Я нервно огрызнулся:

– Если ты думаешь, что я так долго МУЧАЮ ТЕБЯ, потому что ты – прекрасна и восхитительна, и я нуждаюсь в твоем обществе…

Алессандра засмеялась. Звонко, весело. Будто ничего смешнее не слышала!

Тонкие пальчики плавно опустились на мое правое плечо, скользнули вниз через ключицу, погладили шрамы от пуль сквозь футболку. Меня передернуло всем телом – я ненавидел, когда кто-то прикасался к ним. И она знала об этом. И специально тискала меня.

– Поверь, детка! Последнее, чего я жду от такого засранца, как ты, это симпатия.

Я сжал челюсти до скрипа зубов и искоса глянул на Алессандру. Она улыбалась так искренне и душевно, что мне стало стыдно.

Вот только непонятно, за что и почему.

Я невольно повел плечом, пытаясь сбросить теплую руку. Но не тут-то было. Алессандра вцепилась в него еще крепче, заглядывая мне в лицо.

– Послушай меня, детка…

– Твое «детка» меня бесит!

– Живи с этим!

Я раздраженно закатил глаза, и она мягко хлопнула меня пальцами по лбу.

– Я буду бесить тебя! Буду! Постоянно! Потому что злость и раздражение – единственные ЖИВЫЕ и НАСТОЯЩИЕ эмоции, на которые ты способен! И если они помогут тебе выздороветь, я буду бесить тебя и терпеть твое дерьмо, ДЕТКА!

Я снова дернул плечом. На этот раз Алессандра отпустила меня и сложила руки на коленях.

– Мне НУЖНО бесить тебя. Потому что только в эти моменты, когда мне удается пробиться к тебе, я вижу ТЕБЯ! Я вижу живого человека, которому страшно и больно! Тебя, а не того робота, который вошел ко мне в кабинет, сгорая от ненависти и сжигая всех вокруг себя! Ты так сильно хотел вернуть себе руку, что ждал, что это произойдет… через сколько? Через три сеанса? Через пять?

Ее голос устало дрогнул, опускаясь почти до шепота.

– Это так не работает, Дэнни. Не работает! Ты пришел с очень серьезной травмой! У тебя было сломано три кости! И одна из них, ключица, на секундочку, уникальна! Ты пришел с легким покалыванием в пальцах, с рефлекторными движениями на раздражители, убитый и опустошенный, ведомый лишь злостью! Да я вообще не должна была принимать тебя без заключения от психолога… или психиатра, видят боги, мне порой хочется засунуть тебе в глотку пару седативных пилюль! Но я взялась за тебя! Я сразу тебе объяснила, насколько трудным и долгим будет наш путь! Три кости, Дэниел! Три! А ты что же, ждал, что я прошепчу заклинание, и ты снова ломанешься крушить мир? Нет, детка! Чтобы выздороветь, нужно работать!

Каждое слово Алессандры врезалось в мозг ледяной иглой.

Нужно работать. Нужно работать. Нужно работать.

Эти два слова давным-давно стали моей мантрой. Я повторял их каждое утро, глядя в зеркало. Каждое мгновение, когда вспоминал тот день. Выстрелы.

Девушка осторожно коснулась моего бедра. Я вздрогнул и отвернулся, когда теплый воздух скользнул по моей щеке, путаясь в волосах на виске.

– Я видела, как ты старался в самом начале. Видела, каким огнем горели твои глаза. Как тебе хотелось поправиться. А потом… Ты помнишь, что случилось потом?

На плечи словно небо рухнуло, когда я вспомнил свой… приступ. Состояние аффекта.

Это действительно страшно, когда злость настолько порабощает тебя, что не оставляет в тебе ничего человеческого.

Стыд сжал сердце в тугой комок мышц. Я медленно повернулся и с сожалением посмотрел на девушку.

– Да, Алессандра. Помню.

Она грустно улыбнулась.

– И я помню.

– Прости меня…

– Прощаю… детка.

– АЛЕССАНДРА!

Я взбеленился и развернулся к ней всем телом. Девушка весело засмеялась, запрокидывая голову, и снова вцепилась в мое правое плечо своими невероятно острыми пальцами.

– Дыши, Дэниел! И прекрати мне врать. Я не дура. Все вижу.

Я глянул на карандаш так, словно он мог ожить и вонзиться мне в глотку, пробив сонную артерию.

– Я просто… Я задолбался.

– Я знаю.

Я ответил на ласковую улыбку обреченным вздохом.

– Сколько еще это будет длиться?

– Это?

– Лечение.

Алессандра опустила взгляд на мою правую руку и задумалась. И я с трепетом и искренним страхом ждал ответ.

Она права. Я сам похерил шанс на скорое восстановление. Начал херить еще в госпитале, когда вместо физиотерапии пускал слюни и пялился в стену. Там было больно. Потом была инфекция. Таблетки. Много таблеток. Антибиотики. Иммуностимулирующие. Кальций. Много возможных осложнений, которых я каким-то чудом избежал, несмотря на то, что нихрена не делал. Кости срастались правильно, наличие винтов в лопатке и скоб в ключице перестало пугать меня. И когда я оказался у Алессандры, злой, как черт, и готовый бороться за будущее – за возможность свернуть Грину шею ОБЕИМИ руками – мне пришлось на собственном опыте узнать, что значит выражение: спешка дурака – не скорость.

Спустя всего два месяца, стоило мне понять, что быстро я с тремором, ограниченной подвижностью и выводящей из себя слабостью в конечности не справлюсь, я пришел в такую ярость, что разгромил кабинет Алессандры, умудрившись сломать даже то, что, в теории, сломать было нереально. В том числе, я едва не сломал едва сросшуюся ключицу во второй раз. И на этот раз – в акромионе…

Возможно, до того момента я действительно верил, что хватит заклинания или пяти сеансов. Но ведь прошел уже год! Чертов год!

«И ты умудрился обосраться и сдаться уже в самом начале пути…».

Кажется, я еще никогда так сильно не нуждался в человеке, который скажет мне – эй, все будет в порядке, ты поправишься, ты восстановишься и сделаешь то, чего так сильно желаешь! Ты сумеешь! Я в тебя верю!

Впрочем, Алессандра в избытке сыпала на меня эти фразы с первого дня. Но ей я почему-то не верил…

Бодрый голос вырвал меня из раздумий.

– Если перестанешь врать и халтурить, думаю, мы управимся довольно быстро и…

Довольно быстро. Она постоянно так говорила, не обозначая точные сроки. И это злило меня до багровых пятен перед глазами.

– Я не халтурю.

– Ой, да брось ты! Детка…

Девушка снова засмеялась, когда я едва слышно зарычал.

– ДЕТКА. Направь то, что так жжет тебя внутри, наружу. Только не на меня, очень прошу. Обрати это в упорство. И начни уже, наконец, работать в полную силу.

Выпустить, значит. Обратить в силу. Да как бы ЭТО не сожгло весь мир…

– Прекрасный совет… детка.

Алессандра засмеялась так звонко, что я отшатнулся. Она тут же схватила меня за плечо и вернула на место, игнорируя раздраженное ворчание.

– Я же говорила, что тебе понравится!

Я вздохнул, ощущая приятное тепло в груди.

Алессандра была практически единственным человеком, с которым я контактировал за последний год. И она мне нравилась. Не как женщина, хотя ее экзотическая романская внешность и абсолютно дикое поведение притягивали взгляды мужчин. Она завораживала.

Самого изящного среднего роста, со спортивной фигурой без следов лишних физических нагрузок, с плавными линиями плеч, мягкими окатами форм. Она много жестикулировала, размахивая хрупкими лишь на первый взгляд руками. На узком личике с острым подбородком и высокими скулами весело сверкали огромные карие глаза, присыпанные золотым песком, в обрамлении просто невероятно густых ресниц. Ее брови не задерживались на одном месте надолго, то взлетая к линии роста волос, то сходясь на переносице, и ее кожу уже изрезали морщинки. Она вечно улыбалась, растягивая полные губы нежнейшего розового оттенка. Густые темно-каштановые волосы она неизменно собирала в прыгающий при каждом шаге пушистый хвост.

Сильная, упорная, дерзкая, уверенная в себе, она сбивала меня с ног, опрокидывала на землю, доводила до приступов бешенства… и не переставала верить в меня.

Поддавшись порыву, я накрыл ее пальцы своими и заглянул в глаза.

– Спасибо, что не бросаешь меня… детка.

«Детка. Хм. Действительно, здорово звучит».

Девушка улыбнулась и ответила в свойственной ей манере:

– Бросишь тебя, как же. Признай, Стоун, ты запал на меня. И потому халтуришь.