— Лучше и не придумаешь! — Сарсен предвкушал потеху и не скрывал этого.

Адайбек не знал, что сказать. Адайбек, который считал для себя зазорным ответить сегодня на приветствие Амира, должен отдать ему девушку. И кого?.. Санди. Так скоро вся голытьба сядет на голову. К чему тогда все эти громкие слова, призывающие к борьбе против русских? Разве ему было плохо при русском царе? Он был уверен, что любая власть нуждается в людях, умеющих вести хозяйство и знающих цену каждой копейке. Нельзя допускать лишь одного: вольности голытьбы. Но сейчас все перепуталось, и реальной была сила его гостей, с которыми в военное время не потягаешься. «А как же табуны?» — мелькнуло снова. И он, взглянув на Махамбета, ничего не ответил Боранбаю.

— Что же, Адеке? — обратился к нему Сарсен. — Ее что, кто-то сосватал? Заплатил калым? Ты ведь решаешь судьбу своей родственницы!..

Боранбай, прищурившись, ждал.

— Нет, ее не сватали, — произнес наконец Адайбек. Широкий лоб его блестел от пота. — Но я дал свое согласие Махамбету.

— Значит, она не сосватана?! — Сарсен привстал на коленях. Он точно уловил мысли Боранбая. — Так пусть она достанется лучшему!

Боранбай, довольный, хлопнул по спине Сарсена:

— Я верил, хаджи, что путешествие в Мекку прибавит тебе мудрости! Недаром ты любишь изречения мудрых. Верю и в то, — объявил он громко, — что Амир — лучший борец Саркуля. Пусть все решит схватка!

— А когда хаджи станет еще мудрее, — тихо, но внятно произнес Адайбек, ни на кого не глядя, — тазы, наверное, будут знать и такие слова: «Глупый затеет ссору, придя мириться, умный, придя войной, предложит мир…» Запомни, хаджи!

Снова наступила тишина. Она была зловещей.

За юртой уже давно раздавались недовольные голоса. Они крепли, превращаясь в сплошной гул, и вот с последними словами Адайбека в юрту вошли четыре рослых джигита. За дверьми, казалось, собрались все мужчины аула. Каждый старался просунуть в двери голову, отталкивая соседей.

Вперед выступил толстый, с румяным лицом джигит Сейсен. Отец его, бий Есенберди, так и не отдал сына в армию.

— Как же это так? — протянул Сейсен тонким голосом, поигрывая камчой с нарядной рукоятью. — Как же получается? Над нами издеваются уже в наших юртах?

Адайбек поднял руку, и все смолкли. Глухой ропот людей, не видевших байского знака, раздавался снаружи.

Все смотрели на Амира и Махамбета. Они сидели, не глядя друг на друга. Прошло несколько минут, показавшихся вечностью.

Махамбет медленно поднялся во весь свой могучий рост, бросил сквозь зубы:

— Я готов.

Когда поднялся Амир, повскакали с мест и остальные, за исключением Нуржана. Он не шелохнулся, и только презрительная улыбка скривила его длинное желтое лицо. Но никто ее не заметил. Все, кроме двух вчерашних друзей, стоявших неподвижно посреди юрты, и Нуржана, сидевшего на почетном месте, шумя и толкаясь, бросились к выходу.

В первый раз встретились взглядами Амир и Махамбет. В первый раз после того, как разошлись их пути. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза и, тяжело ступая, последними вышли из юрты.

Аул спал. Изредка тишину прерывал протяжный окрик Оспана, сторожившего овец, и вслед за ним разом поднимался разноголосый лай собак. Потом все снова затихало, и становилось слышно, как ветерок шелестит сухими стеблями чия. Луна, оторвавшись от облаков, ненадолго осветила землю, и в бледном полумраке выступали огромное полукружие аула, отары овец перед юртами, сонное стадо коров, верблюды, телеги с поднятыми оглоблями.

В низине, в стороне от аула, у высоких кустов чия замерла неподвижная фигура. Джигит был высок и плечист. Правой рукой он опирался на длинный курук и пристально всматривался в сторону аула. В лунном свете за спиной джигита тускло поблескивал ствол винтовки.

Сзади, из-за кустов, донеслось фырканье коня, негромкий звон уздечки. Испуганно вскрикнув спросонья, шумно взлетела птица, рассекая крыльями воздух, пролетела над самой головой. Джигит тревожно оглянулся, сделал два шага назад и слился с тенью от зарослей чия.

Прошло некоторое время. Луна скрылась за плотными кучевыми облаками, и темнота теперь уже надолго опустилась на землю. Джигит снова выступил вперед, прислушался. Все тот же мерный шелест стеблей чия да дальние призывные крики коростеля. Джигит громко вздохнул, поднял голову и стал смотреть на небо, отыскивая в разрывах облаков редкие звезды. Беспокойные мысли овладели им.

«А что, если Адайбек узнал о наших планах? Тогда он приставил охрану, и Санди не сможет выйти из аула, — подумал он. — Действительно, как ей тогда уйти?.. Нет-нет, — тут же успокоил себя Махамбет, — откуда он может узнать об этом? Санди никогда не проговорится. Скорее всего она выбирает удобный момент…»

Долетел окрик Оспана, где-то заржала лошадь, и снова стало тихо.

В ауле, конечно, сразу догадаются, кто похитил Санди. Оспан обидится на него. Но сказать Оспану, что не осталось другого выхода, кроме как увезти Санди в отряд, было нельзя. Абен просил не обнаруживать, что Махамбет связан с отрядом. Да и испугался бы старик за свою дочь… Как-то проживут без него Канат и Нигмет? Канат уже полсезона работает у Оспана подпаском. Оспан, наверное, заберет потом детей к себе. Как-никак породнились… Почти породнились. Махамбет вспомнил, как мать мечтала о дне, когда в дом войдет невестка и даст ей, старой, возможность отдохнуть. После таких ее слов он всегда стыдился ласки матери. Отводил плечо, когда она обнимала его, и смущенно оглядывался на молчаливого отца. Сейчас, в грустном сумраке ночи, он думал о том, что не смог принести родителям радости и покоя. Из кустов подул ветерок, незаметно и тихо забрел вслед за ним мелкий теплый дождик, зашелестел по тростникам.

Прошло немало времени, прежде чем Махамбет услышал вдалеке слабый шорох. Он встрепенулся, подался вперед, напряженно всматриваясь в темноту. Шорох повторился ближе, потом явственно донеслись звуки шагов, и джигит узнал их, двинулся навстречу. Он прошел всего несколько метров и увидел остановившуюся совсем близко светлую фигуру.

— Санди! — окликнул Махамбет тихо. — Санди!

Девушка осторожно и легко пошла на голос, и через мгновение он ласково обнял ее тонкие дрожащие плечи.

— Я так боялась! — прошептала Санди. — Как это было страшно.

Он улыбнулся:

— Теперь все позади. Успокойся.

— Эти несколько дней после борьбы… Что было, когда Хромой узнал, что ты передал Абену лошадей! Чуть не избил Каната и Нигмета, вмешался отец, и ему досталось!

Девушка все еще дрожала.

— Успокойся, — повторил Махамбет.

— Да и сама борьба. А вдруг бы ты споткнулся? Понимаешь?! Могло же случиться?

— Когда такое случалось со мной? — проговорил он глухим голосом. — И потом…

— Что потом?

— Амир боролся со мной не в полную силу. В тот день он не боролся.

Девушка подняла голову и посмотрела ему в глаза.

— А ты не ошибся? — спросила она. — Может, у него просто не было уверенности?

— Может быть, — согласился Махамбет.

Он не хотел говорить об этом сейчас, потому что надо было спешить. Наверное, он не смог бы убедить ее, что есть вещи, которые понимаешь подсознательно, сердцем. То справедливое, что заключалось в его схватке с Амиром, было незаметно для других.

Они подошли к коню, стоявшему за кустами, и Махамбет посадил на него Санди.

— А куда мы поедем?

Санди охватил страх, хотя уже давно ждала этого часа. Конь двинулся быстрым шагом, и темная осенняя ночь холодом дохнула в лицо. После недавнего дождика пахло сырой землей. Девушка вздрогнула, поежилась.

Махамбет прижал ее к себе.

— Нас ждут в песках, — ответил он.

— В Тайсойгане? — растерянно воскликнула Санди. Махамбет рассмеялся.

— Ты ни разу не обмолвился об этом, — заметила Санди. — Я-то видела, что ты изменился, стал редко приезжать в аул. Думала, неужели из-за табуна Адайбека?.. Так уж захотел сохранить ему лошадей!