Однако до места назначения они не добрались. Васю вдруг замутило, и он метнулся вдоль невысокого заборчика к задворкам одной из крестьянских усадеб. А друзья не бросили Василия в беде: побрели за ним следом. И видели, как его вырвало прямо на забор, примыкавший к чьей-то рубленой бане. Стены её всё еще источали влагу и жар, но париться в ней явно уже закончили: чуть приоткрытая банная дверь покачивалась на ржавых петлях.

– Хорошо бы и нам ополоснуться, – заметил Иван Немцов. – Да и Ваську надо бы…

Он не договорил: глаза его внезапно округлились, и он тотчас пригнул к земле голову Полякова; Вася же и так стоял, склонившись в три погибели.

От крыльца близлежащего дома в их сторону торопливо и скособочено шкандыбал старик, державший в руке увесистую корзинку, из которой высовывалось горлышко здоровенной бутыли с белесо-мутноватой жидкостью. Возле бани дедок покрутил головой – огляделся по сторонам. Однако троих строителей не увидел и быстро зашел внутрь.

– Вот бы посмотреть, что у него в корзинке, – прошептал Егор Поляков. – Небось, не только выпивка, но и жратва! Может, он замыслил тайком от своей бабки устроить в бане сабантуй – с такими же старыми грибами, как он сам…

Старик пробыл в бане не более минуты и выскочил оттуда как ошпаренный – уже без корзины. Он запер банную дверь на задвижку-вертушок, зачем-то перекрестился и заспешил обратно к дому.

– Ясен пень, – сказал Немцов, – он там еду и самогон оставил. Но сегодня он к ним, похоже, уже не притронется. А до завтра много чего случиться может! – И он со значением глянул на Егора и на бледного Васю.

– Что ты имеешь в виду? – деланно хмурясь, спросил Поляков.

– Да какого ж рожна мы карге старой будем за самогон платить, если здесь его можно даром взять?!

– Не-е, ребята, – с усилием выговорил Вася Руссков. – Вы – как хотите, а с меня на сегодня хватит. Погано мне как-то…

– А разве тебя кто заставляет пить? – Иван похлопал юношу по плечу. – Не хочешь – не надо, нам больше достанется. Зайдешь, посидишь с нами, а если в шайках вода осталась, ещё и морду умоешь.

– Так ведь это ж чужая баня! Нас не посадят за то, что мы туда вломились?

– Кто говорит – вломились? – подал голос Поляков. – Замка ведь на двери нет, так – чурбачок деревянный. Он ведь и сам собой отвернуться мог. Если что, скажем – проходили мимо, увидали открытую дверь, да и заглянули внутрь.

– Дело говоришь! – обрадовался Иван. – Заходим, мужики!

И они друг за дружкой вошли в закопченный и обветшалый предбанник, где в углу, под самым потолком, серело многослойным наростом осиное гнездо. На полу валялся прохудившийся медный таз, рядом – деревянный ковш с отломившейся ручкой, но корзины со снедью нигде видно не было.

– Может, не пойдем дальше? – предложил в последний раз Василий. – Всё-таки…

– Всё-таки, всё-таки! – передразнил его Иван. – Раз уж отворили дверь, обратно поворачивать смысла нету.

– Точно – нету, – кивнул Егор и первым прошел из предбанника в саму баню.

И здесь их ждал сюрприз.

От печи-каменки валил густой горячий пар, как будто на неё только что плеснули воды. Но не из-за этого Поляков остановился так внезапно, что Немцов, шедший за ним следом, врезался в его спину. Прямо на полу лицом к входу сидели, поджав под себя ноги, три обнаженные женщины – молодые и дьявольски хорошенькие. Егор Поляков, женатый вторым браком и имевший троих детей, при виде них ошалел, как мальчишка. Ошалели и Василий с Иваном.

– Ай да дед… – протянул Немцов. – Какие крали к нему в баню захаживают!..

А нагие красотки словно бы и не замечали гостей. Из корзины, стоявшей перед ними, они извлекли вареную курицу, разодрали её руками, и каждая принялась жадно обгладывать косточки на доставшемся ей куске. Они ели минут пять – и никто за это время не выговорил ни слова. Но затем «крали» оторвались-таки угощения и насмешливо глянули на застывших в дверях мужиков.

– Что ж вы стоите? – произнесли дамочки – как ни поразительно, слаженным хором. – Раз пришли в баню, мойтесь с нами!

И второй раз приглашать себя Руссков, Немцов и Поляков не заставили. Они мигом скинули всю одежду, по-турецки уселись на пол и принялись доедать и допивать то, что осталось от трапезы красоток. Правда, еда на вкус мужикам не особенно понравилась: её забыли посолить; так что они больше налегали на самогон. При этом Ивану Немцову бесстыдно улыбалась русоволосая девица с пышными формами, чья кожа в сумерках бани как будто отливала зеленью. И строитель начал уже примериваться, как бы ему с этой раскрасавицей забраться на полок.

Но не пройдошливый Иван, а скромник Вася опередил всех. Хлебнув-таки браги и по второму разу за вечер захмелев, Руссков приобнял за талию стройную блондинку, сидевшую подле него, и впился ртом в её губы, от которых пахло самогоном, а еще – чуть заметно – плесенью. Целовал он её самозабвенно, и не сразу заметил одну странность: дамочкина спина, по которой елозила его рука, вся состояла из влажных бугрящихся неровностей. На неё словно бы налипло что-то мылкое и мокрое. И паренек только успел подумать, что бы это могло быть, как ответ нашелся сам собой.

Третья раскрасавица – цыганистого вида брюнетка – вдруг поднялась на ноги, потянулась, будто в сладостной истоме, и проговорила, обращаясь к разомлевшему Егору:

– А потри-ка ты мне спинку, друг любезный! – И повернулась к Полякову тылом.

Не проглоченный глоток самогона выплеснулся у Егора изо рта. И бывалый мужик издал горлом звук, больше похожий на писк новорожденного котенка. Иван и Вася не поняли, что случилось, глянули на обнаженную «цыганку» – и обоих будто паралич разбил.

Там, где у брюнетки должна была бы находиться спина, не оказалось ничего. Точнее, не оказалось того, что принято считать человеческой спиной. На тыльной стороне туловища женщины – на пространстве от плеч до ягодиц – влажно поблескивали не прикрытые ничем внутренние органы, названий которых Руссков, Немцов и Поляков не знали. Боковые же границы между нормальным телом и страшной «требухой» пролегали там, где следовало бы находиться остриям лопаток. Вот только никаких лопаток у красотки и в помине не было. Как не просматривалось на её спине ни позвоночника, ни ребер. Оставалось загадкой, как при полном отсутствии костей женщине удается сохранять вертикальное положение? А главное: почему она ест, пьет и разговаривает, если вид у неё такой, будто она сбежала из анатомического театра?

И тут все три дамочки одновременно кинулись на облюбованных ими мужчин. Лишенные спин существа раззявили рты (губы их при этом растянулись до размеров совершенно несусветных) и на вдохе засосали в себя головы Васи, Ивана и Егора.

Скрябин, который и во сне ясно осознавал всё происходящее, мгновенно припомнил повесть Булгакова «Роковые яйца» – сцену гибели несчастной Мани, жены чекиста Рокка: Затем змея, вывихнув челюсти, раскрыла пасть и разом надела свою голову на голову Мани и стала налезать на неё, как перчатка на палец.

Ни один из строителей не сумел позвать на помощь. Но оказать сопротивление – когда, собственно, уже было поздно, – они всё же попытались. Их руки и ноги начали судорожно колотить по обнаженным женским телам, словно бы отбивая ритм в неком дикарском танце; однако длилось это недолго. Плотоядные «крали» за несколько секунд высосали плоть из кожи своих несостоявшихся любовников, как высасывают мякоть из маринованных помидоров. При этом сама кожа осталась снаружи, а все три освежеванных тела были поглощены чудовищами без остатка.

Впрочем, дамочки бвстро выплюнули свою добычу – измочаленную, с переломанными костями. И, несомненно, Руссков, Немцов и Поляков уже были мертвы, когда их лишенные кожи тела оказались на полу.

На том и закончился первый макошинский сон Скрябина: зазвонил будильник на его прикроватной тумбочке.

А на следующую ночь Николай увидел макошинский сон под номером два.

5

Теперь он очутился в бревенчатом сельском доме – в небольшой квадратной комнатке с полосатыми обоями на стенах, с письменным столом напротив входной двери. Скрябин откуда-то знал, что это было Макошинское отделение милиции. И что участковый милиционер вызвал туда для допроса Евдокию Варваркину – жену Степана Варваркина: того самого старика, который приносил еду трем голым дамочкам.