Взяв блокнот, Симо быстро записал: «ЯЙЦО ИЛИ КУРИЦА?» Это не казалось особо важным, но кто знает? Верно одно из двух. Либо Лавей, автор «Сатанинской Библии», когда-то побывал на Сиренах Амая и, обретя знание, переработал и разжевал его для масс. Либо же некто с Сирен Амая питал чересчур нежные чувства к творению Лавея.

«А может, исток вообще где-то в другом месте? – Симо уронил голову на руки, затем отлепился от них и продолжил читать. – Кольца Сатурна вполне бы сгодились».

Также «Сатанинская Библия», сюрприз-сюрприз, не одобряла самоубийства, и Симо понял, что окончательно запутался. Он будто читал сокращенную и покореженную версию настоящей Библии. Ему не единожды приходилось просматривать главную иудейскую и христианскую книгу, но это происходило исключительно в гостях у навязчивой тетки Лены, да и то от большой скуки. И будь он проклят, если это сделало его хоть капельку лучше.

Курить хотелось всё сильнее. На языке словно возник кончик оголенного провода – кислый и ржавеющий.

Симо забросил в рот очередную жевательную подушечку, заменявшую сигарету, и с мрачным видом принялся довольствоваться этим самообманом. Услышал, как в замочную скважину входной двери вставили ключ. Появилось желание подурачиться, и Симо, взяв себя за подбородок указательным и большим пальцами правой руки, изобразил скучающего ценителя.

Вошла Лена.

Красивая и в чём-то неуловимо строгая, она внесла с собой в квартиру аромат театральной пудры. От двери открывался прекрасный вид на рабочее место Симо, и Лена рассмеялась, обнаружив супруга в такой позе. Овеянный закатом, он словно решал, что лучше – душа девственницы или килограмм чеснока.

– Ты никак решил к нам в театр податься, дорогой? Предлагаю начать с роли Сеньора Помидора.

Они расхохотались.

Наблюдая, как Лена разматывает шарф и снимает пуховик, Симо вдруг осознал, что она вот уже семнадцать лет играет на подмостках «Вельзевула». Как начала в двадцать два, так и продолжает. А потом грянет финал – и жизнь уже не исполнить на бис.

«Господи, а ведь дьявол в каждой частичке – названиях, поступках, внешности. Театр – и тот "Вельзевул", – с отрешенностью висельника подумал Симо, и улыбка сползла с его лица. – Даже малыши знают слово "чёрт". Боже, а когда же я впервые его сказал? Наверняка в тот самый момент, когда Гасанов баскетбольным мячом сломал мне мизинец в начальной школе. Надеюсь, я не употребил словечко похлеще».

Мысли о малышах-сквернословах и собственном детстве внезапно превратились в багор, который выудил из плесневого погреба давнее и подтухшее переживание.

Оценив степень его свежести, Симо запрятал переживание куда подальше. Это не та история, которую пересказываешь на пикниках или проговариваешь про себя в сотый раз. У них нет детей, но когда-нибудь они будут, верно? Они здоровы, и этого достаточно, чтобы стараться и дальше, разве нет?

Лена прошла в гостиную и по-хозяйски расположилась на коленях Симо. Пахло от нее чудесно, особенно в том полумраке, который образовывали ее локоны и изгиб шеи. Чувствовался душок какой-то старой и благородной одежды. Не иначе из театрального загашника выудили какую-то особо древнюю вещь.

– Ты поужинал, мой Сеньор Помидор?

Симо выразительно потряс блистером с подушечками никотиновой жвачки.

– Набит удобрением под самую макушку.

– Знаешь, Симо, когда-нибудь они спасут тебе жизнь.

Вид Лены при этих словах был столь многозначительным, что Симо ей поверил. Прочувствовал, что называется, до самого подвала. Придерживая эту чудесную женщину за ягодицы, он поднялся и понес ее в спальню.

В этом возрасте для любви требовалось немного удобства.

2

Ударившись о столешницу, пластиковый пакет с рекламой местного бара повалился набок, и Назар зашипел. В тот момент он боялся услышать еще одно шипение – литра пива, пускающего газы через пластиковую пробку. Слава богу, бармен не схалтурил, когда завинчивал ее, и зелень, сыр и, собственно, пиво не пострадали.

Захотелось скинуть куртку, но Назар лишь поплотнее запахнул ее. Его всё еще знобило, а на носу и без того маячило кое-какое ледяное дельце.

Он подошел к холодильнику и отпер морозильную камеру. Рука автоматически нырнула в холод и вынула серебристый брикет мороженого. Какое-то время Назар с недоумением смотрел на «Молочный полюс» (теперь с орешками и шоколадной крошкой), а потом хохотнул.

На ум пришла Базовкина. Воспоминание о ее перекошенном лице и рте, исторгавшем какой-то чудовищный писк чуть ли не за гранью слышимости, вызвал новый приступ хохота.

Обычно Назар не заводил интрижек на работе. Как говорится, не сри там, где ешь. Однако в прошлом году на него нашла блажь, и Лора Базовкина, работавшая в том же ОВД по Кемскому району, только по делам с несовершеннолетними, неким образом пробила в его правиле брешь. Вероятно, причина была в регулярных ударах метафорической гирей, олицетворявшей разом все достоинства Лоры. Или гирями, если уж на то пошло.

Как настоящий джентльмен, Назар пригласил ее к себе, чтобы угостить мороженым. Господи, и этот тупейший повод сработал! Но никто из них так и не получил желаемого: Лора осталась без мороженого, а Назар – без сладкого.

Продолжая изображать галантного ухажера, он отправился к музыкальному центру, чтобы включить ненавязчивый джаз, под который десерт пришелся бы по вкусу им обоим. Лоре же было предложено, как жертве джентльменских ужимок, добыть мороженое самостоятельно.

– Оно кажется подтаявшим, – пожаловалась тогда Лора, капризно надувая губки.

– Наверное, пока нес, приложил не к тому месту.

– Пожароопасный был очаг, да?

– Похоже на то.

Рассмеявшись, девушка уселась за стол, и ее груди большими каплями всколыхнулись в разрезе блузы, а потом она развернула «мороженое» и попыталась добыть кусочек острыми зубками. К сожалению, мороженая мышиная голова плохо поддавалась любым зубкам. Назар смотрел на это с выпученными глазами. Хотел бы он, чтобы это закончилось побыстрее, но Лора еще два раза успела познакомить свой рот с холодным трупиком.

Наконец она с недоумением подняла «мороженое» к глазам, и ее лицо буквально перекосило от визга. Рот распахнулся и не закрывался, словно там до сих пор ощущалась мороженая плоть грызуна. Возможно, в тот момент так оно и было.

В итоге грызун с твердым стуком ударился о трубу вытяжки, оставив на серебристой поверхности влажный след, а Лора покинула квартиру Назара. Ее крик был слышен даже в подъезде. И на улице, тремя этажами ниже, – тоже.

О случившемся по понятным причинам никто так и не узнал, но Лора с Назаром с тех пор даже не здоровалась.

– Да, Лора, не повезло тебе, – проговорил он, когда смех наконец-то отпустил его.

Назар вернул мороженое обратно в морозилку и вынул оттуда окоченевшую мышь. Оглядел ее. Да, такую целлофановую упаковку немудрено спутать с заводской. Но остальное, скажите на милость, ведь можно было разглядеть, верно?

Выдав еще один смешок, Назар освободил мышь от целлофана, в который с маниакальным упорством зоомагазины заворачивали подобный «корм». Затем переложил грызуна на диск микроволновки и разогрел в щадящем режиме. Подхватив мышь за потеплевший хвостик, Назар отнес ее к террариуму, стоявшему в углу гостиной, и аккуратно опустил внутрь.

Калигари, метровый маисовый полоз, с неспешностью политика запихнул угощение в рот.

– Другое дело, да, приятель?

Карамельно-песочный полоз не ответил, сосредоточенно проталкивая в глотку добычу, которой должно было хватить где-то на полторы-две недели.

«Вот бы и мне так», – с усмешкой подумал Назар. Конечно же, мышь, попавшая к Лоре в руки, тоже предназначалась Калигари… но досталась почему-то девушке, которой определялось совсем другое.

Не особо церемонясь, Назар поставил в микроволновку, в которой только что размораживал грызуна, вчерашние спагетти. Когда они разогрелись, засыпал их зеленью и тертым сыром. Из куртки оперуполномоченный так и не вылез.