. Только затрагивать столь щекотливую тему, как цель ее визита в Авалонус, при посторонних было непозволительно. Нельзя было допустить, чтобы тайну Бессмертных узнал кто-то из смертных. Даже если риск быть услышанными был мизерным, Женя не имела права заводить разговор с Рэном по душам. Значит, нужно было назначить бывшему другу свидание где-нибудь, где точно не окажется свидетелей. Например, на берегу Зеркального озера в пригороде Вестполса – про него рассказывали Наблюдатели. Вечерами пляж возле озера пустовал, а рыбачить на нем было запрещено. Если же встречу назначить даже не на пляже, а на скалистом участке берега, пустующем даже днем, вечером собеседников там никто не увидит и не услышит. Да и учует женщина-пантера постороннего за версту.