А вот если бы рехаманиийцы снова начали убивать Стражей, то Борьерех был бы вынужден остановить переговоры. Тогда почему именно этот кинжал? Стали бы разбираться, кто надоумил её это сделать…

В своей ненависти Велка абсолютно искренна. Значит, кинжал дал ей тот, кто об этой ненависти знал.

– Кого у тебя забрали? – обернулся к Велке Тальрех.

– Тебе-то что? – она ещё пыталась огрызаться, но делала это без прежней злости, устало, обреченно.

– Считай это простым человеческим сочувствием.

Велка молчала. Тальрех внимательнее всмотрелся в её лицо. Серые, словно сталь, глаза, аккуратные плавные черты лица, немного пухлые губы, волосы, рассыпанные по спине чёрными кольцами. Велка была не глупа: разбиралась в травах, устроила спектакль с нападением, желая удостовериться, что нашла наконец Стража. Её и саму могли бы забрать в Башню…

Точно всполох пламени, сознание выхватило из памяти похожее лицо, только на пару лет старше. У Велки в Башне сестра. А судя по возрасту горе-разбойницы, забрали девушку пять лет назад.

Люди очень привязаны к своим родичам. Кто-то, знавший о привязанности Велки к сестре, и отдал ей кинжал. И это мог быть кто угодно.

Глава 3. «Сомнения и страхи»

«Ребёнок, рождённый от умных, здоровых, красивых родителей, непременно станет Кандидатом, если сам окажется здоров. Красота возникнет после физических тренировок. А ум и чувство справедливости – результат воспитания. Но как скажется на кандидате изменение принципов воспитания?

1й день 6й луны 877го года»

Из дневника Мудреца А.М. Цаворика-Кунаггарийского

– Привал! – хриплым голосом произнёс Лаис и свернул с тракта.

Страж спорить не стал, мужики были и вовсе, кажется, рады. Велка молча шла рядом с лошадью. Тальрех только сейчас заметил в разбойнице перемену. Она утратила прежнюю ярость, как только лишилась кинжала. Её глаза потускнели, а плечи опустились.

Лаис накинул поводья на ветку ближайшего дерева, бросил под голову дорожный мешок и лёг спать, завернувшись в плащ, будто холод земли его совсем не заботил. Страж нарубил лапника, развязал всех разбойников, чтобы и они могли отдохнуть. Расседлал и стреножил лошадей. Мужики тихо переругивались, пытаясь поделить принесенные Тальрехом ветки. Велка задумчиво ковыряла землю небольшим прутиком, сидя на коряге. Страж быстро развёл огонь, достал из мешка еду, отдав часть разбойникам, вернулся к Велке.

– Держи, идти нам долго, стоит поесть.

Тальрех заметил светлые полоски слёз на её лице.

– Почему ты ненавидишь меня, всех Стражей? В Башне твоя сестра не знает голода и болезней. Разве там ей не лучше?

Велка медленно подняла голову, растерянно посмотрела на него.

– Ты хочешь сказать, что если бы тебе отрубили руку и отдали её тому, кто о ней позаботится лучше, ты был бы счастлив?

– Она же не твоя рука.

– Она такая же часть меня, как рука или нога! – в глазах Велки появился удивительный свет, такой горел в глазах женщин из деревень при Башне. Да и то только у тех, кто заботился о детях. – Мне больно от того, что я не могу её увидеть. Мне страшно от того, что я не знаю, как она… Кроме неё у меня никого не осталось, но тебе этого не понять…

Страж пытался понять. В Башне не было семей, не было сестёр, братьев, родителей. Это помешало бы воспитать достойных Кандидатов. Но там у Тальреха остались два друга, которых он называл братьями. Фошальрех и Цальрех. За каждого из них Страж отдал бы и руку, и ногу, и жизнь, не задумываясь. Можно ли было сказать, что они его семья?

– Зачем было идти разбойничать? Почему не создать свою семью?

– Тебе не понять, – Велка снова начала рисовать на земле. Замерла и, будто решившись, подняла глаза, дрожащим голосом спросила: – Что с моей сестрой? Она жива?

– Я не знаю точно, но я видел её год назад. Она была здорова и, кажется, вполне счастлива.

Велка улыбнулась, хотя в глазах стояли слёзы. Посмотрела в огонь, снова спросила:

– Зачем она вам?

– Я не могу тебе сказать.

– Она вернётся?

– Мне жаль, – словно боясь обжечься, Тальрех мягко коснулся плеча Велки.

– Если тебе действительно жаль, пусть перестанут забирать людей… Останови это! – в голосе плескался бескрайний океан надежды, что это возможно.

– Я не могу…

Велка дёрнула плечом, сбрасывая руку. Плотнее завернулась в плащ, легла на сваленные у огня еловые ветки и сделала вид, что уснула. Но частое биение сердца и едва слышимые всхлипы не позволили обмануть Стража. Вскоре к костру подошли и разбойники, тоже устроились на ночлег.

Тальрех всю ночь просидел, присматривая за огнём, обдумывая, как поступить. По правилам Страж должен был отдать всех троих поместному князю. Он установит степень вины и назначит наказание. Но это почти наверняка будет смертная казнь. Скольких людей они могли ограбить за две луны? Десятки, сотни… В отношении же Велки и вовсе не было необходимости дожидаться суда. Покушение на жизнь Стража. Смертная казнь. Немедленно.

И всё же нечто внутри протестовало. Цеплялось за мысль, что если Царь или придворный Мудрец захотят поговорить с Велкой об этом кинжале? Её нельзя пока убивать. Самому расспросить? Она так ничего и не сказала. Ну, не пытать же её в самом деле. У Мудреца наверняка найдутся какие-нибудь корешки или травы на такой случай.

Лаис проснулся только к рассвету.

– Это ж надо было так попасться, будь оно неладно! Ты как? Всю ночь небось не спал… – латник пересел ближе к Стражу. – Сам над тобой смеялся, а вона как вышло…

– Да ладно, со всеми бывает, я тоже не понял. Видел, что что-то не так, но не сообразил что именно.

– Ну ничего, Тримар ей, будь она неладна, голову снесёт и всё, никого эта мышья шкура больше не раздурачит.

– Не снесёт, – покачал головой Тальрех, помедлив немного, добавил. – Она кое-что вчера… скажем так, отдала. Думаю, Царь захочет с ней поговорить.

– Борьерех? С ней? Не смеши! Он к ней, это, даже близко не подойдёт, – махнул рукой Лаис. Помолчал и с лукавым прищуром спросил: – А чего отдала-то?

– То, что должно было оставаться в Башне.

– Ох, ловкачка, будь она неладна! – присвистнул латник. – Уж и в Башню-то пролезла!

Тальрех с Лаисом спорить не стал. В конце концов он и сам не понимал, как кинжал попал к Велке. Обвинять её ещё в чём-то, не имея доказательств, Страж не мог.

Он рассеянно поднял голову и посмотрел в затянутое облаками небо. Если старшие вороны и могли улететь во дворец, то Ганьи был слишком ленив для такого перелёта. Почему птенец до сих пор не нагнал хозяина?

– Эй, ты чего? – Лаис встревоженно посмотрел на Стража. – Ты будто, это, боишься чего…

– Присмотри за ними.

Тальрех кивнул на разбойников и, поднявшись, пошёл в лес. Страж привалился спиной к дереву, когда поляна скрылась из виду, тяжело осел на траву.

Он достал из-под рубашки медальон – стальную копию стражьей метки: щит и меч в круге. Единственным отличием было то, что навершие меча выходило за круг, становясь петлей для цепочки. Таких медальонов было три: один у Цальреха, второй у Фошальреха, третий у него. Ещё до своего Испытания Цальрех заказал эти копии печати у Мудреца, мастера кузнечного искусства. В день, когда Тальрех покидал Башню, Цальрех раздал медальоны каждому из трёх братьев. Страж сжал подарок в ладони.

Чем дольше Тальрех находился в этом царстве, тем меньше ему хотелось тут быть. Боялся ли он? Да. Он совершенно перестал понимать происходящее. Разбойники, нападающие на Стража; кинжал Кандидатки, оказавшийся за пределами Башни; слепая, иррациональная ненависть людей к уже, казалось бы, устоявшимся правилам. Почему наставник никогда не говорил, что настоящий мир выглядит так? Как ему, Стражу, выполнять свою клятву в таком мире? Почему никто не пытается это исправить? Неужели не видят?

Его желание служить людям, стать достойным Стражем раскололось, стало противоречить само себе.

В первый вечер знакомства Лаис сказал, что молодые Стражи, как слепые котята, видимо, это он и имел ввиду. Сейчас глаза начали открываться. И всё, действительно, удивляло. Пугало. Шокировало.