– Как только они узнали о смерти отца, отправились в кабак праздновать его кончину. Скоро наступит деление наследства, ты представляешь, сколько они получат золота?

Эксодий уже не слышал Дахия, догадавшись о причине праздника. Они продали отца, повесили на него ценник. В голове мелькали воспоминания о том, скольким он был готов пожертвовать ради жизни Гидеона, но они… Они… "Они поплатятся." – именно с этой мыслью Эксодий достал шпагу и в ливень двинулся в кабак, пока перепуганный Дахий отговаривал его пускать кровь.

      Двери кабака были резко выбиты ногой, а из улицы в помещение вошёл мощный грохот молнии и Эксодий, что, не роняя слов, ринулся к столу, за которым сидели шокированные Гвала и Алмакир, и невероятно быстрым взмахом руки разрубил шпагой мебель надвое, едва ли не задев братьев. Толпа в страхе завопила и разбежалась по углам, а зеваки собирались вокруг буйного сына, чтобы узнать, что происходит. Гвала и Алмакир разозлились и потребовали объяснений, на что Эксодий ответил, крепко держа шпагу наготове:

– Сколько, по-вашему, стоит жизнь нашего отца?!

– Чего ты несешь, урод?!

– Я уже смирился с тем, что вы не дорожите кровными узами, но радоваться смерти родного отца и делить его имущество, со счастливым лицом распивая эль?! Вы переходите все границы! – взывая к законам, собрался Эксодий поумерить пыл, надеясь не доставать шпагу и всё решить мирно, как та девушка-вашак. И хоть Алмакир, завидев острую как бритва шпагу, был готов согласиться мирно разойтись и обойтись без погрома и расправ, Гвала был непреклонен.

– Я не собираюсь потакать твоим бабьим чувствам и рыдать за каждого умершего! Гидеон умер, и теперь ЕГО золото МОЁ, ясно тебе, пидорас?! МОЁ! И я лучше сдохну, чем буду твоей собакой, как никчёмный Дахий!

Гвала бросил всю желчь и грязь, что скопилась в нём за всю жизнь, и та разъедала Эксодия, сводила его с ума и не давала здраво мыслить. Рука так и жаждала потянуться за шпагой и отсечь брату голову, но в один момент Эксодий смог взять себя в руки, и, искрящимися глазами сверля очи Гвалы, он схватил его за ворот грязной рубахи и гневно прошипел: "Мы же дети одних родителей, так почему ты так поступаешь с ними?!" На что Гвала лишь окинул презренный взгляд и сказал: "Я не одарю тебя ответом, плаксивая сука." Эксодий схватился за шпагу и чуть было не заколол ею брата, но Дахий успел зажать его руку и оттолкнуть братьев друг от друга. Гвала лежал на земле до смерти перепуганный, ибо не останови Дахий Эксодия, то был уже не жилец с проколотым брюхом. Алмакир, решив воспользоваться ситуацией, уставил указательный палец в сторону Эксодия и сказал во всеуслышание: "Эксодий настолько агрессивен, что может заколоть родного брата! Он мне не король, а кровожадный убийца! Ему нельзя держать в руках шпагу, и этот человек будет управлять королевством и нашими жизнями?! Задумайтесь, под чьим именем нам нужно будет жить!" Однако сам Эксодий, от начала и до конца прослушав его речи, просто молча ушёл восвояси, а Дахий остался помогать прибраться, пока капли дождя капали на пол через открытую дверь в грозу, куда вошёл будущий король.

"Каждый сам себе судья"

Прошло уже одно кольцо со смерти отца, а регент, назначенный Эксодием от лица Гидеона, стабильно вел государственные дела и обучал героя нашей истории политике для скорого наследования престола. Всё это время Эксодия не покидали мысли о словах матери, но вопросов со временем становилось больше, чем ответов. И в этом возрасте, полном непонимания и грядущих больших обязанностей, Эксодий сталкивается с проблемой, что обнадёжит его и заставит на время поверить в сплоченность того, что осталось от семьи.

      Шелест осенней листвы проникал сквозь окна, а ветра доносили дары осени сезоном сбора ягод и пшена, отчего по улицам проходил хлебный фестиваль, и в дома заходил запах булок, что совсем недавно достали из тёплой печи. Это событие заставило Эксодия задуматься о том, что нужно человеку, записывая об этом дне спустя десяток колец в свой дневник:

"Каждую осень в королевстве проходил хлебный фестиваль. Наши люди радовались хорошему урожаю и делились этой радостью, выпекая хлеб. Знатные лорды, которым каждый день подавались роскошные яства, фаршированные утки и целые корзины разнообразных фруктов, с огромным удовольствием скупали у простого люда лепешки и булки. Это мне напомнило, как в детстве я возжелал сделать королевство ещё больше и ещё сильнее, несмотря ни на что. Но как только я стал заниматься обязанностями короля, понял, что рвать и метать за высшую цену – себе дороже. Ступать за золотом нужно осторожно и держать свой мешок с серебром так же крепко – если не крепче – как намерение идти вперед. Как и знать на фестивалях, что стремились к благополучию своих домов, комфорту и роскошной пище, но всё ещё радовалась и делилась радостью вкусить простой кусок хлеба."

В этот замечательный день Эксодию пришла в голову идея сплотить семью, чтобы с лёгкостью вести государственные дела и избавиться от разлада среди своих братьев.

      Выйдя в центр кланового дома, Эксодий прикупил в лавке у крестьянина корзину свежих булок. Из-за запаха еле сдерживаясь, чтобы не съесть всё по пути, он отправился в кабак "Толстая Кружка", где привык видеть своих братьев. Сегодня собралось намного больше людей, чем обычно, а в толпах веселых пьянчуг Эксодий пытался опознать своих братьев, но всё было тщетно. Там – плотник со своими друзьями, тут – новоиспеченный вассал отпивает свою новую должность в окружении красивых и не очень девушек; и все они веселы! Но Эксодия смутил один стол, вокруг которого не было никого, а сидел за ним подросток со знакомыми чертами лица, но кривила их досада и мрак. Только когда Эксодий с любопытства подошёл к столику поближе, тот узнал в этом размазанном, плавающем в круговороте тревоги, страха и пьянства лице, родного брата, Гвалу Айтилла. Эксодий аккуратно положил ему руку на плечо и спросил: "Что случилось?" На что Гвала, чуть ли не всхлипывая, схватил жалобно Эксодия за рукав камзола и сказал:

– Эксодий, брат, прости нас, глупых людей за всё!

– Что с тобой? Где Алмакир?! – в шоке раскрыв шире глаза, пытался понять ситуацию Эксодий.

– Алмакиру не видать головы на плечах, если ты не поможешь! Он защищался! Он… Он… – не мог уже нормально связать пару слов Гвала в состоянии сильного пьянства и страха, что сильно разозлило Эксодия.

– Говори внятно! От начала и до конца: что случилось с Алмакиром? Говори!

– Недавно он сцепился с графом Гуаму и избил его. Он это делал не со зла! Но сейчас Алмакир в узилище, и скоро над ним будет суд. Если он его проиграет, то… То… – не мог продолжить Гвала, представляя, что не станет больше брата рядом с ним. – Ему очень жаль, Эксодий. Он не хотел причинять ему вреда. Если ты ему поможешь, он исправится, обязательно!

Эксодий не стал как-либо мешкать и, ухватившись за кончик надежды, принялся изо всех сил взбираться к процветанию и гармонии в семье. Он понимал, что это может быть последним шансом наладить отношения с близкими и не ударить в грязь лицом перед покойным отцом, которому пообещал следить за братьями.

      Эксодий поднял на уши всех знатных лордов, что могли вступиться, дать ложные показания и правдами и неправдами, так или иначе, оправдать преступника Алмакира Айтилла на суде. Вся столица ходила ходуном: одни графы с энтузиазмом вставали на сторону Эксодия, надеясь заблистать перед следующим королем или из уважения к предыдущему; другие окутали себя дымкой сомнения, и те были ведомы чувством справедливости, решаясь провести собственное расследование и вставая стеной за жертву происшествия, в жажде воспользоваться незримой рукой закона и отсечь ложь или же убить неприятного им человека, не марая при этом кровью свои рукава. А графини распространяли слухи по королевству через своих слуг и семью настолько, что знатные лорды из других городов с трепетом и тревогой отправились в столицу Айтилла, дабы воочию следить за развитием событий дела о нападении брата будущего короля на графа Гуаму. И чем больше откладывали день суда над Алмакиром, тем больше росли волнения среди народа, что начал сомневаться в мотивах Эксодия. Никто не мог понять, с чего вдруг он так рьяно защищает права того, кого несколько раз чуть было не убил в гневе? И хоть вначале позитивные мысли о том, что Эксодий защищает права даже тех, кого ненавидит, в народе обнадеживали и давали нашему герою ореол чести и справедливости, со временем уходили на замену сомнениям и слухам о заговоре. Никто уже не доверял ни Эксодию, ни Алмакиру, ни даже пострадавшему графу. И вот, когда поиски людей и личные разговоры Эксодия с судьями и свидетелями продлились слишком долго, пришло время покончить с подготовкой и начать было сражение лоб в лоб.