– Посиди ещё немного.

– Так-с, давай снова измерим температуру. А то ты кажется начинаешь бредить.

– Пять минут, Кира. И можешь идти.

Удивлённо смотрю на Тимура. Но он серьёзен. Вздыхаю, выключаю лампочку и усаживаюсь к нему спиной. Всего пять минут. За эти пять минут ведь ничего не случится?

Кира.

Я никогда не любила утро.

Наверное, поэтому я выбрала для себя такую работу – фриланс. Просто чтобы не вставать утром и не плестись на работу, как остальные. Я не любила утро, поэтому ни за что не завела бы себе собаку, с которой нужно выходить спозаранок в любую погоду. Я не любила утро, и именно поэтому Зойке стоило огромных усилий заставить меня встать рано, чтобы поплавать в море на рассвете. Я не любила утро, потому что приходилось вырываться из сладостного омута сновидений, в которых всегда всё было хорошо. Я не любила утро, потому что кровать всегда была пустой и холодной. А мой взгляд в зеркале слишком отсутствующим, особенно если проснуться до десяти утра.

Но сегодня всё не так.

Сегодня моя постель оказывается не ледяной. А будит меня не будильник и отнюдь не Васька, а чьё-то инородное сопение в ухо. Сладко зеваю, потягиваюсь и открываю глаза. Сощуриваюсь на проникающие сквозь шторы солнечные лучи, со стоном переворачиваюсь на другой бок. И меня как будто током ударяет. Мужская рука весьма наглым образом тянется ко мне, приобнимая. Опускаю взгляд на его оголившийся из-под одеяла идеальный пресс и дорожку тёмных волос, уходящую под резинку трусов. Не до конца понимая, что происходит, зажмуриваюсь и снова распахиваю глаза. Но нет, это не видение. Это, чёрт его дери, парень моей сестры. И спальня не моя, и постель тоже.

Если я скажу, что мне не понравилось находиться в его объятиях, слышать размеренное сердцебиение и ощущать лёгкое щекотание на шее из-за его тёплого дыхания, то буду лгуньей. Если скажу, что лицо Тима не прекрасно во сне, когда нет его недовольной складки между бровей, а губы не изогнуты в насмешке, то снова совру. Если скажу, что не вспоминаю о том, какие мягкие его губы, то буду самой большой на свете врушкой.

«Ты отвратительна, Кира Ольховская. Самой от себя не противно? Он парень твоей сестры!» – бранится голос совести в голове.

Ёжусь от собственных мыслей. Пытаюсь выбраться из крепких объятий Тимура, легонько убираю его руку и выскальзываю из кровати. Остаётся добраться до двери, бесшумно выйти в коридор, и я спасена.

Фух! Пронесло! Ругаю себя на чём свет стоит за то, что умудрилась уснуть рядом с ним. И молюсь Богу, чтобы Тим заснул раньше и не видел этого. Иначе он не упустит возможности поиздеваться.

Умываюсь, чищу зубы и захожу в свою комнату, чтобы сменить спальную одежду на зелёный сарафан длиной до колена. Зачёсываю волосы в высокий хвост и собираюсь покинуть квартиру как можно скорее, чтобы не сталкиваться с этим болваном. В сумку кладу кошелёк, ключи и зонтик – на улице пасмурно и скорее всего скоро снова начнётся дождь. Иду в прихожую, чтобы обуться, но меня останавливает Нагломорд. Набрасывается на ногу, вцепляясь когтями и орёт что есть мочи.

– Ух! Отстань от меня, полосатый садист! – отцепляю от себя кота. – Есть небось хочешь? Попроси нормально и покормлю, – строго чеканю я.

– Мяу? – Васька садится в позу и склоняет голову, жалобно глядя своими огромными зелёными глазищами.

– Можешь же когда хочешь, быть милым, – хмыкаю я. – Ладно, Гопник, пошли. Дам тебе твой любимый пакетик.

При волшебном слове «пакетик», кот активизируется, наворачивая вокруг меня круги. Чуть ли не ластится об ноги.

– Троглодит ты, Васька. За пакетик влажного корма родину продашь, – шучу я, заходя на кухню.

И застываю в проходе. Потому что Тим стоит спиной ко входу, упираясь руками в столешницу, с запрокинутой назад головой. Перед ним дымится заварочный чайник. У мужчины всё ещё голый торс, но он хотя бы додумался надеть домашние штаны. Мне вдруг так сильно хочется прикоснуться к нему. Я почти ощущаю, как мои пальцы зарываются в короткие волосы на затылке. Как я обнимаю его сзади, прижимаясь к широкой спине.

Мне нужно уйти, пока я не привлекла к себе внимание. Но я не могу выдохнуть и пошевелиться, потому что ноги как будто приросли к полу, а тело окаменело. И я продолжаю смотреть. И вижу то, что не предназначено для чужих глаз. Что-то запретное и далёкое. Знаю, что не имею права – вот так стоять и пялиться на него. Дёмин не принадлежит мне и никогда не будет. Он парень моей сестры. Даже помыслить о таком грешно, грязно и непозволительно.

Нет-нет, это всего лишь минутное помешательство из-за того, что я случайно провела ночь с ним в одной кровати. Нужно лишь вспомнить, какой Тимур на самом деле гнилой человек. Прокручиваю в голове все его оскорбления в мой адрес, все мерзкие поступки и снова вспоминаю, как сильно его ненавижу. Клятвенно обещаю себе, что больше никогда не помыслю о нём так.

– Мя-я-яу! – настойчиво вопит кот, разрушая тишину.

Сноб оборачивается и спокойно взирает на меня, сканируя взглядом. Усмехается каким-то своим мыслям. Проводит рукой по волосам и приседает на корточки протягивая руку Ваське.

– Кыс-кыс! Иди сюда, котик, – миндальничает он. – Ты хороший котик, да? Дать тебе кефирчику?

Мужчина чешет животинку за ушком, и кот ему не просто позволяет, он мурчит от радости, предатель. Обиженно фыркаю, когда парень сестры достаёт из холодильника бутылку кефира и подливает в миску Ваське. Распрямляется и снова сверлит взглядом меня.

– Куда-то уходишь? – интересуется Тим, делая шаг ко мне.

– Тебе-то что? – спрашиваю я, отодвигаясь как можно дальше от парня сестры.

– Просто подумал… Что после проведённой вместе ночи, ты не захочешь отходить от меня и на шаг, малышка.

– Да что ты несёшь?! – закипаю я от злости. А в душе готова провалиться под пол от стыда, забившись в предсмертных конвульсиях. – Ничего такого не было!

– Ну-ну. Ты просто видела сон, в котором спала с единорогом, – насмехается Дёмин. – Почему тебя это так беспокоит? Только не говори, что ты девственница, Кирюша.

Он тянет глупое прозвище, и мне бы взбеситься. Но почему-то внутри, в районе солнечного сплетения разливается тепло. Пробуждение, его сильные руки, прижимающие меня к себе, горячее тело, всё пляшет под веками, но я не позволяю себе погрузиться в воспоминания.

– Тебя это не касается, – резко отвечаю я.

– О, – хмыкает мужчина. – Теперь мне всё ясно.

– И что тебе ясно?! – теперь уже я придвигаюсь к нему вплотную и тычу указательным пальцем в грудь Тимура.

– Воздержание и всё такое. Поэтому ты такая злюка, – как ни в чём не бывало улыбается он. – Умоляю, не говори, что искала в зале не только богатого парня, но ещё и того, кто поможет тебе с твоей маленькой проблемкой.

– Да ты… Ты… Замолчи! – возмущённо выпаливаю я, запинаясь.

– Иначе что? – дерзко спрашивает Дёмин, протягивая руку и проводя тыльной стороной ладони по моей щеке.

– Иначе…

Договорить мне не позволяет долгий и настойчивый звонок в дверь. Сестра! Это точно моя сестра, которая смогла прилететь раньше. Чувство необъяснимой радости и облегчения затапливают меня. Кто знает, что случится, останься мы с Тимом наедине ещё одни сутки.

Парень Леры отступает от меня, разворачивается и направляется к двери. Васька тут же сбегает и прячется в одной из комнат. Шерстяное недоразумение всегда делает так, потому что не любит чужаков. Щелчок замка и дверь открывается.

– Сыночек! – восклицает незнакомый мне женский голос.

– Мам? Ты что здесь делаешь? – удивлённо спрашивает Тимур.

– Ты же болеешь, разве я тебя оставлю? Иди, Тимочка, я потрогаю твой лобик, – воркует мать мужчины. – Солнышко моё, у тебя всё ещё температура!

Я прохожу по коридору и выглядываю из-за спины парня сестры. Взгляду предстаёт ухоженная женщина. Визуально не дала бы ей больше сорока пяти, но скорее всего она постарше. У матери Дёмина такие же, как у сына карие выразительные глаза, а волосы на несколько оттенков светлее – скорее тёмно-русые, чем тёмно-шоколадные. Фигура, немного полновата, но совсем её не портит.