– Итан! – крикнула я, сражаясь с медведями. – Сделай что-нибудь!

– Помочь собакам? – спросил он, скрывая улыбку за пальцами, которые держал у лица.

Сверкнув в него яростным взглядом, я сорвала с себя полотенце и швырнула им в собак. С вызовом посмотрела на Фишера, а его глаза округлились, и с губ слетела улыбка. Он тяжело сглотнул, отчего дернулся кадык. А я, развернувшись на пятках, гордо пошла на выход.

– Почему ты вся в пятнах? – донеслось мне в спину.

– Черт подери! – выругалась я и припустила в ванную.

Забежала в душ, молясь всем богам, чтобы автозагар еще не успел впитаться, и у меня оставалась возможность смыть если не весь, то большую часть. Но как показало зеркало в полный рост, стоящее в спальне, я зря полагалась на высшие силы, ибо они подвели. Я была похожа даже не на леопарда. Такое сходство наверняка добавило бы мне немного уверенности. Нет, я была как потрепанный жизнью далматинец, которого окунули в карри. Отвратительное зрелище.

Одевшись, я твердым шагом направилась в гостиную, со злостью вколачивая пятки в пол. Босые, да. Несмотря на то, что в доме Фишера не было принято разуваться, я хотела пройтись босиком, чтобы пол остудил хотя бы пылающие стопы, раз уж все остальное тело, которое сейчас буквально горело от гнева, не смог охладить даже душ.

В гостиной все было мирно и спокойно. Не знаю, как Фишер дотянулся до пылесоса, но того на полу не оказалось. А сам обитатель дома снова сидел перед камином, потягивая янтарную жидкость из стакана. В нем звонко стучали кубики льда каждый раз, когда Итан подносил стакан ко рту. Мирта с Фоксом раскинулись на своих привычных местах справа от хозяина, и тихо сопели. Под головой Мирты лежало мое изрядно потрепанное полотенце, кусочек которого Фокс накрыл своей огромной лапищей. Вредители.

Увидев меня, Фишер обернулся.

– Что это за хрень была на тебе? – спросил он, когда я решительным шагом протопала до бара, где плеснула и себе виски на два пальца. Лед добавлять не стала, все равно не поможет.

Опрокинув в себя содержимое стакана, прокашлялась и скривилась. Ну и пойло. Отвратительное.

– Кто же так пьет бурбон сорокалетней выдержки? – спросил Итан, глядя на меня.

Поставив стакан на столик, я развернулась, чтобы выйти из гостиной.

– Тебе стыдно смотреть на меня? – снова подал голос хозяин дома.

Я резко развернулась и, поставив руки в боки, уставилась на него.

– Ты специально разбил тот стакан? – спросила я, прищурившись.

– Нет, – ответил он, не моргнув глазом. Я прищурилась сильнее. Вроде не лгал. Но почему мне казалось, что он все же что-то не договаривал?

– Тогда как он разбился?

– Я уронил его.

– Ты сидел у камина? Итан, – позвала я, когда он не ответил.

– Когда это я разрешал тебе называть меня по имени?

– Я все равно свалю дней через десять, так к чему уже эти формальности?

– Какая разница, где я сидел? – наконец ответил он. Точнее, спросил.

– Значит есть, раз спрашиваю.

– Нет.

Ар-р-р-р! Ну врет же!

Переведя взгляд на стену слева от камина, я увидела на ней мокрое пятно. Точно врет! Швырнул стакан в стену, добавив мне работы, из-за чего я так опозорилась. Мудак!

Снова повернувшись к нему спиной, я решила, что лучшим способом успокоиться станет подготовка теста для булочек на завтрак.

– Красивая задница, – донеслось мне в спину, и я едва сдержалась, чтобы не броситься на него с кулаками. – Сиськи тоже классные.

Подняв руку, я продемонстрировала своему пациенту средний палец, даже не поворачиваясь, а в ответ услышала нечто, напоминающее то ли фырканье, то ли сдавленный смешок. И почему-то мне самой захотелось улыбнуться. Ну правда же ситуация вышла чертовски дурацкой. И злость уже куда-то испарилась. Но чтобы держать лицо – хоть Фишер его и не видел, – я прикусила губу, сдерживая порыв.

Следующие два дня мы сосуществовали мирно. В смысле, старались не пересекаться. Фишер снова стал… собой. Был мрачным и недовольным, но, по крайней мере, больше не кусался словесно.

Проснувшись в пять утра, я сразу отправилась в душ. Теперь я была там частой гостьей, пытаясь смыть ужасные разводы на коже, которые оставил автозагар. И, надо заметить, мне это неплохо удавалось. С каждым днем пятна становились все бледнее, а кое-где даже уже проглядывал натуральный цвет моей кожи.

Вообще я ненавидела автозагар, потому что с ним всегда были какие-то приключения. И иногда кожа выглядела так, будто меня часа три крутили на вертеле на гриле. Но Том всегда называл меня бледной поганкой и говорил, что у меня слишком белая кожа и выглядит она неестественно. Поэтому с первыми лучами теплого солнца по выходным я обязательно находила время, чтобы полежать на шезлонге, а в холодное время года пользовалась автозагаром. Правда, живя с Томом это было делать легче. У нас не было животных, которые могли бы сорвать с меня полотенце. А еще у нас не было подопечного, к которому я бы сорвалась прямиком из ванной.

В общем, после этого случая я со злостью выдавила весь автозагар в унитаз, а тюбик выбросила в мусор. Я решила, что, раз уж у Фишера все равно нет ко мне никаких поползновений, потерпит мою неестественно белую кожу. Хотя почему неестественную, я так и не поняла, просто когда Том заявил об этом, я поверила и не стала анализировать.

Расположившись в большом душе возле лестницы, я включила воду, и всю комнату тут же заволокло паром. Натираясь, я мурчала под нос прицепившуюся ко мне песенку, когда мне показалось, что на меня кто-то пялится. Резко дернувшись, положила руку на стекло кабины и протерла его от пара. Всмотрелась в дверь, которую – идиотка – оставила приоткрытой. К счастью, в коридоре никого не было, так что я выдохнула. Но все же постаралась как можно скорее закончить с водными процедурами. А еще я постоянно бросала взгляд на дверной проем и часто протирала стекло. В какой-то момент мне показалось, что в щели двери скользнула тень, но я успокоила себя тем, что, скорее всего, это собаки бегали по дому в ожидании, пока я выпущу их на улицу.

Вот только выключив воду, я услышала доносившийся с кухни шум кофемашины. И тогда меня бросило в жар. Неужели Фишер подглядывал за мной?!

Итан

Держась рукой за выступ, я слегка подтянулся, но правая нога скользнула, и под ней посыпались мелкие камешки. Я уже видел вершину, мне стоило только подтянуться, и я бы оказался на месте. Но от того, что нога сорвалась, рука тоже начала соскальзывать. Махнув второй, чтобы зацепиться и ею, я потерял равновесие и, оторвавшись от скалы, повис на веревке. Тяжело вздохнул, вцепившись в стропу, но не успел подтянуться, как крепление лопнуло, и я полетел вниз. Ужас, охвативший меня, поджог синим пламенем позвоночник. Я пытался кричать, но голоса не было. Силился сделать вдох, но в легких как будто поставили клапан, который никак не хотел открываться. С застрявшим в горле криком я резко распахнул глаза.

Опять вся постель была мокрой от пота, горло саднило от застрявшего в нем крика. Я дышал тяжело, а сердце барабанило о ребра, пытаясь выпрыгнуть. Я снова проходил через ад, который пережил, по ощущениям, словно вчера, хоть после падения прошло уже прилично времени.

Сев на кровати, посмотрел на электронный будильник на прикроватной тумбочке. Красные цифры показывали, что было ровно пять утра. Я понял, что уже не засну, так что отлеживаться в постели смысла не было. Проведя ладонью по влажной от пота простыни, я вздохнул и пересел на кресло, чтобы отправиться в душ.

Через двадцать минут я уже спускался на лифте вниз, чтобы выпить кофе, но перед этим собирался включить ноутбук и поставить на загрузку программу для проектирования. Проезжая мимо большой ванной комнаты, я притормозил. Дверь была приоткрыта, и оттуда доносился шум воды. Я открыл ее немного шире и застыл. За стеклянной стенкой душевой находилась Райли. Голая Райли. Что, в принципе, логично, учитывая, что она принимала душ. Но нелогичной оказалась моя реакция на это зрелище.