– Ка-ать? – окликнул ее, когда она взялась за ручку двери. – Я уже задолбался тут медитировать. Дай хоть пульт от телека или журнальчиков каких… Что я там люблю?

– Я не знаю, что ты любишь, Тахир.

– Только то, что тебя – нет?

– Это наверняка. Пульт справа в тумбочке.

– Возвращайся ко мне ночью под бок, – оскалился я. – Я докажу тебе обратное.

Но стоило двери захлопнуться за ней, я скривился от гадливости и неприязни. Неизвестность злила, и мне нужно было на ком-то сорваться. Но Катя этого точно не заслуживала.

– Надо вспомнить… – прорычал я, уперевшись взглядом в стену. – Давай!

Дождь.

Когда и где я здесь был во время дождя? Катя снова меня лечила после чего-то?

Стена.

И снова пустота.

Я вытянул шею и сузил взгляд на парке внизу. Да, определенно, он что-то значил для меня. Стук капель по куртке, взгляд и притяжение чужих слабых пальцев… Взгляд в мои глаза. Но не Катин. Я не видел, только чувствовал. Этот кто-то смотрел на меня с надеждой, доверчиво и умоляюще. У Кати взгляд не такой. Она точно все знает. А эта… Она целуется так по-особенному. Я вспомнил ощущение ее холодных губ на своих. Такое трепетное, испуганное, осторожное…

Кто она?

Кого я тут целовал?

Но образ ускользал.

Может, я изменил Кате? Поэтому она и ведет себя так отстраненно?

Зверюга молчал. Но это нормально после пулевых. Зверь жрет много энергии. Особенно, если принимает на себя удар, а он принимает. Даже неосознанно успевает спасти жизнь.

Нужно успокоиться и принять ситуацию такой, какая есть. Залечь. Выждать… Я же это умею. Только почему так сложно? Мне нужно бежать куда-то.

Я снова перевел взгляд за окно и прислушался к себе. Нужно. Аж в груди обожгло. Но я не знал куда…

Пока убирала посуду и остатки еды, Стерегов куда-то ушел. А я огляделась и направилась в гостиную. Пол под ногами выложен камнем, похожим на мрамор, стены тоже, но вся эта холодность компенсировалось теплыми акцентами – шкурами и большим мягким уголком, по которому, кажется, можно долго перекатываться из подушек в подушки и ни разу не повториться в позе. Странно, что телека у Миши не было. Зато был камин.

Я зарылась голыми стопами в меха и оглядела комнату. С одной стороны стена из стекла с видом на лес. Видимо, где-то там был забор, но его отсюда не видно. А с другой стороны, отделенная стеклом, просматривалась целая картинная галерея. Я покрутила головой, но никто так и не появился. Встав на носочки, чтобы не морозить всю стопу, я прошла на цыпочках в галерею и принялась рассматривать коллекцию Стерегова.

Я не сильно интересовалась чьими-то работами. И делала это сознательно, потому что известность художника мешала искреннему восхищению. От картины к картине я скользила взглядом по полотну, цепляла им подпись и следовала дальше.

Вкус у Стерегова своеобразный. Я не находила ничего общего в работах, которые он здесь собрал. И эмоций они у меня не вызывали. Я любила, когда картина рождает в голове вопросы: кто в центре сюжета? почему? что испытывает? что его ждет? Фантазия разыгрывалась, и я видела сюжет, переплетение линий, смешение цветов и переставала дышать от захватывающих эмоций…

И тут у меня расширились глаза. Сначала подумала – меня глючит. Потом – что я ненароком списала чью-то картину, которую видела где-то. Но нет! Эта картина – моя!

Тело парализовало, дыхание сперло. Я застыла напротив своей картины, которую нарисовала когда-то Стерегову для продажи в какую-то картинную галерею. Бросив взгляд на следующую, я распахнула глаза еще шире. Еще одна моя картина! И еще! А вот эту я бросила незаконченной!

Я медленно приблизилась к ней и коснулась холста. Меня будто током ударило и накрыло тем страхом, что я испытывала перед побегом. Вот здесь видно, как сильно дрожали руки.

Я одернула пальцы и рывком вдохнула. И тут же вздрогнула – Стерегов стоял позади в паре шагов… с комнатными тапками в руке.

– Надень, – бросил он мне их под ноги.

– Это же мои картины! – обличительно ткнула я в последнюю.

– Это очевидно, да, – буркнул он, развернулся и направился в гостиную.

– Что они тут делают?! – Последовала я за ним, вскочив в тапочки.

– Я же говорил, что ты – никчемная художница. Думаешь, шутил?

– Так выброси! – остановилась я, пережидая, когда отпустит спазм, перехвативший горло.

Его диагноз всегда действовал на меня оглушающе. Никогда не понимала, почему его мнение для меня так много значило. Но когда он озвучил его впервые, я перестала рисовать. Сейчас же хотелось догнать, запрыгнуть на хребет и скрутить ему голову.

– Я тебя не спрашивал.

И я уже не думала. Стянула тапок, взвесила в руке и запустила Стерегову в голову. Ох, как хорошо вышло! Сочно! Правда, тапок был легким и на пробковой подошве – боли не причинить.

Но со Стереговым случилось что-то странное. Он медленно повернул ко мне голову и вдруг фыркнул по-звериному, а глаза его натурально потемнели.

– Беги! – вдруг рыкнул он едва различимо и резко скрутился до пола. При этом лихорадочно шарил в кармане штанов. – БЕГИ!

Его рев сдернул меня с места. Я выскочила из второго тапка и бросилась по галерее. Та изгибалась недолго и закончилась широким проемом. Когда я добежала до него, услышала сзади топот и мужские голоса, а следом ужасающий звериный рык. Стопы обожгло огнем, в груди невыносимо ошпарило адреналином, и я влетела в просторную мастерскую, собирая на себя холсты, стулья, завалила мольберт и затормозила только у незаконченной картины.

Не сразу удалось заметить, что в мастерской есть собственный выход во двор. Выбежав на улицу, я перескочила через декоративные кусты и задала стрекача в лес. Но хватило меня ненадолго. Вскоре я схватилась за какую-то березу и сползла под ее ствол, хватая воздух пылающими легкими.

Что тут вообще происходит?! Мы тут что, не одни? А со Стереговым что?

Я опустилась на землю и прижалась к березе плотнее, стараясь дышать ровнее. Вспомнился тот оборотень в холле больницы. Может, я вывела Мишу из себя, и он тоже… того? Вряд ли его пристрелят, конечно – тут нет Тахира.

При мысли о нем я снова почувствовала себя слабой и несчастной. Я бы все сейчас отдала, чтобы увидеть его, залезть на колени и прижаться, прячась от всего мира.

– Марина… – Я вздрогнула и вжалась в березу крепче. Ко мне откуда-то из-за спины вышел незнакомец. Одет он был как охранник. – Вы не ранены? – Я только мотнула головой. – Позвольте…

И он вдруг ловко присел рядом и подхватил меня на руки.

– Что случилось? – дрожащим голосом выдавила я, ежась. Меня несли обратно к дому! – Может, меня не стоит возвращать?..

– Все уже под контролем. Господин Стерегов с вами позже встретится.

Меньше всего мне этого хотелось.

– Чтобы дожрать? – вздернула я презрительно бровь. – У него тут много таких «счастливиц» обитало? А сколько продержалась самая живучая?

Мне не ответили. Внесли в дом и поставили на ноги. В гостиной на входе в кухню стояла еще пара таких же типов, упакованных в униформу. Еще бы, им не страшно! Стволы какие по бокам висят.

– Верните мой мобильный, пожалуйста, – вдруг прервали мой ступор. Я глянула на своего носильщика и нехотя вынула его аппарат из-под кофты. – Благодарю. А теперь пройдите в комнату.

– Какую? – хмуро уточнила я.

– В комнату господина Стерегова. Ваша на ремонте. Помните, где его спальня?

– Да, – развернулась я и зашагала наверх.

Остаток дня я кружила по комнате и предавалась отчаянию. Вспоминать, как я с помощью одного тапка устроила беготню, было смешно. А вот все остальное пускало сердце вскачь. Когда ко мне сунулись с подносом, я едва не вскрикнула, забившись в угол кресла.

– Ужин, – констатировала охрана. – Хотите что-то еще?

– Таблетку от головной боли.

Я следила за приближением мужчины. Того самого, которого едва не обобрала. Нет, рисковать и бросаться на него не стоило. Взгляд у него не человеческий. Оборотень, поди, тоже.