– Зато я способен превратить твою жизнь в Ад и без всякого причинения вреда, – как-то хищно улыбнулся Лоренсо.

Я смотрела на него с едва скрываемой ненавистью и думала о том, какого ляда он казался мне желанным. Помутнение рассудка, что ли, нашло? Он же… самодур. Тиран. Полный псих, готовый на всё ради своих прихотей. Разменять человеческую – мою! – жизнь для него ничего не стоит.

– Значит, кормить меня запрещается? – спросила сквозь зубы.

– Ты будешь получать пищу только на совместных трапезах, – он кивнул.

– Я услышала. Могу идти?

Ещё один кивок. Мужчина отвернулся, даже не дождавшись моей реакции. Мол, хочешь – иди, хочешь – оставайся. Мне плевать. В библиотеку возвращаться я не стала: пропал любой интерес к чтению. Зачем узнавать что-то про мир, если скоро меня даже из дома не выпустят? Запрут как племенную кобылу себе на потеху.

Мне хотелось закрыться в комнате и горько рыдать. Забиться под одеяло. Спрятаться. Скрыться.

Мысли лихорадочно роились в голове. Страх нарастал. Я ходила по комнате взад-вперед и отметала идею за идеей. Побег. Нападение. Шантаж. Что нужно сделать, чтобы спастись?Может быть, есть какой-нибудь маг, способный вернуть меня обратно? Зачем обязательно обращаться к Лоренсо, если этих храэнов до чертовой матери? Ну, допустим, не до чертовой, но хватает.

Правда, пока что я этому магу ничего не могла предложить за свое спасение. Но это вопрос второй. Разберемся с ним сразу же, как найдем предполагаемую жертву.

Потом наступило бессилие. Я просто рухнула в постель и лежала, уставившись в потолок… лежала… лежала…

Лоренсо вызывал меня к себе – через Дину, разумеется – на ужин, на завтрак и на следующий обед. Я не явилась. Даже с кровати не поднялась, когда служанка в очередной раз попросила не пререкаться с Маркусом.

– Просто Катя, – обеспокоенно говорила она, нависнув надо мной, – пожалуйста, одумайтесь. Не морите себя голодом. Конечно, многие храэны отказывались от мирских благ во имя очищения души и тела. Я слышала, что храэна Марри, супруга храэна Кетерри, голодала девятьсот дней, дабы на нее снизошло озарения. Но она… она же другая была… Вам нужно кушать. Вы же худенькая такая… а храэна Марри… она во-о-от такая была.

Дина широко развела руки, показывая, какой конкретно была эта храэна. Необъятной. Вот какой.

Кажется, я догадываюсь, как именно она отказывалась от еды. Днем наверняка изображала праведницу, а ночами хомячила под подушкой калорийную булочку.

Хм, ночами…

Лоренсо запретил меня кормить, но он ничего не сказал про спонтанные набеги. Буду аки таракан, пробираться на кухню в ночи и, подергивая усиками, воровать что-нибудь съестное.

Если честно, от голода сводило живот. Я, конечно, как и любая девушка, любила категорично заявить, мол, всё, сажусь на диету. Устрою-ка себе разгрузочный день. Отныне – только кефир. Но – как и любая девушка – срывалась через пять часов и отъедалась шавермой.

Сегодняшний разгрузочный день удался на славу. Дина приносила воду – видимо, поить меня не запрещалось. Но и всё на том.

Поэтому, едва в доме утихли голоса, смолкли шорохи, я пошла на разбой. С твердой уверенностью не только поесть, но и запастись на завтрашний день.

***

Так прошло несколько дней. Отныне я питалась ночами, пробираясь на кухню, когда все в доме уже спали. Город засыпает – просыпается мафия, муа-ха-ха! Ну, точнее, одна оголодавшая девица, которая тихонько проскальзывала по коридорам босиком, а обратно в комнату возвращалась, неся в подоле платья что-нибудь съестное, чтобы не окочуриться на следующий день от голода.

Меня никто не замечал. Лишь однажды меня застал за «ночным разбоем» мальчишка – сын поварихи, кажется, его звали Райном. Он вошел на кухню, наверное, тоже с желанием что-нибудь стащить из погреба или просто водички глотнуть. Но вместо этого застыл на пороге и уставился на меня, поедающую наваристые щи прямо поварешкой из большой кастрюли. Я так и замерла с поварешкой в зубах, настороженно глядя на мальчика. Но тот только испуганно ойкнул, смутился и дал деру из кухни. Наверное, он не стал никому говорить, что видел меня, так как прислуга помалкивала, да и Маркус – тоже. Я его вообще несколько дней не видела, и пока что меня это полностью устраивало.

Запасенную еду складировала у себя под кроватью. Фрукты, хлеб и различные сладкие булочки, всякие пряники и прочая выпечка. Даже огурцы к себе тащила и радостно хрустела ими в обеденное время.

– Просто Катя, а вы так похорошели за эту неделю! – восхищалась Дина мной, когда в очередной раз принесла мне попить. – Отказ от мирских благ во имя очищения души и тела воистину пошел вам на пользу!

Я криво улыбнулась и чуть не подавилась куском яблока, который прятала сейчас за щекой. Дело в том, что я как раз грызла большое сочное яблоко, сидя на кровати с книжкой в руках (которую тоже стащила ночью из библиотеки, ага, во, какая я преступница!), когда ко мне в комнату влетела Дина. И если само яблоко вместе с книжкой я под подушку спрятать успела, то проглотить огромный кусок не получилось, и сплюнуть куда-то незаметно тоже не вышло. Пришлось держать его за щекой и пафосно молчать, изображая вселенскую скорбь по своей участи.

Дина задумчиво посмотрела на кувшин с водой, принесенный для меня.

– Может, мне тоже отказаться от мирских благ? Глядишь, тоже похорошею, как вы, заодно и похудею немножко…

Я сделала вид, что отпиваю из стакана воду, чтобы проглотить, наконец, чертов кусок яблока. Чуть не подавилась и громко откашлялась, потом сказала:

– Не советую, Дина. Полноценное питание гораздо больше тебе подходит.

– О, кстати, насчет «подходит», – напряженно улыбнулась Дина. – Я ж чего пришла? Портной привез ваши платья! Мы можем спуститься померить их прямо сейчас.

– О, так чего ж ты молчишь? Отличная новость! Идем скорее! – вскочила я на ноги, радостно потирая руки.

Ну наконец-то у меня будет нормальная одежда!

Ну как – нормальная… С моей точки зрения, конечно.

Искромсанные наряды сидели восхитительно. Без единого нарекания. Вырезы где надо, декольте оголяет всё, что может оголить. Особенно мне понравилось то, как портной «поиздевался» над платьем глубокого розового цвета. Дико красивое, но изначально оно выглядело каким-то бессмысленным. Кричащий цвет разбивался о тотальную закрытость. Рюшки все эти, воротники.

Теперь же… о да, оно было хорошо!

Долой лишние рукава, долой тройной подъюбник. Теперь оно казалось легким, почти невесомым. По низу платья пустили блестящую отстрочку (кажется, мастер в какой-то момент проникся моими идеями и постарался сделать «ночнушку» хотя бы красивой).

Я надела его на себя, покрутилась перед зеркалом. Материал на подоле блестел в солнечных лучах, переливался. Мне нравилось. Сразу стало легче дышать.