— Итак. Скажите, Петр! А не вознамерились ли вы превратить Вену в русский город? Судя по тому, о чем именно судачит общество, два-три месяца пребывания в моем городе — и вы станете соперничать по популярности со мной, — Мария-Терезия улыбнулась, словно сказала шутку, после присела сама и пригласила меня занять такое же кресло, в котором расположилась самая многодетная монархиня современности.

Несмотря на то, что Мария-Терезия явно хотела слегка меня проучить, удаляясь на седьмом месяце беременности на моление по церквям и монастырям, наша встреча началась без каких-либо существенных намеков на несоответствие статусов или на пренебрежение. Императрица встретила меня стоя, подчеркивая равенство титулов, после обратилась ко мне по имени, позволив делать то же и мне. Казалось, что разговор пройдет в дружественной атмосфере, но сколько же было тайного подтекста и завуалированных смыслов в каждом произносимом Марией-Терезией слове. Признаться, я не все улавливал. Передо мной была умная женщина, властная и весьма искушенный политик. Недаром австрийцы считают ее одной из лучших правительниц в истории. Наверное, они с Екатериной стоили друг друга на каком-то промежутке времени. Но пока до такого профессионализма моей жене еще расти и расти.

— Признаться, я хотел лишь слегка эпатировать венское общество. Уж не взыщите, Мария, но мною были прочитаны газеты, где я много чего интересного о себе почеркнул, — пошел на некоторое обострение разговора и я.

— Ох, милый Петр, если бы я судила о Вас из русских газет, то признаться, боялась бы оставаться с Вами наедине. Сколько же пафоса, высоких речей и воззваний было написано про ненавистного и мне Фридриха, но с большей частью сказанного о возмутителе европейского спокойствия я согласна. Но, простите, голова прусского генерала и этот, мальчишеский вызов на дуэль всех монархов!.. — Мария-Терезия изобразила смех. — Я и сама подумывала взять уроки фехтования. А то мой венценосный муж столь занят, что ему может сказаться и некогда вступить с вами в противоборство.

Подобные слова можно было счесть за оскорбления. Сказанное о «мальчишеском» порыве монарху великой державы могло стать поводом для ссоры. Но я явственно осознал, что императрица сама в смятении и именно сейчас пытается понять, кто же перед ней. Сумасбродный мальчик или весьма хитроумный правитель.

— Я полагаю, что вы уже сложили обо мне мнение? — сказал я, намекая на то, что и я пытаюсь просчитывать ход мыслей своей собеседницы.

— И вы правы. Уже вчера, когда вы эпатировали часть общества, малую его часть, не самую влиятельную, о приеме в русском посольстве говорит вся Вена, я поняла, что пусть Ваши пути достижения цели и кажутся мне странными, я бы сказала экзальтированными, но они работают. Теперь говорят о приеме в русском посольстве, но не о войне или Константинополе, — на последнем слове Мария-Терезия сделала логическое ударение.

— Лучше, как мне кажется, пусть говорят о странных союзниках, чем о русских, как о неприятном народе, — сказал я, пристально посмотрев на императрицу.

Готовился же к словестной дуэли, но то ли во мне проснулся Карл Петер, то ли тягаться с Марией-Терезией в словесных кружевах на уже неродном немецком языке рановато.

— Знаете, Петр, до появления Фридриха в Европе более или менее, но установилось равновесие. Все друг против друга интриговали, воевали, но таких потрясений, которые начались с приходом к власти женоненавистника Фридриха, не было. Простите за этот эпитет, но он для меня — первый враг. И сейчас стремительно ломается многолетняя система взаимоотношений с османами, Вами ломается. Вы берете проливы, Константинополь, не ставите своих союзников, меня, в известность о своих планах. И в это время я лишаюсь Богемии и деятельного выполнения Россией союзнических обязательств, — Мария-Терезия одарила меня весьма искрометным, тяжелым взглядом. — Вы хотели разговор напрямую? Я прямо вам и говорю! То же было сказано и Вашему послу.

Мне показалось, что я не готов не только к «кружевным» разговорам, но и к открытому разговору. Вместе с тем, собрав мысли в кулак, я начал свою отповедь.

— России есть, у кого учиться вывертам политических игр. Но, заметьте, Мария, когда Австрия долго не решалась вступать в войну с Османской империей, чей вассал Крымское ханство совершил вероломное нападение и угнал в рабство русских людей, Россия спрашивала, чем же поможет верный союзник. Впрочем, я бы не хотел ворошить случившееся, а думать о том, что должно произойти. Ваша позиция по отношению к русско-турецкой справедливой войне такова, как озвучил министр Унфельдт? — с улыбкой на лице, но с жесткостью в голосе, говорил я.

— Что предложит Россия? — не отвечая на мой вопрос, спросила Мария-Терезия.

— Большая часть Валахии, часть сербских земель без Белграда… Львов… — опасливо говорил я.

— Польшу делить предлагаете? — рассмеялась императрица. — Не спешите жить и править! Уж простите, мой венценосный друг, за совет. Но, Вы действительно внук своего деда. Тот так же спешил.

— Стремился сделать все, но лишь успел свершить многое! — сказал я.

— Музыкант, поэт, Вы еще и философ? Сколько граней в одной личности! Признаться, мне очень нравятся Ваши произведения. И не хотелось бы видеть в Вас угрозу своему государству. Я дам указание новому канцлеру, чтобы провел консультации с Вашим послом о возможности договориться. Только, прошу Вас, больше не предлагайте мне часть Польши… пока не предлагайте! — сказала Мария-Терезия, ухмыльнулась своим мыслям и продолжила. — Кстати, мои повара смогли повторить многие из тех конфет, что производится на императорских мануфактурах в России, но воду с газами… Секрет не подскажете?

— Только Вам, Мария, и по секрету. Пусть кто-нибудь из Ваших людей прибудет в мое личное поместье Люберцы, я дам нужные указания, — я усмехнулся.

Секрет газированной воды — не то, чтобы и большая цена для начала переговоров по будущему устройству русско-австрийского союза. Если получится так, что Австрия просто окажется в сторонке, а Пруссия будет не способна к войне, то ополчиться всей Европе против России и не получится. Не случится второй Крымской войны! А то, что мне не простят выход в Средиземное море — факт. Но, не сейчас это будет, пока воюем Фридриха.

— Что ж, признаться, мне с Вами легко говорить. Мы друг друга услышали и без намеков, практически прямо, обозначили позиции, может, и излишне прямо, — Мария-Терезия вновь усмехнулась. — С Юго-Западом Речи Посполитой Вы хватили лишку. Но и это направление прозвучало. Кто знает, что уготовано нам Богом! А сейчас прошу Вас быть на спектакле, после на небольшом приеме в Вашу честь. Это не будет столь эпатированное зрелище, что Вами устроено ранее. Все же моя страна находится в состоянии войны и некоторые территории даже оккупированы, но будет полезным показать обществу, уверена всему европейскому, что между нами нет неразрешенных проблем. Но, учтите, Петр, — я еще не сказала свое слово по поводу Константинополя!

— Безусловно, Мария, я останусь, но уже завтра утром отправлюсь в путь. Ведь я так же не сказал своего слова по поводу победы над Фридрихом! — я улыбнулся.

Удалось-таки оставить последнее слово за собой. Но вот этот пассаж про Константинополь… Ну, зачем было на завершение разговора вторить угрозами? Пришлось и мне тонко намекнуть на толстые обстоятельства.

Может и вправду заключить сепаратный мир и союз с Фридрихом? Обрушить и Францию и Австрию. С дядюшкой это было бы весьма вероятным. Вот только в кого тогда превратится такой дядюшка? И справлюсь ли я после этого с Пруссией?

Поступали сообщения, что в прусской армии появились револьверы. Вот она, обратная сторона прогрессорства. Как только появляется новинка, особенно после удачного ее применения, все мировые игроки сразу же делают реплики, и уже через год, плюс-минус два года, но преимущество теряется. С началом использования револьверов я поторопился. Нужно было вначале внедрить вращающуюся раму, для упрощения процесса нарезки стволов, построить два, а то и три завода по производству капсюлей и патронов. И тогда использовать револьверы, когда их окажется тысяч десять, не меньше, чтобы вооружить один род войск, к примеру, гусар или кирасир.