— Что Вы имеете в виду, Брюлар? — тоном мученика спросил король.

— Действия России вызвали раздражение, может, и негодование и в Австрии, и в Англии, Швеция спит и видит, как переиграть итоги Северной войны. Дания нейтральна, но недовольство Россией есть и там. Русская императрица сделал ошибку, оставив город Киль под совместное управление, зарождая противоречия с датчанами. Прусский король будет стремиться вернуть Кенигсберг. Еще и Венеция, Генуя проявляют недовольство засильем русских на Балканах. Есть и османы, пусть они и лишились европейских владений, — прояснял ситуацию Государственный секретарь.

— Новая война, новые траты. Нам нужны лет десять мирного времени, чтобы отладить экономику. Тысячи молодых потенциальных работников умирают на войне, или становятся дармоедами, — возмущался министр финансов Моше.

— Все! Хватит этой демагогии! Если получится сохранить наше присутствие в Индии и Канаде, при этом примириться с англичанами против русских, я не стану возражать, — подвел итоги всему сказанному король.

Моше хотел было возмутиться, но отчетливо осознал, что сделает только хуже. Король уже не может воспринимать информацию. По мнению Жана-Батиста, Франции Индия не нужна. Прибыли колонии не приносят, но потребовали просто катастрофически много денег для того, чтобы мало-мальски подготовится к региональному противостоянию с англичанами. Вот Канада — да. Она может вполне приносить прибыль. И расстояние не такое уж большое, меньше добираться, чем до Индии, и меха, даже корабельный лес можно было бы оттуда поставлять, или строить верфи на месте. Китобойный промысел, наконец.

Но, король не стал бы выслушивать доводы Моше, он решил отправить письмо маркизе Помпадур. Только у нее получалось объяснить происходящее таким образом, чтобы не вызвать королевскую головную боль. Но, прежде, Людовик, представившись польским шляхтичем решил «наказать» за глупость молодую, но пылкую Луизу о-Мерфи.

* * *

Петербург

15 августа 1752 года

Я сидел в своем кабинете и уже второй день никого не принимал. Месяц моего отсутствия создали такой объем бумажной работы, что время не было более ни на что, кроме как раскладывать различные сообщения.

Я прибыл в Петербург в компании Румянцева и вначале закружился в водовороте празднеств, новых назначений. Нужно было срочно отправлять кого-нибудь в Кенигсберг. Петр Александрович, возможно, уже и может считаться в меру опытным военачальником, но в новом русском городе нужен был администратор для решения множества, в том числе и бытовых, задач. Поэтому, после размышлений, я не отправил в Восточную Пруссию… никого, а что — письмо. Кстати, нужно подумать, как переименовать регион. В письме генерал-аншефу Юрию Юрьевичу Ливену предписывалось стать генерал-губернатором Восточной Пруссии, Броуну отправиться с тремя дивизиями, одна из которых «Дикая», усиленная грузинскими гусарами, на помощь союзникам. В конце концов, нужно же помочь австрийцам. Я придумал с Марией-Терезией даже породниться.

Были мысли назначить генерал-фельдмаршала Бутурлина генерал-губернатором нового региона, но складывалось ощущение, что тот обиделся и выдумал свои хвори, которые не позволяют Александру Борисовичу качественно исполнить обязанности генерал-губернатора главы Кенигсбергского генерал-губернаторства. Но «болезнь» генерал-фельдмаршала проверяет служба Шешковского. Посмотрим, может быть какие-то решения последуют относительно симулянта, если он таковым окажется.

Я было дело хотел после, по сути, отказа Бутурлина, назначить генерал-губернатором новой русской территории Корфа Николая Андреевича. Однако, меня некоторые нелицеприятные характеристики этого человека, озвученные Шешковским, убедили не назначать Николая Андреевича на такой важный пост [в РИ некоторые современники Корфа утверждали, что он из рук плохо справлялся с обязанностями генерал-губернатора Восточной Пруссии].

По поводу того, что я отправил на помощь союзникам Дикую дивизию, переформированных из полка в батальон грузинских гусар, еще две дивизии, по принципу «на тебе Боже, что мне не гоже», так это частично. Я переговорил с Искандером, командиром «диких». Бывший янычар заверял, что в его дивизии дисциплина налажена более нужного, с опорой на восточный деспотичный менталитет. А те выкрутасы с головами не что иное, как психологическое воздействие на врага. Я сказал тогда Искандеру, чтобы по возможности, с оглядкой на союзников, продемонстрировал нечто похожее и так, чтобы ужаснулись и австрийцы. Может, передумают обострять с нами отношения в будущем?

Отказать в помощи австрийцам было бы невозможным. Отправка кого-либо к союзникам, кроме генерала Броуна, могло привести к недопонимаю, которого в иной истории между русскими и австрийцами было больше допустимого, если считаться союзниками. Ну и генерал был предупрежден, что головой отвечает за вверенные ему подразделения. Как-никак, но бессмысленно терять тридцать три тысячи солдат я не был готов. Как не готов и русскими штыками завоевывать военную славу Австрии.

А после начались балы и приемы. Без них нельзя, может, и к сожалению. Во-первых, Восточная Пруссия теперь русская, и я был готов за это биться. Благо, есть чем, в Кенигсберг перебрасываются две дивизии под общим командованием генерал-поручика Захара Чернышова. Простил я всему этому семейству, имевшую быть некогда, нелепую попытку меня дискредитировать через Екатерину. Как докладывали Захар Григорьевич, получив чин генерал-майора от Елизаветы весьма исправно управлял войсками и изучал новые тактики в Ропше. Рвался в бой, но ранее постоянно мной оттирался от важных событий. Что ж, вот его шанс проявить себя. Двадцать две тысячи свежих войск с приданной артиллерией, будут кстати в Восточной Пруссии.

У Чернышова же будет шанс себя проявить. Хотелось бы повторить то, что было в иной истории и взять на время Берлин. Скорее не взять его, а заставить откупиться. Что-то припоминаю из иной реальности, что слова «Берлин» и «деньги» в этой войне каким-то образом пересекались [Елизаветой предписывалось взять с Берлина 4 млн рублей и заложников, правда Тотлебен переиграл и взял два млн и то расписками, а не серебром].

Очень было бы неплохо заиметь четыре миллиона со столицы Прусского королевства. Тогда война даже имеет шансы не только не просадить бюджет, но и дать прибыль. Хотя трофей в виде Кенигсберга тоже весьма весомое приобретение.

Ну, а сейчас я читал даже не донесение, а чуть ли не монографию от Василя Петровича Капниста. Подробно, с цифрами и, порой, излишними деталями, на не менее, чем сорока листах бумаги мелким почерком, обрисовывалась картина происходящего в Закавказье. Кстати, нужно узнать этого «писателя», может, пригодится для чего, к примеру, в штабной работе. Интересное чтиво, пусть и с изобилием цифр. В целом, ситуация напоминала разворошенное змеиное кубло.

Карс был взят почти с ходу. Крепость на второй день артиллерийского обстрела пошла на переговоры и капитулировала. Дальше Капнист шел двумя направлениями, где командовал северным, которое простиралось недалеко от побережья Черного моря. Василий Петрович стремился к Трапезунду, который был уже приведен к покорности, когда авангард генерал-поручика подходил к городу.

Тогда Капнист, решив не помогать князю Теймуразу, который осадил Баязет, сразу направился к Эрзуруму, взятие которого должно было завершить русские завоевания в регионе.

Эта крепость оказалась кусачей, и Капнист даже запросил помощь пушками и порохом из Трапезунда. Началась атака, которая, впрочем, могла закончится весьма печально, если бы не пришел на помощь Теймураз. Состоялась битва, где российские войска с трудом, но разбили турок. Эрзурум был взят.

Самое сложное началось после. Оказалось, что в Баязете высшие городские должности имели представители курдского населения. Между тем, армяне, посчитав, причем, не беспочвенно, что Россия им более благоволит, начали передел сфер влияния. Судя по цифрам, в Бязете и во всем регионе были такие локальные бои, которые по численности втрое превосходили и русское, и турецкое войско вместе взятое в битве за Эрзерум.