Вот и наступил этот поворотный день в истории российского адронного коллайдера и моей скучной однообразной жизни охранника! Все случилось в обычную предвыходную пятницу, и как назло, в мою с Германом смену. В этот день руководство УНК решило запустить первый пучок протонов по большому кольцу ускорителя в тестовом режиме, что бы столкнуть их с чем-то не менее мелким и совсем непонятным для меня. Основной целью этого пятничного мероприятия было проверить все новое оборудование на работоспособность, чтобы на показательном запуске ускорителя не случилось непредвиденных эксцессов и поломок. От этого запуска зависело дальнейшее финансирование всего проекта. Людей, точнее инженеров, в этот пятничный день внутри здания было немного. На пробные испытания прибыл лично начальник УНК товарищ Босс в сопровождение каких-то двух иностранных ученых и десятка лаборантов и инженеров, которым требовалось привести в рабочее состояние всю эту махину. Мне с Германом было приказано запереть здание изнутри, никого не впускать и не выпускать, а так же нам было велено быть со всеми в центре управления ускорителем. Я не понимал, зачем мы там с Германом понадобились, но я привык выполнять приказы умного начальника беспрекословно.

Центр управления ускорителем представлял собой небольшое помещение с очень высокими потолками. Эта комната была плотно заставлена многочисленными новенькими компьютерами, какими-то жужжащими стойками с мигающими зелеными, синими и красными светодиодными лампочками. Из этих мигающих стоек торчало множество цветных проводов, которые либо снова подключались к стойке, либо уходили куда-то под пол. В комнате еще было два больших стола, на которых стояли два огромных пульта с цветными ручками, регуляторами и кнопками, похожие на микшер профессиональных звукооператоров.

Сегодня здесь было очень шумно из-за многочисленной работающей новой техники, кондиционеров и разговоров людей. Павел Геннадьевич носился по комнате, громко раздавая приказы направо и налево, как заправский боевой генерал. Из всех его выпускаемых в воздух слов я понимал только местоимения и маты. Он кидался сплошной научной аббревиатурой и терминами совершенно непонятными мне, но зато вполне понятной остальным его собратьям ученым и лаборантам.

– Ну, все! Пускаем пучок протонов по большому кольцу, – прокричал кому-то Павел Геннадьевич, впервые сегодня не использовав мат в целом предложении.

Лаборанты защелками многочисленными кнопками на пультах, стойках и активно застучали по клавиатурам своих компьютеров. Оживление достигло пика.

– Пошел пучок, – крикнул один из лаборантов в огромных очках и старом изношенной коричневом свитере, с оттянувшимися рукавами и потертым грязным воротником клетчатой байковой рубашки, торчавшей из-под свитера. Этот лаборант сидел за большим плоским монитором современного компьютера и наблюдал там за мигающей схемой кольца ускорителя. Я с Германом, все это время, стоял в сторонке у стеночки, подперев ее своими могучими пухлыми спинами, чтобы не мешать работать остальным. Мне совсем не было понятно, для чего нас сюда пригласили. Мы тут только мешали, но приказ начальника не обсуждалась. Мы стояли и ждали, периодически широко зевая, от этого скучного для нас процесса. В комнате становилось все жарче и жарче.

– Мы готовы к столкновению, – громко прокричал всем сквозь гул людей и техники, какой-то незнакомый мне ученый, одетый тоже в старый изношенный свитер.

Потертый старенький свитер, это самая настоящая рабочая одежда всех наших научных сотрудников в глубинке. Это научная мода, которая твердо поддерживается из года в год. Еще, под свитер, принято надевать байковые рубашки в клеточку. Особо стильные ученые, частенько, не брезгуют нацепить на такую рубашку и яркий галстук, для солидности. Недавно мне попался такой, в свитере с оленем, ярким зеленым галстуком с утятами и густой нечёсаной бородой. Если бы не знал, что это кандидат наук и преподаватель на кафедре, я бы подумал, что это бомж, т.е. хипстер.

Павел Геннадьевич услышал, что все готово к самому главному. Все в комнате немного притихли, ожидая пускового слова от начальника. В этом ожидании, даже техника стала работать тише. Товарищ Босс перекрестился, смотря на портрет Эйнштейна, висящей здесь на одной из стен, и поднял правую руку вверх.

– Пускай, – крикнул он, махнув рукой, словно давая старт гоночным машинам.

– У нас обрыв! – прокричал какой-то лаборант в синем халате, накинутом на свитер. Этот парень испуганно смотрел в экран монитора своего компьютера, активно нажимая кнопки на клавиатуре.

– Полная остановка! – громкая скомандовал Павел Геннадьевич. По его выражению лица, я понял, что случилось что-то нехорошее и сейчас начнут раздавать люля. Но это сделать он не успел, т.к. в комнате неожиданно вырубилось все освещение. Противно запищали резервные блоки питания компьютеров. Часть мониторов моргнула и погасла. Зловещи затихли вентиляторы воздуховодов. Люди непонимающе вертели головами по сторонам, с немым вопросом – что тут произошло?

– Что случилось? – спросил я Германа, но он в ответ только недоуменно пожал плечами, продолжая внимательно следить за обстановкой.

Поинтересоваться у товарища Босса мы побоялись, потому что эта ситуация привела его в бешенство. Павел Геннадьевич нервно достал свой сотовый телефон из кармана, яростно набрал номер, тщательно и сильно выжимая каждую кнопку, и приложил трубку телефона к уху:

– Какого хрена у вас там происходит? – очень громко начал кричать он на человека, ответившего на его звонок, словно он и не был кандидатом физико-математических наук. – Что у вас там такое случилось? Где, нафиг, долбанное электричество! Я вас всех, нахрен, поувольняю немедленно! – орал он в телефон, как прораб на строителей гастрабайтеров. – Что сгорело? …Как такое могло случиться? Ты что там? Сума сошел? У нас запуск ускорителя! Чини давай быстро! Что бы через минуту все было! – лицо нашего начальника покраснело от переполнившей его неимоверной злости.

– Это он орет на начальника электростанции, – прошептал мне на ухо Герман. – На территории нашего объекта есть своя небольшая электростанция для нужд города и ускорителя.

– Понятно, – тоже шепотом ответил я, искренне жалея этого бедного человека, на которого наорал Павел Геннадьевич.

Пока товарищ Босс выяснял отношения с человеком в телефонной трубке, включилось освещение, снова загудели вентиляторы, погасшие компьютеры стали загружаться, тихо потрескивая и попискивая своими электронными внутренностями. Павел Геннадьевич осмотрелся и замолчал. Он сунул мобильник обратно в карман и подошел к человеку в синем халате, который известил всех об обрыве в кольце ускорителя:

– Где обрыв? – отрывисто спросил Павел Геннадьевич этого человека.

– В трех с половиной километрах отсюда, – ответил он и ткнул пальцем в монитор, оставив жирный след от пальца на экране.

– Герман! – крикнул в нашу сторону Павел Геннадьевич. – Быстро иди сюда! – приказал он. – И ты, Анатолич, тоже, – добавил товарищ Босс лично для меня, когда Герман двинулся к нему один. Местные уже давно ко мне привыкли, поэтому все называли просто Анатоличем.

Мы обступили монитор, на котором мигала красным цветом часть кольца ускорителя, изображенного здесь схематично.

– В общем так, Анатолич, нужно съездить вот в это место и посмотреть, что там случилось, – приказал мне Павел Геннадьевич, тыкая пальцем в красную точку на мониторе. – Семеныч! – позвал начальник кого-то из толпы, собравшейся позади нас.

К нам подбежал тощий пожилой мужчина в огромных увеличивающих очках, с яркой блестящей от пота лысиной, окаймленной редкими седыми волосами. От него несло свежим легким утренним перегаром. Мужчина был одет в синий рабочий халат на рубашку, в карманах которого громко звенели отвертки, гаечные ключи и прочий мелкий инструмент. На Семеныче не было свитера, поэтому я решил, что он не ученый, а простой лаборант или местный слесарь.

– Поедешь с Анатоличем в это место, – Павел Геннадьевич обратился к Семенычу, снова ткнув пальцем в жидкокристаллический монитор, где мигало красным цветом место поломки ускорителя, – и посмотришь, что там такое случилось с каналом, – приказал товарищ Босс Семенычу.